Построчный разбор песни Александра Непомнящего «Нофутуристический блюз»
[Обращаю внимание читателей, что заметка была написана в далёком 2009 году и приводится без изменений.]
Начну разбор с названия песни. “No Future” – это один из лозунгов панк-движения. Он выражает пессимистический взгляд молодёжи из социальных низов на своё будущее. Впрочем, этот лозунг с успехом могут взять на знамя и верхи: «После нас – хоть потоп». Таким образом, можно заключить, что будущего нет у всего общества в целом.
При этом темами для традиционных блюзов всегда становились жалобы неудачника на свою горькую судьбу. Blues — тоска (англ.)
Отсутствие будущего, нежелание жить – лейтмотив песни. Теперь – текст:
Расскажи мне сказку про кирпич с глазами,
Покажи мне кино про хороших ментов.
Герой напрямую обращается к своему слушателю, приглашает его к диалогу. Он просит рассказать сказку, чем-то удивить. Причём сказка про кирпич с глазами приравнивается к фильму про хороших ментов. Для автора хороший милиционер — такое же чудо, как зрячий кирпич. Что в данном случае подразумевает «хороший»? Очевидно, не враждебно настроенный, не несущий угрозу. Действительно, каждый человек, не принадлежащий к касте силовиков или не наделённый большой властью испытывает страх перед «защитниками порядка». Причем это никак не связано с тем, виноват человек в чём-то или абсолютно невинен. Чем вызван этот страх? Автор не даёт ответа, значит, он убеждён, что каждый слушатель отлично понимает, в чём дело.
Про урлу, что никого не пиздит ногами,
А прохожим дарит букетик цветов.
Вот и ещё одно чудо, ещё один «кирпич с глазами» — добрые, вежливые уличные отморозки. Уже с первых строчек мы начинаем понимать, что наполняет автора отчаяньем. Представители закона и беззакония отнюдь не мешают друг другу жить и успешно терроризируют мирных жителей. Интересно сравнение их с кирпичами. Тут возможно сознательное или интуитивное обращение к образам концептуального альбома Роджера Уотерса «Стена» и его главной фразе «All in all you are just a brick in the wall» (В конце концов вы все лишь кирпич в стене).
Герой просит рассказать ему сказку, то есть обмануть его, увести от реальности. Такое стремление уйти от реальности, исказив своё представление о ней, называется «эскапизм». Существуют разные формы эскапизма: компьютерные и ролевые игры, тоталитарные секты.
Стоит отметить, что, по мысли автора, для того чтобы сказка стала былью, «кирпичам» достаточно обрести глаза, то есть прозреть.
Про то, как ёжик из тумана вернулся обратно
И принял декрет о всеобщей любви.
Здесь возникает образ из сказки Сергея Козлова, широко известной благодаря мультфильму Юрия Норштейна «Ёжик в тумане». Не вдаваясь в сложности образной системы сказки и мультфильма, отметим, что туман в них символизирует сложность и запутанность мира. Ёжик выступает в качестве мистического искателя, стремящегося нащупать в тумане суть действительности. Многие в порядке шутки ассоциируют ёжика с наркоманом, погружающимся в психоделический бред. Но это никак не противоречит высказанной идее. Достаточно вспомнить шаманов, пользовавшихся изменёнными состояниями сознания для того, чтобы лучше понимать язык духов.
Однако, несмотря на утверждения последователей Тимоти Лири о том, что психоделики позволяют лучше понять реальность, на самом деле употребление наркотиков является одним из самых распространённых инструментов эскапизма — ухода от реальности.
Здесь мы можем проследить любопытную закономерность. Движение хиппи, являвшееся изначально движением молодёжи за реальное изменение мира, вскоре (не без участия спецслужб США) выродилось в движение за легализацию наркотиков, за разрыв с реальностью и уход в химические мечты. Непомнящий же разворачивает эту историю в обратном порядке: ёжик возвращается из тумана и включается в борьбу за пацифизм, за изменение общественных отношений.
Но не стоит забывать, что и это тоже сказка. То есть хиппи, не променявший своих идей на наркотики — это такой же «кирпич с глазами», как и вежливые урки, и милиционеры, защищающие людей.
Про то, что нож в спине — легко и приятно:
Он вселяет надёжду, что всё ещё впереди.
Герой просит продолжить обманывать его. Вся обрисованная ситуация сравнивается с ножом в спине. Она мучает героя, не даёт ему покоя. Поэтому он и просит убедить его, что так и должно быть. Что это лучший из возможных вариантов. Почему он обращается с этой просьбой к слушателю? Да потому, что он убеждён, что слушатель уже себя обманул, что слушатель имеет опыт в этом деле. Это намёк на то, что мы привыкли сочинять себе красивые сказки, чтобы избежать болезненного столкновения с действительностью.
Давай взорвём ещё по косому
По пути в прекрасное Никуда
Автор предлагает слушателю раскурить косяк с марихуаной. Значит, адресат песни — выжившие представители движения хиппи, а также прочая протестная молодёжь, растворившая свой протест в алкоголе и наркотиках. Самообман, психоделический рай сравнивается с «прекрасным Никуда». Видна параллель с «прекрасным далёко» из пионерской песенки. Но если «прекрасное далёко» это гипотетически достижимая точка, которая задаёт направление движения, то «прекрасное Никуда» это движение без цели и смысла, движение ради самого процесса, движение вниз по наклонной.
И не откажем себе в скромном кайфе
Послать их на прощанье на…
Слабый отголосок некогда бунтарской позиции — презренье к прочим «кирпичам в стене». Юные наркоманы оставляют за собой право ненавидеть общество и неучаствовать в его играх. Хотя, конечно, наркоманы весьма выгодный источник дохода для криминальных и государственных структур.
Понурые хиппи в смешном жёлтом доме
С тоской спят и видят, как стеблится трава.
Теперь автор напрямую упоминает хиппи, к которым причисляет и себя. Он понимает безвыходность такой ситуации, пытается честно объяснить волосатым собратьям, что с ними происходит. Они все находятся в сумасшедшем доме. Не в прямом смысле, конечно. Это лишь намёк на то, что общество давно распределило их по камерам и ячейкам, их протест не опасен, их свобода иллюзорна. Во сне хиппи продолжают мечтать о некой «зелёной идиллии» — нетехнократической цивилизации, близости к природе. Но трава здесь обозначает не только живую природу, но и всё те же растительные наркотики.
Аккуратные парни в какой-то там форме
Прибивают гвоздями очередного Христа.
Какова же альтернатива бесплотным и безнадёжным мечтаниям хиппанов? Им противопоставлены «аккуратные парни в какой-то там форме». То есть люди, следящие за собой, ориентированные на успех, озабоченные тем, насколько прилично они выглядят со стороны. Они носят форму, то есть подчинены какой-то жёсткой иерархической структуре, выполняют чьи-то приказы. Интересно, что Непомнящий нарочно не упоминает, какую форму носят распинатели Христа. Любой человек, подчинивший свою личность какой-то структуре, способен, не задумываясь, совершить преступление. Было бы дано указание.
Придерживающийся православия Александр Непомнящий выносит «парням в форме» худший, по мнению христианина, приговор — обвиняет их в распятии Христа. То есть Христу и Его заповедям по-прежнему нет места в мире. Как говорил незадолго до смерти от рук наёмных убийц отец Рутилио Гранде «Если бы здесь появился даже сам Иисус, его бы арестовали и обвинили в нарушающей конституцию подрывной деятельности, в том, что он еврей, революционер, пропагандирующий идеи, противоречащие демократии, иными словами, выступает против меньшинства. Они бы вновь его распяли, потому что они предпочитают видеть Христа на кладбище, молчащего Христа, Христа, которого можно было бы подогнать под их представление, приспособить к их эгоистическим интересам. Но этот Христос уже не из Священного Писания, это не 33-летний Иисус, умерший во имя людей… «
А Сид Вишес так верил в наше светлое завтра
Сид Вишес — представитель следующей после хиппи волны молодёжного протеста — панков. Довольно странно звучит утверждение о том, что Сид Вишес верил в светлое завтра. Ибо именно его движению свойственен воинствующий нигилизм и, в частности, лозунг «No Future». С другой стороны, возможно, Непомнящий намекает на то, что своим брутальным имиджем и вызывающим поведением панки хотели подчеркнуть враждебность существующего общества тем идеалам, которые это общество декларирует. Глядя на современных панков, мне трудно в это поверить.
Пятачка с Винни Пухом (?) пустили в расход
Общество расправляется с идеалами собственного детства. В детстве из советских мультиков каждый из нас впитал представления о настоящей дружбе, бескорыстии, отваге, отзывчивости. А процесс «социализации» (приспособления к обществу) заключается для нас в уничтожении всех тех персонажей, с которыми мы себя ассоциировали в детстве. Вот почему такой огромной популярностью пользуются анекдоты, в которых персонажи советских мультфильмов (Чебурашка, Карлсон, Ёжик и Медвежонок) ведут себя по-взрослому — то есть, обманывают, избивают и насилуют друг друга. Такие анекдоты позволяют человеку разрушить перегородку между светлыми образами детства и своей реальной жизнью, впустить собственную порочность в заповедное пространство воспоминаний о детской чистоте.
А последний герой с бычком из-под ваты
Ждёт Второе Пришествие или третий приход.
Образ «последнего героя» в сознании нашего поколения накрепко связан с одноимённой песней Виктора Цоя. Грубо говоря, последним героем считал себя почти каждый молодой человек эпохи 90-х. Непомнящий намекает на то, чем закончилось геройство тех, для кого пели русские рокеры, — папиросами, забитыми дрянью. И ещё одно ироничное противопоставление: в сознании обдолбанного «героя» наркотический экстаз равнозначен Второму Пришествию Христа. По представлениям верующих, возвращение Божьего Сына будет означать глобальное переустройство всего мироздания. Непомнящий снова возвращается к теме ухода от борьбы за реальные преобразования: для наркомана субъективное переживание кайфа идентично объективному изменению мира.
Давай загоним чего-нибудь в вену
По пути в прекрасное Никуда
И не откажем себе в скромном кайфе
Послать их на прощанье на…
Ко второму припеву герой песни идёт на утяжеление: на смену траве приходят внутривенные наркотики.
А у граждан всем хватит верёвки и мыла:
Они трудились, пахали, им мешают спать
Гражданами здесь именуются те, кто не только является частью системы, но и полностью согласен с существующим порядком вещей — то есть обыватели. И вот что интересно: самые серые и обыкновенные люди представляются палачами, готовыми перевешать всех подряд. Почему? Автор утверждает, что в потенциале каждый обыватель является жестоким убийцей. Он готов уничтожить каждого, кто угрожает его комфорту. Так, собственно, и устроено фашистское общество: специальные люди занимаются массовым террором, «устранением неугодных элементов» (коммунистов, евреев, славян, христиан — нужное подчеркнуть), а массы участвуют в этом терроре пассивно, своим одобрением, невмешательством.
Автор намекает нам, что каждый обыватель в потенциале фашист, одобряющий репрессии любых категорий людей, к которым он сам не принадлежит.
Всех этих панков, анархистов, прочих дебилов —
В ГУЛАГ, хотя надёжнее их убивать.
Столкнувшись с чем-то непонятным, беспокоящим, обыватель стремиться устранить причину беспокойства. Это проще, чем попытаться вникнуть в её суть. То же самое и с «другой молодёжью». Думаю, это связано с тем, что, несмотря на непомерное самолюбие, обыватель в тайне презирает себя. А значит, люди, выбравшие другой жизненный путь, служат ему постоянным укором. Их нужно во что бы то ни стало заставить признать свою неправоту. Подобным образом ведут себя, например, эмигранты.
Вот что пишет об этом поэт Ефим Бершин: «Я сделал потрясающее открытие: оказывается, они, определившись вроде бы со своим выбором, не могут быть свободными и счастливыми без подтверждения того, что мы, оставшиеся в России, несвободны и несчастливы. И я, именно я должен был укрепить их в их выборе и их отречении, рассказывая об ужасах и мерзостях постсоветского бытия. Информация очевидца была не нужна. Правда была не нужна. Вернее, нужна была лишь та правда, которая оправдывала их выбор. Ужасов и мерзостей у нас действительно к тому времени хватало. Но я, как человек упрямый, ни за что не соглашался быть их адвокатом на том судьбоносном для них суде, где они сами же себя и осудили».
Ты должен всё осознать и дожить до зарплаты,
Ведь ты не всё ещё отдал великой стране.
Что должны осознать представители протестной молодёжи? Конечно же, от них требуется признать свою неправоту и принять обывательский стиль жизни — много зарабатывать, чтобы много тратить, так много, чтобы едва доживать до очередной зарплаты (которая, кстати, невелика, ибо прибыльные места уже заняты и, как правило, передаются по наследству). Но главное не сама деятельность, а мысленный настрой: в голове не должно быть ничего, кроме работы и бытовых мелочей, а также щенячьей любви к Родине (то есть к правительству).
Но есть права: тебя зароют совковой лопатой,
И если повезёт, закопают в земле.
Непомнящий рисует жуткую картину: единственное гарантированное право гражданина — быть похороненным. А какие ещё могли бы быть права? Право на медицинское обслуживание (упразднено после перестройки), право на бесплатное образование (почти упразднено, проводящимися в стране реформами), право слова и свобода собраний (отменены законом «о борьбе с экстремизмом»), право на труд (упразднено).
Интересно, а где же тебя закопают, если «не повезёт»? В дерьме? В трупах? Автор не даёт ответа.
Давай загоним чего-нибудь в вену
По пути в прекрасное Никуда
И не откажем себе в скромном кайфе
Послать их на прощанье на…
А над Чуйской долиной всегда при лётной погоде,
Продав любимый народ за Lucie in the Sky,
Отряд Валерия Чкалова продолжит полёты
На розовых шариках в рисованный рай.
Непомнящий возвращается к теме эскапизма, ухода от реальной борьбы за улучшение мира. Валерий Чкалов — лётчик-герой советской эпохи, пример для многих мальчишек того времени — летает не на реальном самолёте, а на «розовых шариках» наркотической мечты над Чуйской долиной. Но летит он не в настоящий (для православного автора рай, безусловно, реален), а в рисованный рай. Весьма характерно то, что Непомнящий в качестве примера взял именно героя советского времени. Он намекает, что именно здесь стоит искать подлинные идеалы и примеры служения человечеству. Во второй строчке куплета он резко проводит границу, обозначает противостояние: любимый народ — Lucie in the Sky. Второе — это фрагмент названия песни Beatles «Lucie in the Sky with Diamonds» (сокращённо — LSD). Эта песня была написана в поддержку легализации психоделиков. Как известно, идея психоделической революции была полностью разработана ФБР с целью наркотизации протестной молодёжи 60-х. Непомнящий мог и не владеть доказательствами этого факта, но интуитивно он угадал, что деятельную любовь к людям нельзя совместить с полётами на розовых шариках (розовый — цвет незрелости, наивности).
К концу песни становится понятно, что автор ставил своей задачей не столько выражение тоски по поводу того, что «всё плохо», сколько предостережение всем бунтарям не сдаваться и не подменять реальный протест разнообразными иллюзиями, не впадать в «эскапизм», не уходить от проблем.
И если кто-то нажмёт там на красную кнопку,
Нам уже не понять, кто там кому не жилец,
Из дальнего-дальнего с улыбкой Джоконды
Мы отправим их всех в последний пиздец.
В этих строчках смерть от наркотиков, окончательная потеря разума и реальности сопоставляются с разрушением мира. Для наркомана действительно нет большой разницы между своим эго и всей вселенной, жизнями прочих людей. Он готов уничтожить себя и с такой же лёгкостью мог бы нажать на «красную кнопку», уничтожить весь мир. Наркоман, как и всякий самоубийца, это прежде всего самовлюблённый эгоист. Для него весь мир враждебен, он не желает любить, поскольку любовь требует заботы о любимом, самоотдачи.
Давай поможем себе передозом
По пути в прекрасное Никуда
И не откажем себе в скромном кайфе
Послать их на прощанье на…
Несмотря на то, что автор в этой песне говорит с нами от имени задуренного наркомана, сам Непомнящий своей любви к людям на иллюзии не променял. Он не ушёл в «рисованный рай», остался жить и записал ещё много альбомов, которые до сих пор помогают жить и бороться многим другим.
___________________
(Непомнящий умер не от передоза, а от болезни. Как известно, в странах развитого капитализма бедняков не лечат, будь они хоть трижды гениальные поэты.)
Дмитрий Косяков. 2009 г.
Что случилось ... 