Шли дни. Тараканов трудился в «Деньке». Работа была выматывающая и отупляющая. В день нужно было написать определенное количество заметок. Невыполнение плана приводило к штрафам. Но всё-таки кое-какая картинка у него складывалась: картинка возврата страны в «лихие девяностые». Ему часто приходилось писать о драках, об озлобленности, захлестнувшей общество: то группа молодчиков изобьёт таксиста, то малолетки кого-нибудь замучают ради видео для интернета. И уровень криминала внушал опасения: то инкассаторов ограбят, то ресторан подорвут. И всего этого много. Много. Валом. Что это? Почему это? Откуда?
И звонки в больницы не давали облегчения… Да что говорить! Каждый день его начальница Светлана Татьяновна прибавляла к его обязанностям что-то новенькое. Ну, написал текст, так проверь его на уникальность. Ведь это же пять секунд. Закинул в соответствующую программку – и всё. Ну, а раз проверил, так доведи её до ста процентов. Ну, ключи расставь, буквы раскидай, как велено. Ну, на сайт выложи. Пять минут делов-то. Картинку приделай. Параметры на картинке правильные выстави. В соцсети закинь, не поленись. Лайки поставь. Комментарии напиши и на чужие ответь. И так потихоньку-полегоньку его работа превратилась в сплошное сумасшедшее стремительное щелканье по кнопкам, скачку по интернет-страницам.
Была тут магия или нет, но под вечер он не мог даже вспомнить, о чём собственно писал днём. И имя начальницы никак не мог запомнить. Антон заканчивал рабочий день с тоскливым, тяжёлым чувством и часто с головной болью. Он смотрел на себя в зеркало такими же злыми глазами, как и его начальница Светлана Татьяновна, и уже начинал сомневаться: полно, да видел ли он людей с добрыми, живыми глазами!
И всё-таки в свободное время пытался собирать воедино обломки воспоминаний о том, что с ним произошло, и размещать в своём блоге. Никто уже не травил его в интернете — о нём очень быстро забыли, переключились на другие развлечения. Его блог почти никто не читал — каждый текст набирал 5-6 просмотров. Да и писательский стиль Антона куда-то улетучился. Ночью перед экраном его все ещё продолжало тошнить остатками дневных новостей. Он уже невольно расставлял буквы в требуемом таинственном порядке.
Он пытался изложить историю своего падения и таинственной встречи на Патриарших, увлёкся перессказом своего сценария к котовскому фильму, но все персонажи перемешались у него в голове, и он уже путал Троцкого и Сталина с Петром и Павлом.
Саму встречу с Апрельским он уложил в несколько фраз:
«Мы с Котовым встретились для обсуждения сценария, и тут появился странный тип, представившийся профессором из Праги, и принялся затирать за атеизм. Котов стал с ним спорить, а я молча остался при своём мнении. Потом он нам рассказал про Шимона и Шауля, и Котов попал под автомобиль и остался без головы».
Тараканов понимал, что изложение получается беспомощным и бледным, но не мог сообразить, что тут ещё прибавить. Вроде бы всё сказано, но нет того ощущения растерянности и беспокойства, которое овладело им после смерти Котова. Нет! Даже перед смертью Котова.
Тараканов попробовал прилепить в конце текста смайлик, но не мог найти подходящий: была куча смеющихся рожиц, даже смеющаяся какашка, грустный смайлик был один, но дело-то ведь было не в грусти и не в злости… Был смайлик в стиле «Крик» Мунка, но и он ничего не выражал, больше подходил для рекламы.
Антон решпл пробовать комбинацию смайликов. Например, что если поставить в ряд спокойный, пару удивлённых и мунковский? 😐😯😵😱
Создаётся впечатление нарастающего ужаса?
Или если выстроить в ряд несколько смайликов-привидений для усиления эффекта? Тоже не очень.
Видно, нужно писать словами. И Тараканов вывел фразу: «Я испытал ужас».
— Ну, и что? — скажет читатель. — Ты испытал ужас, а я нет.
И будет прав…
Можно подробно описать своё состояние: дрожь, мурашки, волосы дыбом.
— А чего ты перепугался-то? — спросит всё тот же ехидный читатель (Тараканов даже представил его небритую рожу). — Ну, подошёл к вам какой-то тип, ну, попал человек под машину. Они каждый день туда попадают. В чём ужас-то?
И правда, в чём ужас?
Антон постарался возродить перед глазами картину того вечера, и те сумерки надвинулись на него призрачным мертвящим туманом. Он увидел скамейку и себя с Котовым на ней. Увидел Апрельского, сперва комичного, а потом, после смерти Котова, исполненного мрачного достоинства. Вспомнил угрожающее шевеление деревьев и непроницаемую гладь пруда, отражающую тусклый экономный свет фонарей. Фонари были в сговоре с ночью и будто бы лишь для вида чуть разгоняли мрак. Вспомнил оратора Шимона, то бишь Петра, его статную фигуру, возвышающуюся над сборищем, и Шауля-Павла с хитрым изломом бровей, глядящего в сторону и краем рта шепчущего что-то крючкотвору Луке.
В очередной раз отчаявшись выразить свои мысли, Антон подошёл к окну. Вид напоминал тот, что он видел из своего окна в Москве — тот же набор кубиков и шевелящиеся пятнышки-человечки внизу. Но эти пятнышки вызывали у него недоумение:
— Куда они все бегут? Чем они заняты? — ведь это не имеет никакого отношения к Москве, к Америке, к тому, что обсуждают в Фейсбуке…
— А сам-то ты имеешь ко всему этому отношение? — спрашивал его внутренний голос. Ты мечтал протиснуться в жизнь больших людей, но тебя отвергли, и теперь ты никто. У тебя перед глазами мелькнули какие-то странные жильцы иных миров — Апрельский и его попутчики, но и им ты оказался неинтересен. Теперь ты один из этих людей, снующих глубоко внизу. Тебе пока ещё дают кушать — тому и радуйся.
И Антон вдруг выдохнул, отпустил нечто. В серых провинциальных сумерках он почувствовал себя персонажем старого черно-белого фильма, который смотрит на мир с экзистенциальным прищуром. И он выключил компьютер и спустился вниз. Он посмотрел на голый неустроенный двор с грязевыми рытвинами, на косо поставленный на этих рытвинах ларёк. Он зашёл в ларёк и увидел в нём то же самое пиво, которое было и в столичных магазинах. И это как-то примирило его с проходящими по двору людьми.
— Все мы обречены одной судьбе — пить одно и то же дерьмовое пиво.
Он взял лишь хлеб, сыр и заварку и вернулся в пустую квартиру. Там он не стал включать компьютер, в полной тишине заварил чай и выпил его с бутербродом, глядя за окно и пытаясь сложить в голове какие-то неясные мысли. Мысли не связались, но возникла некая приятная пустота, подготавливающая их появление.
А на следующий день после работы к нему с подошёл Роман.
— Я прочитал твой блог, — сказал он, и Антону показалось, что что-то изменилось в лице его куратора.
Дмитрий Косяков, 2018.
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 1. Как здорово заводить новых знакомых.
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 2. Шимон и Шауль
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 3. Пластилин
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 4. В Салоне ВХУТЕМАС
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 5. Забанен и заблокирован
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 6. Красные залы.
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 7. Преображение блогера в журналиста
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 8. Дохлый и Грибоедов
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 9. Ниточки обрываются
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 10. Антон становится героем чёрно-белого фильма
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 11. Большое красное событие
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 12. Смерть героя
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 13. Димочку и Митю принимают в партию
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 14. Сухая река
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 15. Сон Бориса Николаевича
Мастер и Маргарита XXI. Гл. 16. Недописанная глава