Мастер и Маргарита XXI. Гл. 4. В Салоне ВХУТЕМАС

Салон ВХУТЕМАС был устроен при одном из столичных институтов и использовался для проведения выставок, презентаций различных интерьеврных проектов и прочих мероприятий. Согласно официальной легенде, здесь некоторое время располагась коммуна ВХУТЕМАС, и именно сюда приходил Ленин по приглашению начинающих авангардистов. Правда ли это, и зачем студентам двадцатых годов было нужно такое большое помещение, выяснить мудрено хотя бы потому, что всем давно плевать, что такое ВХУТЕМАС и через какое приложение он запускается.

Ещё в нулевые здесь устраивали выставки отечественного авангарда из коллекций института, защиты дипломных работ и торжественные мероприятия. Идея звучала патриотично: популяризация традиций русского классического авангарда. Открытие было проведено в рамках общероссийской конференции «Art Studies: Redesign. Защита памятников родной архитектуры». Пресса ликовала аж дня полтора. Но вот бюджетные деньги куда-то испарились, гранты съелись. Пространство было переведено на баланс института, потом на самоокупаемость… а потом его как бы закрыли, и никто не знал, что делается за плотно занавешенными окнами.

Дело в том, что отреставрированное на государственный счёт помещение купила некая частная фирма, зарегистрированная на далёком тёплом острове. Помещение было переоборудовано: утеплено, тут появилась сауна и ещё некоторые весьма актуальные увеселения.

Вот сюда и созвал своих гостей Велимир Святополкович Десницкий. Кто же был таков Велимир Святополкович? Официальная должность в министерстве культуры у него была небольшая: советник или помощник по вопросам… чего-то там. Но видели бы вы, как распахивали перед ним двери в центральное здание министерства! Как царственно шёл он по алым ковровым дорожкам, как без колебаний заходил в любую дверь. Если бы вы видели его, весь блеск мраморных плит и сверкание золотых люстр померкли бы перед сиянием его лысины, и вы бы поняли, да-да, в эту самую минуту вы бы поняли, что настоящее министерство — это он, Велимир Святополкович Десницкий.

Эту фамилию редко можно было услышать в новостях или теледебатах, она не была известна широкой публике. Но «лихие девяностые» сменились «стабильными нулевыми», подходили к концу «кризисные десятые», возносились и летели головы министров, а Велимир Святополкович стоял нерушим. Руль культурной политики вертелся то вправо, то ещё правее, президент объявлял «катастрофой», то возникновение, то развал СССР, а речи для министров культуры писала уверенная и лёгкая рука Велимира Святополковича.

Закрывался ли музей или дворец культуры, открывался ли храм или контемпорари-арт-лофт, над всем этим незримо простиралась благословляющая длань Велимира Святополковича — человека с сердитыми глазками, аристократической эспаньолкой и аккуратно уложенными на голове седыми волосами, вечно без галстука, с расстегнутой верхней пуговицей рубашки.

Организуя дружеско-деловые встречи, Десницкий любил удивить приглашённых. Поэтому анонс нового телесериала, того самого, который обсуждали Котов и Махно, и решение связанных с ним вопросов Велимир Святополкович решил устроить в салоне ВХУТЕМАС.

Сюда специально была завезена и размещена выставка советских авангардистов, а также мебель, цветы, напитки и наедки. Мысленным взором окинув предстоящий антураж, Десницкий понял, что одни лишь авангардисты будут недостаточны, а потому затребовал и одну картину золотого века голландской живописи. Её разместили на самом видном месте, и свадьба голландских крестьян с удивлением воззрилась на кубистических пролетариев и плакатных красноармейцев.

Гости стали прибывать. По традиции, они первым делом обнимали хозяина, троекратно целовались с ним, потом шли здороваться с остальными. Тут почти все друг друга знали, а неофиты проверялись на понимание этикета и неписанных правил. На вечере планировалось наладить кое-какие деловые связи и даже один брак, кроме того предстояло ввести в общество нескольких новичков, в том числе Никиту Котова. Велимир Святополкович уже поручил своей помощнице позвонить неблагодарному протеже, но в трубке слышалось только «Жи-и-изнь как всегда на месте».

А Никита Котов лежал на столе в морге, словно на прилавке мясного магазина, и не видел никаких снов. Конечно, смерть не могла быть оправданием для неявки на деловую встречу такого уровня.

И вот, когда обиженный и сердитый Велимир Святополкович уже хотел отдать распоряжение позвонить незадачливому продюсеру второй раз, в салон прибыл Махно. Он появился в самом сердце ночи, когда погасли светофоры, и дома совершенно заросли темнотой. Не думай, читатель, что он так и явился на торжественный вечер, каким выбежал из одевальной кабинки — без штанов. Нет, он был в выходном фраке со свисающими фалдами и алой гвоздикой в петлице, а также с бюстом в руках. Возможно, из-за этого бюста писателю и удалось прорваться внутрь, ибо охрана была в курсе, что ждут человека, связанного с фильмом о Ленине, а может, она куда-то отвлеклась — нет абсолютной безопасности на свете!

Махно на непослушных, словно обутых в коньки, ногах взбежал по леснице и ворвался в салон. В лицо ему пахнуло горячим воздухом, и он увидел, что все в зале — голые. Куда там воландовскому балу! И мужчины, и женщины были обнажены, как говорится, до часов, хотя всё было сугубо прилично — никакой оргии не предполагалось. За спинами собравшихся виднелись столы с обильной снедью, а ещё дальше — картины, нарисованные художниками из «России во мгле», расставленные на замысловатых гипсокартоновых инсталляциях. С потолка свисали картонные солнышки. Благоухали цветы, горели свечи. Их блеск отражался на бронзовом покрытии бюста Ленина, и казалось, что руки Махно светятся.

В сиянии свечей блуждающий взор писателя узнал многих известных персон. Тут был влиятельный церковный идеолог отец Полоний (в миру Мочалов), выдвинувшийся в своё время за счёт постоянных публичных обвинений в адрес Ленина, сравнением его то с Гитлером, то с сатаной, и призывами к превращению всех улиц Ленина в стране в улицы Григория Распутина или Малюты Скуратова. Надо сказать, что идея показать юного Ильича в духе «Омена» исходила от него. Да, как было не признать эту мочальную бородёнку и хищный нос!

На диване скромно расположились знаменитые писатели Виктор Сорочкин и Владимир Плевелин. Первый прославился тем, что в подробностях описывал всевозможные сексуальные извращения, называя это «борьбой с наследием тоталитарного прошлого», а второй вроде бы начинал с остроумной критики «тоталитарного настоящего», но быстро переключился на наркотики и буддизм. Оба числились в оппозиционерах, но от приглашения отказываться не стали. Махно сразу понял, что на вечере — это его главные враги и конкуренты.

Особняком (но с соблюдением всех пунктов церемониала) держался некий бородатый господин узбекской или таджикской наружности. Да будет тебе известно, читатель, что он был связан с поставками оружия в Афганистан, но кому именно он переправлял оружие, и что он делал на вечеринке «культурной элиты», не знал и сам дьявол.

Были и женщины — множество совершенно юных, например, знаменитая «светская львица» Настя Робкая, названная так за особую тактику привлечения мужчин. Она накачала себе губы, но не грудь, в свои двадцать три года культивируя образ девочки-подростка. Настя весь вечер доказывала сопернице, Тине Плюшевой, что нигде не умеют так веселиться, как в Берлине. А та в ответ заявляла, что она просто не бывала в Токио. Были и дамы в возрасте, например, лидер крупной профсоюзной ассоциации и член коммунистической партии Людмила Петровна, которая явилась сюда поговорить кое с кем о предстоящих выборах.

— Ой, Ильич! — воскликнула она, увидев бюст, и захихикала низким ораторским голосом.

Махно сперва смутился и, полуотвернувшись к подходившей сзади охране, поскольку она была одета, извиняющимся голосом пробормотал:

— А я, вот, фрак купил на последние. В магазине поймали и заставили… — а потом, с перепугу осмелев, рванулся вперёд и объявил сиятельной публике. — По какому случаю свечи — за здравие или за упокой? И откуда цветы? Не с могилки ли Никиты Котова?

Последнюю фразу он уже проговорил с заломленными руками. Охрана готовилась его вывести, но Десницкий сделал знак рукой, и Махно отпустили. Велимир Святополкович взял простыню и обернулся ею, словно римский сановник. Его примеру последовали и остальные.

— Говори! Где Никитка? — негромко, но повелительно проговорил Десницкий.

— Не бейте меня, я всё расскажу, — с готовностью ответил Махно. — Никита Сергеевич умер… — собравшиеся притихли, — убит… — собравшиеся ахнули. Котова им было не жаль, и факт его исчезновения вызвал у одних злорадство, у других — лишь досаду. Просто с этими двумя словами «умер, убит» нечто ужасное и непонятное сделало два шага в их сторону, словно с окон сорвало ставни, и в жарко натопленное помещение вошла не апрельская прохлада, а невежливо вторгся суровый январь. Чем выше был гость, тем больше у него было поводов опасаться убийства.

«Убит… убит…» — пронеслось из уст в уста.

— Тихо, — приказал Велимир Святополкович и обратился к Махно. — Он убит, так?

— Скосила коса… — вздохнул писатель.

— Кто его убил?

— В том-то и дело, что монах, хоть и был пьяный, и по встречке ехал, но он тут совершенно ни при чём. Во всём виноват Троцкий… и этот полосатый профессор. Только он не глухонемой, нет! Он всё прекрасно понимает. Он сказал, что мы дикари. И этот ветеран рок-н-ролльного фронта с ним заодно.

Кто-то усмехнулся: «Долбанутый», и всем сразу полегчало: значит, нет никакой смерти и никаких поджидающих в ночи убийц, продолжается тёплый уютный сон под названием «культурная жизнь». Десницкий уже хотел повелеть вывести писателя, но отец Полоний пошептал ему на ухо, сообщив, что один его подопечный действительно сбил кого-то на улице, что он уже принял меры к освобождению молокососа, но, если там действительно замешан протеже Десницкого, то отец Полоний, со своей стороны, готов…

Десницкий снова обратился к Махно:

— Так его сбила машина?

— Вот точно! — обрадовался Махно понятливости главного сановника — он уж сообразил, кто тут хозяин. — Тут и обижаться не на что: колесо, оно, всегда право. Но виноват во всём профессор. Он ведь заранее всё знал, и про автомобиль, и про смерть Котова, и про Шимона с Шаулем, и про весь ваш синедрион! — писатель кивнул на отца Полония. — Но голову Никиты Сергеевича я у них отобрал, и теперь смогу продолжить работу над телесериалом!

Махно воздел над собой бюст Ленина, а писатели сначала прыснули, а потом начали шушукаться.

— Так ты говоришь, что общался с этим… который подстроил смерть Никитки… как его? — вопросил Велимир Святополкович.

Махно сжал виски:

— Помню, что на “А” его фамилия… Даже на “Ап”. Апернов… Апрянов…

— Априориев? Апробациев? Апраксин? Апротекс? — стали подсказывать со всех сторон, полезли в “Гугл” и в “Яндекс”. Вскоре подтвердилась и гибель Котова, и люди в тогах теснее сгрудились вокруг Махно.

— А ты что ж там делал? — продолжил допрос Десницкий.

— Так ведь мы с Никитой Сергеевичем новый сериал обсуждали. Он меня сценаристом позвал. Я – Кибер-Махно. Слыхали?

Десницкий щёлкнул пальцами, и его референт нырнул в сеть. Остальные поспешили сделать то же самое. Махно ощутил, что это — пик его славы — такое число столь высокой публики им никогда не интересовалось. Поддержки почти каждого из присутствовавших (за вычетом девушек-моделей) было бы достаточно, чтобы сделать его знаменитым.

— Ага. Так это ты призывал рисовать член на избирательных бюллетенях? — Десницкий ткнул в Махно пальцем, и писатель почувствовал, как пьедестал под его ногами превратился в чёрную яму.

— Так ведь я же не в том смысле, что… — начал было он.

— Не ты ливыступал против строительства храма в парке в 2012 году? — выскочил из-за спины Десницкого отец Полоний.

— Это шутка была…

— Не ты ли в комментах написал, что не надо платить взносов за капремонт? — вскипела профсоюзная дама.

Махно чувствовал, что проваливается куда-то и в то же время обретает небывалую лёгкость. Обвинения даже стали вызывать у него улыбку: «Ну, да, было. Эх, молодость, молодость…»

— Совсем он там что ли с катушек поехал? — пожал плечами Десницкий, полуобернувшись к своим гостям, имея в виду выбор Котовым сценариста для будущего проекта.

Махно понял, что это конец. Он ещё раз окинул глазами собрание, отметил насмешки на лицах Сорочкина и Плевелина … и вдруг заприметил Котова в задних рядах. Да, толстенький чернявый небритый человечек в очках стоял у стены и, хихикая, показывал на него пальцем. Только волосики у него были подлиннее и не дыбом, а прикрывали ушки, и очки, похоже, были не имиджевые, а обычные увеличивающие.

— Да вы же тут все сговорились! — взвыл Махно и рванулся к двойнику продюсера, охрана кинулась за ним.

— У вас тут и запасной нашёлся! — Махно прижал Котова номер два к гипсокартоновым инсталляциям, а тот пытался стукнуть его бокалом с шампанским. Налетевшее сзади секьюрити ещё сильнее сдавило их, сверху отлетела какая-то перекладина, и декорации повалились на публику.

— Полундра! Пустите меня, я тоже штаны сниму! — успел крикнуть писатель, прежде чем ему наконец подрезали крылья, шею чиркнул разряд электрошокера, и всё погрузилось во мрак.

Сорочкин поспешил помочь двойнику подняться:

— Так что, Фёдор Сергеевич, не вам ли теперь проект брата отдадут? — спросил он.

— Тухлая страна. Пора валить отсюда. В штатах вечеринки лучше охраняют, — ответил Фёдор Котов погромче, чтобы его услышала секьюрити, но и не слишком громко, чтобы не услышал Десницкий.

Вечер был безнадёжно испорчен, гости стали разлетаться в свои тёплые гнёздышки, и сверху за ними наблюдало чужое и злое небо.

Дмитрий Косяков, 2018.

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 1. Как здорово заводить новых знакомых.

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 2. Шимон и Шауль

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 3. Пластилин

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 4. В Салоне ВХУТЕМАС

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 5. Забанен и заблокирован

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 6. Красные залы.

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 7. Преображение блогера в журналиста

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 8. Дохлый и Грибоедов

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 9. Ниточки обрываются

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 10. Антон становится героем чёрно-белого фильма