Рок-портреты. Часть 7. Тёмные страсти Агаты Кристи

Группа Агата Кристи воспевает безумие?

Героям песен братьев Самойловых, вроде бы, и правда на всё плевать, нет для них никаких рамок и законов. Однако давайте присмотримся, в чём для них выражается эта «абсолютная свобода». «Агата Кристи» воспевает безумие, отказ от разума, подчинение самым тёмным страстям. В той же песне «Ты и я» говорится: «Давайте все сойдём с ума — сегодня ты, а завтра я».

Далее — разрушение, разрушение себя и всего окружающего. Вполне в духе реакционных немецких идеалистов Самойловы объявляют собственное сознание неким самодостаточным замкнутым миром, гораздо более важным, чем весь остальной мир с населяющим его человечеством. Кстати, это подтверждается не только творчеством, но и прямыми высказываниями музыкантов. Например, в документальном фильме «Эпилог» Вадим Самойлов так и говорит: «Было интуитивное понимание, что мир вокруг нас — это ещё не весь мир. Есть ещё мир внутри нас. И, видимо, нам изначально было интересно копаться именно в этом мире. И я до сих пор уверен, что это самое интересное занятие вообще, которое художник может себе позволить». Но если в сознании человека спрятан некий отдельный, «ещё один» мир, то любой алкоголик, истязающий свою печень, или обкурившийся подросток, режущий вены в сортире, занят очень важным делом, поскольку является чуть ли не богом, уничтожающим вселенную. Для эгоцентрика (а индивидуализм — неотъемлемая часть буржуазности) вселенная — это и есть он сам.

Водка — наше всё,

Если б нам на всё плевать, но

Печень все сломала,

Печень так бухала.

Много, очень много…

Печень – задолбала!

(«Сердце и печень»)

Вот река забурлит

И к моим сумасшедшим рукам

Принесёт…

Розовый бинт, что же не ясно?

Розовый бинт — это прекрасно…

(«Розовый бинт»)

Щекочет самолюбие, неправда ли? С другой стороны, если мир является порождением сознания наблюдающего, то он имеет право делать в нём и с ним всё, что захочет, в том числе причинять боль окружающим, поступать с ними жестоко и несправедливо.

Любовь в песнях Самойловых сочетается с жестокостью и даже убийством объекта любви.

Я тебя люблю за то, что я люблю тебя,

Я тебя люблю за то, что ты не любишь меня.

Я тебя убью, как только я убью тебя,

Я тебя убью, как только поменяю коня.

(«Истерика»)

Буржуазное сумасшествие

Почему так? Да потому, что для буржуа любовь неразрывно связана с чувством собственника¹. Для буржуа собственничество вообще составляет основу его натуры. Как говорил Габриэль Марсель, «обладание равно убийству». Ещё глубже эту мысль развил Эрих Фромм в работах «Иметь или быть?» и «Искусство любить». Присвоить себе человека, значит, лишить его свободы, а окончательно лишить человека свободы можно, лишь убив его. Это понимали все садисты и маньяки, порождённые эпохой частной собственности.

При помощи чего предлагается разрушать себя и окружающих? При помощи вышеупомянутого безумия, секса (разнузданного, с примесью извращений), алкоголя и наркотиков, а также прямого насилия. Неудивительно, что такой нездоровый образ жизни приводит героя песен к болезненной зацикленности на теме смерти, к мистицизму.

Это пункт, в котором ницшеанская философия расходится с фашистской идеологией: Ницше был атеистом, провозгласил «смерть бога» и разоблачил фальшивую веру мещан, в то время как фашисты защищали иррационализм («Можно умереть только за ту идею, которую не понимаешь», — говорил Гитлер) и искали опоры в религиях и мистических учениях.

«Агата Кристи» отдала дань ницшеанскому атеизму в одной из ранних песен «Его там не было». Но не будучи подкреплённым положительными элементами — научным материализмом, гуманистическими идеалами — отрицание бытия бога сопрягается со страхом смерти, ощущением бессмысленности бытия, и в конце концов пасует перед религиозными иллюзиями.

И только небо знает правду

О том, как я тебя хочу,

О том, как я еще не верю

В то, что скоро полечу.

(«Кто украл мою звезду»)

Это уже не романтизм

Собственно, весь этот набор тем (секс, смерть, алкоголь) далеко не нов, он отработан и выхолощен ещё декадентами прошлого. Темы произведений европейских декадентов и российских символистов в конечном счете сводятся к двум: секс и смерть. Даже романтизм, наследниками которого они себя считали, был сложнее и содержательно многообразнее.

К общим для декадентов и нацистов элементам относится, например, культ сверхчеловека, стоящего превыше жалкой толпы и призванного распоряжаться её судьбой. Вообще декаданс склонен к идеологии элитаризма, и потребляется как стиль, в основном, интеллектуалами и богемой.

Ещё до прихода нацистов к власти Карл Каутский давал такую характеристику немецкому интеллектуалу или представителю богемной тусовки: «Полная свобода проявления своей личности представляется ему… первым условием успешной работы. Лишь с трудом подчиняется он известному целому в качестве служебной части этого целого, подчиняется по необходимости, а не по собственному побуждению. Необходимость дисциплины признает он лишь для массы, а не для избранных душ. Себя же самого он, разумеется, причисляет к избранным душам… Философия Ницше, с ее культом сверхчеловека, для которого все дело в том, чтобы обеспечить полное развитие своей собственной личности, которому всякое подчинение его персоны какой-либо великой общественной цели кажется пошлым и презренным, эта философия есть настоящее миросозерцание интеллигента, она делает его совершенно негодным к участию в классовой борьбе»². Эту позу разделяют и герои песен братьев Самойловых. Толпе предписаны послушание и законы морали, а герой может эти законы переступать. Он единственный обладает духом и личностью, а у толпы — нет лиц.

Далее — призыв к ломке, переустройству прежнего мира. Декаденты разглагольствовали о «закате Европы», о загнивании старого мира, о необходимости «нового варварства», «прихода гуннов». Фашисты и объявили себя этими варварами, принялись возрождать архаические культы и очищать мир от «скверны». От декадентов нацисты унаследовали и демонстративное презрение к разуму, призыв руководствоваться чувствами. Нацисты ведь тоже на первое место ставили «дух» и веру в величие Германии и «арийской расы».

От сверхиндивидуализма к потере себя

Демонстративный индивидуализм, показное романтическое одиночество, очень быстро приводят героев Самойловых к жажде подчинения. Корабли в песне «Два корабля» мучаются от того, что без капитана их жизнь потеряла смысл.

Потеряли своё я

Два военных корабля,

Позабыли свой фарватер

И не помнят где их цель.

И остались в их мозгах

Только сила и тоска,

Непонятная свобода

Обручем сдавила грудь.

И неясно, что им делать

Или плыть, или тонуть.

Для того и нужен фюрер, чтобы дать цель и смысл жизни «нордическим героям», не знающим, что делать со своими ницшеанскими силой и тоской. Не показательно ли, что корабли в песне именно военные? Ведь «потерянное поколение», солдаты, вернувшиеся с Первой мировой войны, и не нашедшие себе места на родине, и стали опорой нацистов в Германии. Песня отлично передаёт настроение авторитарной личности, жаждущей, чтобы ей «придумали некий смысл бытия».

Мертвецы в гробу лежат,

Корабли в порту стоят

И движения руки

Хватит, чтобы нас спасти.

Легко догадаться, что таким «движением руки» может запросто сделаться и римский жест.

Не будем забывать, что нацизм — это не только отлаженный бюрократический механизм, геометрически безупречные парады и роботоподобные «белокурые бестии». Он был также дополнен «дионисийскими» праздниками поклонения природе, вроде «Праздника урожая», факельными шествиями, сожжением книг, буйствами штурмовиков. Порыв звериного бунтарства, разрушение в небольших дозах, как рюмочка водки или кружка пива в конце трудового дня, помогают буржуа сбросить накопившееся напряжение и снова стать шестерёнкой в отлаженном механизме.

Примеров подобных настроений в песнях Самойловых можно найти сколько угодно. Приведём лишь пару:

И над Кремлем, Пентагоном, Рейхстагом

Я буду размахивать флагом

И радовать всех своим факом,

Мне больше уже не надо ничего.

(«Последнее желание»)

Налейте крови, бокалы синие пусты,

Давайте выпьем за обаяние борьбы,

За идеалы, мы их ковали на огне,

За ваших дочек, которых я возьму себе.

(«В интересах революции»)

Конформисты и нонконформисты

При всем вышесказанном братья Самойловы утверждают, что придерживаются различных политических взглядов, объявляют друг друга чуть ли не антагонистами. Вадим Самойлов близок к Владиславу Суркову (помог ему записать диск «Полуострова», за что и был назван «дрессированным пуделем при Суркове» Артемием Троицким в фильме «Ноты Протеста»), был доверенным лицом Путина на президентских выборах 2012 года, являлся организатором встречи рок-музыкантов с Медведевым. Он поддержал решение не приглашать на эту встречу «неудобного» Юрия Шевчука, объяснив это тем, что Шевчук занимает «нонконформистскую позицию»³ (тем самым подтвердив, что сам он и другие участники встречи занимают «конформистскую позицию»). Самойлов также входил в Общественную палату при правительстве РФ.

Считается, что Глеб, напротив, поддерживает либеральную оппозицию⁴.

Однако это не мешает братьям, если надо, выступать вместе, и лишний раз доказывает, что войнушка отечественных либералов с «патриотами» — это лишь семейная ссора между «своими», возня в общей песочнице, стенками которой являются глубинное презрение к людям, культ потребления, дюжинный эгоизм и буржуазность.

Достаточно яркой иллюстрацией душевной гармонии между истеблишментом и буржуазной богемой является сам альбом Суркова-Самойлова «Полуострова». Мало того, что этот альбом создан рок-звездой и заместителем руководителя администрации президента, но и тексты Суркова демонстрируют его приверженность к богемному стилю жизни — пьянству, декадентскому пессимизму.

Он всегда впереди, в алом шелке на бледном коне.

Мы за ним по колено в грязи и по горло в вине.

А вдоль нашей дороги пылают дома и мосты.

Я буду как ты,

Ты будешь как он,

Мы будем как все.

(«Будем, как все»)

Время угрюмое, кончились праздники,

Мир и покой, мир и покой.

Ломятся в дверь, это черные всадники,

Это за мной, это за мной.

(«Чёрные всадники»)

Рок и попса

Думаю, список групп, воспринявших декадентскую эстетику и идеологию, можно легко продолжить: их полно и на территории бывшего СССР, и в странах «первого мира». Им вовсе не обязательно воспевать Гитлера или Муссолини, достаточно просто быть типичными буржуа, ведь декадентское всеразрушение или фашистское требование «нового порядка», в сущности, являются двумя крайностями буржуазного сознания и буржуазной культуры.

Рок провозглашает себя альтернативой попсе, отрицанием масскульта, но если всё это подкреплёно отрицанием основы масскульта — капитализма, если рок не стремится к новой ступени развития общества — к коммунизму, то он обречён быть лишь придатком существующей системы, если угодно, её рецидивом, но не более того.

Возникновение многих новых стилей и течений рок-музыки, собственно, и было последовательными попытками оторваться от шоу-бизнеса, получить независимость от рынка. Так возникли «гаражный рок», «панк» и «пост-панк». Музыку «Агаты Кристи» обычно относят к «пост-панку». По горькой иронии судьбы, изначально этот стиль опирался на левую идеологию дадаистов и ситуационистов. Увы, его наиболее известные отечественные адепты воспели фашизм и посвятили свою жизнь завоеванию коммерческого успеха.

Автор: Дмитрий Косяков

Рок-портреты. Часть 7. Русский рок и фашизм.

Примечания