Рок-портреты. 15. Революция Егора Летова (часть 2)

Против общества мертвецов

В школе они хотят иметь хорошие отметки; повзрослев, хотят как можно больше преуспеть, больше заработать, добиться большего престижа, купить лучшую автомашину, поехать в путешествие и т.д. Но если они вдруг остановятся среди этой неистовой деятельности, то у них может возникнуть вопрос: «Ну, получу я эту новую работу, куплю эту новую машину, поеду в это путешествие, что тогда? Что проку во всем этом?»

Эрих Фромм. Бегство от свободы.

Та же система взглядов (бунт против отчуждения, конформизма, потребительства) выражена и в песнях первых альбомов «Гражданской обороны» — «Поганая молодёжь» и «Оптимизм». Уже в самых ранних песнях Летова неприятие окружающей действительности буквально зашкаливает, и это нельзя объяснить только подростковым нонконформизмом или панковским эпатажем¹: Летов довёл свой протест до запредельного уровня — до жажды суицида, апологии безумия. Первая песня альбома «Оптимизм» — «Я бесполезен». «В стране советов… я бесполезен», — поёт Летов, декларируя свой сознательный отказ от участия в делах окружающего его общества. Кстати, вторая песня так и называется «Я блюю на ваши дела». На какие же дела «блюёт» юный Летов?

Кто-то сопит,

Кто-то воняет,

Кто-то моет кожу

Чемодана свово,

Кто-то пыхтит,

Кто-то рыгает,

Кто-то обнимает,

Юные тела.

Летов обвиняет окружающих в том, что их жизнь абсурдна, что она поглощена бытом и, не имея единой осознанной высшей цели, распадается на набор бессмысленных действий — пыхтеть, рыгать, рыдать. Вообще действительность в песнях Летова нередко дробится на отдельные феномены, чем подчёркивается её бессмысленность. Возможно, этот приём Летов перенял у писателей-абсурдистов — Хармса и Введенского.

Летов также убеждён, что мир абсурден и непознаваем, любые концепции и системы — ложны, любые попытки объяснять мир и на основе разума регламентировать человеческое общежитие являются бессмысленным (то есть опять же иррациональным) насилием. И тем более неприемлемы для автора коммунистический проект устройства справедливого общества и ссылающаяся на этот проект советская пропаганда. Не даром в перечне бессмысленных дел упоминается и «воспоминание дедов и отцов». В качестве оправдания существующего строя советская пропаганда апеллировала к «подвигам дедов и отцов», то есть к Великой Отечественной войне, Революции, индустриализации и т. д. Юный Летов отметает этот аргумент. Ещё раз отметим, что отец Летова сам прошёл через Великую Отечественную войну и даже после распада СССР остался убеждённым коммунистом. Таким образом, в песнях юного Летова присутствует и бунт против собственного отца.

Бунт юного Летова полусознательный, не оформленный идейно (да и мог ли приветствовать систематическое мышление и системное образование апостол абсурда).

И всё же вряд ли он выступал против основ советского строя — плановой экономики и государственной собственности на средства производства и требовал их замены капиталистическими механизмами. Прежде всего его бунт направлен против фальши официальной идеологии, против оглупления и обмещанивания народа, против отчуждения, нараставшего в советском обществе. Но ему не хватало знаний и аргументов, чтобы опровергнуть постулаты господствующей идеологии, чтобы осознать различия между бытовой, экономической реальностью, пропагандой и марксистской идеологией, разглядеть неоднородность советской истории. Поэтому, подобно многим недальновидным бунтарям, он сваливает всё в одну кучу и отвергает скопом: коммунизм, сталинизм, советскую историю, индустриальное общество, разум и логику; и тем самым делает своим оппонентам слишком щедрый подарок. Ведь если аргументы твоих оппонентов внешне логичны, это вовсе не повод отказаться от логики вообще. Увы, Летов допускает эту ошибку:

Я встал,и обнаружил,что я мёртв

Как мавзолей,как пулемёт

Прохожие идут на выбора

В руках листы, в устах «УРААА!!!»

На улицах бесчинствует шпана

Их гонит стыд и геноцид

По улицам скитаются тела

Они больны, они смердят

Символами смерти для Летова являются мавзолей и пулемёт, идущих по улице людей он называет «смердящими скитающимися телами», порицает бездумное, автоматическое политическое поведение прохожих. Шпана у Летова вызывает сочувствие и одобрение (см., например, «Поганая молодёжь»), как минимум, действия шпаны, согласно песне, вызваны нравственным чувством, чувством стыда за поведение бессмысленного большинства. Кроме того, шпана сталкивается с давлением системы, их «гонит геноцид», а Летов всегда принципиально становится на сторону жертвы.

Меня тошнит от вашей логики

Меня тошнит от вашей логики

Кто ищет смысл-пусть глядит на небеса

В свои глаза.

Стрекозы атакуют самолёт

На высоте средь бела дня

Заводы вырабатывают шлак

Чтоб прокормить святой народ

Я лезу в глубину своих мозгов

Но впереди стоит стена

Я верю лишь в свое небытиё

Среди всего небытия

Летов отвергает индустриальную цивилизацию, заводы, смысл которых ему непонятен. Заявляя, что его «тошнит от логики» защитников существующего порядка, автор призывает искать смысл «на небесах». Разум же объявляется заведомо бессильным разрешить загадки бытия, видимо, выход из тупика может дать только вера, интуиция, чувства.

Несмотря на то, что сам Летов отталкивался от вполне справедливых чувств — недоверия к официальной пропаганде, презрения к обывателям, озабоченности проблемами глобальной экологии — к сожалению, его подход был, скорее, выгоден для самой власти, для той части партноменклатуры, которая готовилась повести страну по капиталистическому пути. Если прав Социолог Георгий Дерлугьян, то Горбачёв и иные идеологи «перестройки» подготавливали примирение со странами капиталистического центра и мечтали встроить СССР в этот самый центр в качестве одной из стран глобального экономического рынка. В качестве платы за допуск в центр капиталистической мир-системы предстояло развалить блок стран Варшавского договора, также предстояло отказаться от значительной части секторов советской экономики. Если раньше СССР был самодостаточным хозяйственным механизмом, конкурировавшим с капстранами во всех областях производства, то части капиталистической системы такая роскошь была ни к чему, можно было зарезервировать для себя лишь некоторые высокотехнологичные производства, а всё остальное покупать на мировом рынке. Таким образом, экологическая, антииндустриальная риторика психологически подготавливала граждан к закрытию огромного количества заводов.

В докладе центрального комитета КПСС 25 февраля 1986 года Горбачёв говорит: «Американский президент сказал как-то, что, если бы нашей планете угрожала высадка инопланетян, СССР и США быстро нашли бы общий язык. Но разве ядерная катастрофа не является более реальной опасностью, чем высадка неведомых инопланетян? Разве не велика угроза экологическая? Разве нет у всех стран общего интереса в том, чтобы найти разумный и справедливый подход к проблемам развивающихся государств и народов?»

Подготавливался и постепенный отказ от коммунистической идеологии, тысячелетие крещения Руси в 1988 году праздновалось с небывалой помпой, идеологи страны уже нащупывали альтернативные способы идейного «окормления» граждан. «Прорабы перестройки» чувствовали идейную шаткость своих позиций, а потому стремились понемногу внедрять в сознание масс иррационализм, вытеснять научную картину мира. Помимо пропаганды религии, народных поверий, фольклора, в массовой культуре (пускай пока осторожно, не по центральным каналам информации) начинают муссироваться слухи об НЛО, домовых, снежном человеке и т. п.

Летов и экзистенциализм

Каждому из нас приходит черёд подыматься на Голгофу веков. И достоянием каждого становятся муки, безнадёжная надежда и безумие веков. Каждый идёт по стопам тех, что были раньше, тех, что раньше боролись со смертью, отрицали смерть и умерли.

Ромен Роллан. Жан-Кристоф

Летов исходил из верной посылки о том, что само общество может быть больным, порочным, и тогда его логика может оказаться абсурдом, а его нормальность безумием. Об этом писал ещё философ Эрих Фромм², философ фрейдо-марксист, в вопросах живого и мёртвого смыкающийся с левыми экзистенциалистами. Но Летов не выстраивает собственной чёткой системы альтернативных ценностей и критериев нормальности, в то время как у Фромма эти критерии прописаны. Для Фромма здоров тот человек, который любит себя и всё человечество и стремится к максимальному раскрытию своего творческого потенциала и созидательных возможностей всех людей в целом и в частности.

Летов лишь инстинктивно отталкивается от нездорового безумного общества, которое кажется ему мёртвым. Кстати, эта установка напоминает ещё один философский постулат Эриха Фромма о двух ориентациях в развитии человека и общества — некрофильской (стремление к небытию, к убийству и самоубийству, безжизненности) и продуктивной (стремление к активности и творчеству, защите чужой жизни). Тема смерти становится одной из центральных в песнях «Гражданской обороны», интерес к этой теме доходит до болезненного притяжения-отталкивания.

Мы вышли за рамки людских представлений

И даже представить себе не могли,

Что выше всех горестей,бед и мучений

Мы будем под слоем промёрзшей земли

(«На наших глазах»)

Я решил сказать слово — я скоро умру

Я решил спеть песню — я скоро умру

Кто-то смотрит на солнце, почти что уж мёртв

Кто-то смотрит мне вслед — он скоро умрёт.

И это оптимизм, наш оптимизм…

(«Оптимизм»)

Трудно сказать, был ли уже на тот момент Егор знаком с идеями Сартра и Камю (в дальнейших альбомах их влияние более очевидно), но в его отношении к смерти чувствуется чисто экзистенциалистский подход: осознавать свою конечность — значит, жить осознанно; жить осознанно — значит, воистину быть.

Продолжая исследовать тему смерти, Летов создаёт песню под названием «Некрофилия»:

Я люблю голубые ладони

И железный занавес на красном фоне

Сырые губы под вороньём

И тела изъеденные червём

Я люблю глухое эхо

И гнилую жижу в моей голове

Родную плесень икоты бля бу

Я некрофил, я люблю себя.

С характерным эпатажем Летов объявляет мертвым и самого себя. Только напрасно он пытается поставить «железный занавес» в вину (или заслугу?) «красным», ведь, как известно, задернут он был снаружи — странами капиталистического центра, чтобы задушить Советский союз блокадой и не пропустить вирус революции на свои территории. А вот упоминаемую дальше в тексте песни очередь в мавзолей действительно можно отнести, согласно концепции Фромма, к проявлению некрофилии. Превращение тела Ленина в чучело, а его образа в идол были признаками угасания революционного жизненного импульса в советском обществе и возобладания сталинских реакционных некрофильских устремлений.

Важно подчеркнуть, что Летов понимал смерть не только как конец биологического существования, но и как бессознательное, бессмысленное существование. «Самое страшное — это умереть заживо. Это самое чудовищное, что я могу себе представить: умереть «мучительной жизнью»»³, — говорил он. А свою задачу, и задачу искусства он как раз видел в том, чтобы спасать человека от интеллектуальной и моральной смерти, будить его и не давать засыпать снова, а также оказывать поддержку тем, кто уже «пробудился» и испытал на себе давление системы. Он формулировал это так: «Я жадно, всеобъемлюще и безрассудно благодарен и им и всем тем, кто не дал мне потонуть в слабости и инерции. Может быть, всё ими сотворённое в искусстве предназначалось только для того, чтобы я или кто-то другой в некий момент не загнулся»⁴.

Обратите внимание, чем именно занимаются обречённые смерти (то есть живые) люди в песне «Оптимизм»: они «плачут», «пишут на стенах», «смотрят на солнце», «поют песню». То есть атрибутами бытия Летов считает сознание («есть глаза»), стремление познать истину («смотрит на солнце»), эмоциональный отклик, ощущение трагизма жизни («умеешь плакать», «тихо смеётся»). Автор также указывает на потребность общения с себе подобными, потребность достучаться до них. И в качестве способов выбирает искусство, акционизм — песни или надписи на стенах.

Между «перестройкой» и восстанием

Будьте реалистами – требуйте невозможного!

Эрнесто Че Гевара

Летов выражал идеи, близкие большинству рокеров конца 80-х, а в конечном счёте «перестроечные» идеи гласности. Громогласным обсуждением ранее запретных, но не носящих принципиального значения вопросов, идеологи «перестройки» стремились отвлечь внимание граждан и подготовить их к переводу страны на капиталистические рельсы. Пошла публичная дискуссия о субкультурах, об экологии, о сохранении памятников культуры, в которую вовлекались наиболее активные граждане. Вот и рокеры запели о необходимости «пробудиться», «увидеть» и «заговорить» — не более того. Никаких иных действий не предполагалось — Гребенщиков предпочитал видеть «сны о чём-то большем», а Цой — «ждать перемен».

Сергей Жариков признаётся: «Когда слышишь <…> в очередной раз – снова и снова – про «голосища-три-октавы» или про какого-то там «супер-пупер-басиста-гитариста-барабанщика», сразу же чувствуешь этот особенный формат 80-х – активистов и подвижников контркультуры, которых наняли Партия и Правительство отвлекать массы от номенклатурного дерибана. Да, мы отвлекали, и отвлекли»⁵.

Но то, о чём прочие рокеры предпочитали говорить туманными намёками, Летов со свойственным ему радикализмом стремился довести до предела, до логического конца, а потому он нередко и преодолевал эти идеи, выходил за их рамки. Развивая идею свободы самовыражения, Летов естественно приходит к свободе бунта, восстания.

Только восстание и его высшая форма — революция — создают ситуацию, в которой вчерашние бездумные обыватели становятся политически активными, начинают задумываться над наболевшими вопросами и пытаются их практически разрешить. Ленин в 1917 году писал: «Один из главных, научных и практически-политических признаков всякой действительной революции состоит в невероятно быстром, крутом, резком увеличении числа «обывателей», переходящих к активному, самостоятельному, действительному участию в политической жизни, в устройстве государства»⁶.

Конечно, имя Ленина в то время вызывало у Егора Летова только раздражение, поскольку оно являлось идеологическим оружием в руках ненавистной и презираемой номенклатуры, но и Летов чувствовал, что одного «смотрения на свет» и говорения ему недостаточно. В песне «Поганая молодёжь» он нарисовал картину молодёжных беспорядков, бунта маргиналов:

И день и ночь по улицам шатаются толпы —

поганая молодёжь

Они блюют портвейном на почтенных граждан —

поганая молодёжь

Они ломают окна и втыкают члены —

поганая молодёжь

Они орут истошно — кушать невозможно —

поганая молодёжь

Задача панковского бесчинства по Летову — помешать кушать почтенным гражданам, прервать бессмыслицу их сонного бытия, озадачить, напугать, оскорбить и тем самым пробудить. Молодёжный бунт является событием, придающим смысл миру, собирающим воедино рассыпанную мозайку явлений.

Описывая фрагментированный мир, Летов подчёркивает и отсутствие связей, общения между людьми, отсутствие диалога и смысла отдельных высказываний, что уже приближает его к лингвистическим идеям постмодернистов:

Детский доктор сказал:«Ништяк»

Глеб Матвеич сказал:«Вощще»

Фрол Михалыч сказал:«Сказал»

Джон Тамарыч сказал:«Вощще»

Лев Абрамыч сказал:«Non stop»

Мы сказали :«No pasaran»

Клалафуда сказала:«Хой!»

Кто-то снова сказал:«Вощще»

Даже пальто

C`est la vie pourquois

Может, Г.О.

(«Детский доктор сказал: «Ништяк»»)

В этом отрывке также следует обратить внимание на то, что доктор выступает в качестве отрицательного персонажа, равнодушно произносящего «ништяк», очевидно, в адрес маленького пациента. Все герои появляются для того, чтобы произнести пару бессмысленных слов, только некие «мы» произносят антифашистский лозунг «No pasaran».

Дмитрий Косяков. 2017-2018.

Продолжение следует

Часть 1.

Примечания