Мастер и Маргарита XXI. Гл. 16. Недописанная глава

Ущербная луна озарила небольшой некрополь, и в её тусклом свете легко было спутать сидящие человеческие фигуры и надгробия, а высокого человека, поднявшегося на возвышение, можно было принять за памятник. Его кудрявая голова отливала серебром и тем более усиливала сходство со статуей. Человек возник на возвышении внезапно и сразу заговорил, негромким, но внушительным голосом: он любил производить эффект на аудиторию.

Услышав и увидев его, некоторые поднялись, некоторые остались сидеть, лишь повернули к нему лица, а некоторые встали и тут же опустились на колени.

Собравшиеся устроили костёр, и теперь говоривший стал виден лучше и уже больше походил на живого человека, чем на статую или бледную тень.

Конечно же, это был Шимон. Имя его уже стало широко известно за пределами Иудеи, впрочем в еврейских диаспорах эллинских городов его чаще называли Петром. Вот и теперь послушать его пришли в основном представители местной еврейской диаспоры: апостол Камень был малограмотен и хорошо изъяснялся только на арамейском, а греческим владел кое-как. Но были здесь не только христиане, внимавшие своему учителю, затаив дыхание, но и прочие люди, переговаривавшиеся между собой или сопровождавшие слова апостола ехидными замечаниями и недоверчивыми усмешками. Откровенно скучали немногочисленные представители иных народов.

К великому сожалению оратора, здесь, на тайной встрече, он не мог дать волю своему сильному голосу, чтобы заглушить шепоток маловеров. Восполнить эту нехватку Пётр стремился энергичными жестами, он то и дело тыкал перстом то в небо, то в землю, то бил себя кулаком в грудь. Лицо апостола в отблесках костра казалось исполненным огня веры. Впрочем, мало ли видели римские евреи пророков с пламенеющим взором? И все они говорили о наступлении последних времён, о скором пришествии некоего избавителя, и все призывали приготовиться различными средствами: от ритуального омовения, до днежных взносов.

Пётр рассказывал об Иешуа, и о том, чему он учил. Когда он дошёл до описания суда и казни Иешуа, внимание слушателей стало более напряжённым: евреи затихли. Опытный оратор почувствовал, что атмосфера наэлектризовалась, что в данную минуту сердца собравшихся обратились к нему.

Ещё бы: уже который месяц кипела Иудея, народ Израиля восстал против ненавистных римлян, и ничего не могли поделать с отчаявшимися людьми и их предводителями ни местные власти, ни специально присланный легендарный Двенадцатый «молнией вооружённый» легион.

Предводительствуемые сикариями и зелотами евреи захватывали римские обозы, или внезапно атаковали войска и так же внезапно отступали, одерживая верх над доселе непобедимыми, хорошо вооружёнными римлянами с их боевыми машинами.

Как было не увидеть в происходящем десницу божью? Даже колеблющиеся, даже малодушные, даже осмотрительные и осторожные уверовали в близкий приход помазанника-мошиаха.

Поэтому Пётр постарался усилить свой рассказ о гибели Иешуа от руки жестокого самодура Пилата, о гневе и скорби иудеев, пытавшихся спасти учителя, как он, Пётр, хотел поднять толпу, и как она была рассеяна. В этом месте он всецело овладел слушающими: иноязычным слова апостола объясняли другие.

Но когда Пётр перешёл к поучениям, стал толковать о необходимости покорно сносить обиды, терпеть гонения и соблюдать иудейские обряды, он ощутил, что внимание людей ослабло, глаза погасли, в лицах стало заметно отчуждение. Он даже расслышал, как кто-то из присутствующих шепнул соседу: «Как мой батька. Когда меня порол, тоже про терпение говорил». Невольно расслышанное замечание, сопровождавшееся смешком, сбило и спутало Петра, он потерял ораторский настрой и уже совсем скомкал нравоучительную часть, пробухтел нечто про отречение от богатств и чистоту нравов.

Далее полагались молитва и всеобщая трапеза. Тут некрещённые снова оживились: им было интересно посмотреть на магические ритуалы новой секты. Вслед за Петром христиане затянули тоскливый молитвенный гимн, совсем недавно придуманный церковными иерархами на основе иудейских псалмов. Некоторые из поющих опустились на колени. Иноплеменные были разочарованы: не было ни священных атрибутов, ни изображений, ни красивых одежд, как в иных религиях. Но Пётр считал это преимуществом новой веры: не надо торжественности и помпезности, не надо воздействия на чувства призванных. Их бог — бог бедных и сам бедняк, ему не нужно пышных храмов и величественных истуканов или фресок, не нужно даров. Поэтому и его служители, даже высшие апостолы должны быть бедны, нищи, не имеют права быть богаче самого бедного из членов общины. Да и в общине все вместе — всё общее.

Понемногу даже посторонние догадались, что главное в этой религии не бог, каких много есть на свете, а люди, устройство общины, и стали внимательниее присматриваться к тому, что делает апостол и его сподвижники.

А дальше была трапеза. Все расселись вокруг огня, и Пётр разломил пополам и пустил в две стороны по кругу хлеб, отпил из кубка вино и кубок тоже пустил по кругу. В этой трапезе также не было помпезности, участники переговаривались и смачно чавкали: после долгого ожидания и стояния хлеб показался им особенно вкусным. Кое-кто из новоприбывших уже оценил выгоду общности имущества и совместных трапез и просил о крещении. Пётр уже смирился с тем, что в общину приходили и неевреи, но всё-таки потребовал, чтобы они обрезались.

В ходе беседы апостол отвечал на вопросы любопытных. Среди присутствующих был один, который не прикоснулся к хлебу и вину. И Пётр заволновался, не римский ли это шпион. «Кто ты?» — спросил его апостол. И выяснилось, что он еврей, недавно прибывший из Палестины.

— Почему же ты не хочешь преломить с нами хлеб?

— Я прибыл сюда в поисках поддержки для дела народа израилева. Но вижу, что вы не станете помогать нам. Пока вы скитаетесь по чужим краям и садитесь за стол с необрезанными, на землях Израиля сбываются пророчества.

— Не явился ли, наконец, Мошиах? — усмехнулся Пётр, но сам насторожился: а вдруг, правда, наконец, пришёл долгожданный божий избранник?

— Да! — страстно выпалил пришелец.

Пётр решил быть благоразумным:

— Я слышал, что сейчас по Иудее ходят несколько человек, называющих себя избранниками. Но явили ли они какие-то чудеса, подобные тому, которое совершил наш учитель, воскресши из мёртвых?

Этот вопрос не смутил гостя:

— Ваш Иешуа воскрес и спас одного себя, а Менахем бен Иегуда, называвший себя мошиахом, отменял долги и отпускал рабов всюду, куда приходил. Это и привлекало к нему людей. Поэтому у вас сотни, а у него — тысячи.

После упоминания Менахема Пётр догадался, что имеет дело с представителем братства сикариев и с опаской глянул на его широкие рукава, в которых запросто мог быть спрятан нож. Сикарии смешивались с толпой и совершали дерзкие убийства римских солдат и сборщиков налогов.

Впрочем, так ли давно Пётр сам омывал руки кровью своих соперников — прямо и косвенно? На всякий случай он решил сделать важную оговорку:

— Ваши вожди сами хотят стать царями, а Иешуа ни на что не претендовал, кроме толкования закона.

— Вот в этом вы, назореи, и показываете своё нутро: в Иерусалиме вы дружите с фарисеями, в Риме — со слугами императора, в Элладе участвуете в языческих торжествах.

Сикарий вытянул в сторону апостола длинный грязный палец. В руке не было ножа или иного оружия. Но это была левая рука. Правая рука всё ещё была скрыта рукавом. «Почему он грозит левой рукой?» — напряжённо думал Пётр. При этом со стороны их разговор выглядел как обычный религиозный диспут.

— Не возвысились ли епископы? — продолжал сикарий. — Я слышал, что некоторые главы общин утаивают часть общего имущества и избыточествуют. Скоро и они станут жить как цари, станут бременем на шее паствы.

— Менахема бен Иегуду побили камнями. Ваша борьба — это кровь, сами вожди оказываются пожраны событиями. Как же сказано, что власть вернувшегося Давида будет до конца чиста от своеволия? Он должен принести мир, чтобы волк жил вместе с ягнёнком, и барс лежал вместе с козлёнком; и телёнок, и молодой лев, и вол были вместе, и малое дитя водило их. Сказано, что корова будет пастись с медведицею, и детёныши их будут лежать вместе; и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на логово змеи…

— Сказано и то, что он потопчет врагов Израиля, как виноградарь гроздья. И вот мы уже изгоняем иноземцев с нашей земли, и наши победы — знак милости господа. А чем вас призрел господь? Как понять, что бог милостив к вам, что он слышит вас, что вы совершаете угодное ему? Нас бог дарует победами.

— А нас скорбями.

— Значит ваш бог другой. Это жестокий и развращённый бог, раз он пускает в царство своё только тех, кого сам же перед этим замучит и обесчестит. Какими вы будете там? Мы будем там с высоко поднятой головой, а вы проведёте свою вечность ползающими на четвереньках.

Пётр насторожился: «То он говорил о разных мошиахах, а теперь даже сказал, что и бог у нас разный».

— Наш бог поднимет нас с колен, — поспешил добавить Пётр.

— А дух ваш останется согнутым, — сикарий рубанул ладонью воздух, словно бил мечом, и поспешно удалился. И вслед за ним собрание покинуло ещё несколько человек.

Петру стало не по себе, трапеза не задалась. Петра одолевали мысли об угрожающей ему опасности, но ещё сильнее волновали его сомнения в собственной правоте. Неужели он как-то неправильно понял учителя? Нет, даже не в этом источник горечи. А в том, что образ скромного проведника из Галилеи рассыпался под натиском различных домыслов и толкований… Зачем-то выдумали, что ему было тридцать лет, хотя на деле он был не моложе Петра. И из матери, с которой Иешуа постоянно собачился, теперь стали делать какую-то святую. Кто-то выдумал, что она зачала не от Иосифа, и это дало повод к насмешкам и толкам о каком-то римском солдате, замешанном в это дело…

Глядя вокруг себя, Пётр невольно припоминал события тайной вечери, маленького седого галилеянина с глазами, горящими огнём веры в своё избрание. Он говорил о том, что близится время спасения всех иудеев от римского владычества… Да, он говорил примерно то же, что сказал сегодня сикарий, он выступал против фарисеев, продавшихся риму, он готовил учеников к борьбе и требовал, чтобы все они имели при себе мечи. Этими мечами они и выгнали тогда торговцев из храма.

А как встречал его народ в Иерусалиме! Впрочем, тогда в Иудее было много пророков и всех их встречали подобным образом. И всех их распинали. Не дожил учитель до нынешних великих событий, когда римлян гонят прочь с земель Израиля. А теперь до него нет никому дела, даже если принять сказку о воскресении…

— Учитель… — чуть слышно проговорил Пётр.

— Учитель… — послышалось рядом. К апостолу обращался один из братьев. — Мы думаем, тебе стоит покинуть Рим.

<На этом роман обрывается>

Дмитрий Косяков, 2018.

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 1. Как здорово заводить новых знакомых.

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 2. Шимон и Шауль

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 3. Пластилин

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 4. В Салоне ВХУТЕМАС

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 5. Забанен и заблокирован

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 6. Красные залы.

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 7. Преображение блогера в журналиста

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 8. Дохлый и Грибоедов