Мастер и Маргарита XXI. Гл. 7. Преображение блогера в журналиста

Тезеус Апрельский и Антон Тараканов (он же Кибер-Махно) прибыли в сибирский город одновременно, хотя и различными способами. Бывший писатель вышел из аэропорта и поправил на спине свой походный рюкзак. Такси объявилось почти незамедлительно. Сперва Тараканова привёл в уныние вид бескрайних голых равнин и холмов, припорошенных запоздалым снегом. Потом начались спальные районы, и Тараканов увидел нечто близкое и знакомое: всё то же нагромождение типовых высоток. Значит, и здесь можно жить: смотреть телесериалы по вечерам, ходить в ларёк, может быть, даже читать книги.

Закинув вещи в квартирку, снятую для него в счет зарплаты, Антон прибыл в редакцию. Она располагалась в центре города и занимала обширное помещение в крупном (по провинциальным меркам) бизнес-центре. Помещение было заставлено компьютерами, за большинством из которых работали люди. Очевидно, остальные были на выезде. Тараканов, вздрогнул, представив, что за одним из этих компьютеров теперь будет сидеть он — дни, недели, может быть, годы.

Его быстро проводили в кабинет начальства. Тараканов старался относиться ко всему так, словно ему предстоит написать об этом роман, и он оценивал людей и события как бы со стороны. Итак, ему представилась женщина со злыми глазами, имя которой он мгновенно забыл: то ли Светлана Татьяновна, то ли Татьяна Светлановна…

Она сказала:

— Мы изучили ваше резюме, портфолио, блог, аккаунты во ВКонтакте и в Фейсбуке и готовы попробовать.

Тараканову мгновенно припомнились некие фоточки, которые выкладывали его френды, и на которых он был запечатлён в пьяном виде. Припомнились его провокационные статейки раннего периода. И что же они при изучении этого всего — ухмылялись? Или даже копировали в какую-нибудь особую папочку с названием Тараканов-АН?

Женщина между тем продолжала:

— Но учтите: издание у нас не совсем обычное и ужасно популярное. Мы звучим со всех концов, из всех каналов, со всех страниц и порталов, во всех углах и щелях. Это, знаете ли, величественное зрелище, как вулканическое извержение, чтобы держать наших читателей в состоянии постоянного потрясения. Чтобы у них температура подскакивала от каждого нашего разоблачения. Но главное помнить: президента и церковь мы не трогаем – это табу. Вопросы?

Женщина испытующе посмотрела на Тараканова, но тот пожал плечами: он был не в том положении, чтобы задавать вопросы. «Да провалитесь вы все пропадом. Сделаю то, что вам нужно», — думал Антон, мысленно сжимая зубы.

— Хорошо, — удовлетворённо кивнула начальница. — Теперь о заголовках. Они должны не кричать, а прямо-таки орать. Чтобы никто точно не мог сказать, что это значит, чтобы никто ничего не понимал, но хотел прочесть. Например, «Сын зарезал отца ради золота» — история про то, как папаша с сыном резались в компьютерные игры; «Выкрутили руки, заткнули рот и сделали начальником фирмы» — это сшито из трёх разных кусков одного интервью; «Пробил час. За городом съеден почтальон» — это вообще из мультика.

— А как бы вам понравился такой заголовок: «Отрезание головы продюсера Котова было предсказано дьяволом из Праги»?

— Ну, уж совсем-то бред нести не надо.

Тараканов чуть было не взялся рассказывать про Петра и Павла и про Апрельского с его странной свитой, но сдержался, понимая, что все равно помочь это ему сейчас не может, а вот навредить – запросто. Кроме того, новая начальница ему не нравилась, и Тараканов изо всех сил сдерживался, чтобы не послать её куда подальше.

— Помни ещё ряд важных моментов, — продолжала начальница. Букву «ю» в тексте можно использовать не больше тридцати раз. Файл нужно верстать шрифтом «ариал блэк» размер тринадцать. И при этой вёрстке первые буквы первых семи строчек образовывали слова «сам себе». Этот же набор букв, в любом порядке, должен присутствовать в заголовке. Но при этом заголовки и подзаголовки должы быть яркие и незабываемые, должны механически воздействовать и на сознание, и на волю читателя… Ну, это уже на следующем уровне обговаривать будем. А сейчас нам нужно вас попробовать.

Тараканов прошёл в основное помещение, где его встретил мужчина лет тридцати шести в клетчатой рубашке и с собранными в хвост волосами. Звали его не то Михаил, не то Дмитрий – что-то с буквой «М». Он сидел в своём кресле так плотно и надёжно, словно собирался просидеть в нём всю жизнь. Взгляд у него был не злой, а… не видящий. Он не был слепым, но его глаза были настолько пусты, что производили впечатление ненужного украшения, а не жизненно важного органа: они как будто ни на что не смотрели и ничего не видели, не всматривались пристально, не бегали, чего-то ища, не прятались от чужого взгляда — они просто были приделаны к лицу. Они как будто ему даже мешали, словно ему хотелось плотно-плотно закрыть их и ни на что не глядеть.

Первым делом он спросил, чем Антон занимался раньше, и тот с самому себе непонятным стыдом сказал, что был блогером. Раньше он сообщал об этом с апломбом. Его куратор не выказал никаких чувств:

— Впрочем, я ведь составлял справку по вашим аккаунтам в соцсетях. Сейчас нам надо с вами что-нибудь написать.

— Послушайте, но у меня ведь есть убойный сюжет! Всё буквально по Булгакову: на днях на Патриарших я встретил профессора, кажется из Чехии. Так вот он предсказал смерть Никиты Котова, а я был свидетелем этой смерти. Каково?

Выражение глаз мужчины не изменилось:

— Это какого Никиты Котова?

— Ну, продюсера. Я должен был участвовать в его новом проекте, а он, блин, попал под машину.

— Что же нового вы имеете сообщить?

— Например, кто его задавил. Его задавил священник, настоятель Соломоновского монастыря Паисий. Но главное…

— Главное, что вам объясняли: президента и церковь мы не трогаем.

— Ну, хорошо. Собственно, монах тут и не главное лицо. Главное – профессор. Мало того, что он предвидел смерть Котова, так он ещё и знал апостолов Христа, и Пётр чуть было собственноручно не сделал ему обрезание! Но и про апостолов можно забыть к чёртовой матери, — поспешно поправился Тараканов, догадавшись, что мужчина сейчас снова возьмётся заступаться за церковь, — важно, что он всё предвидит, колдует с помощью фиолетового перстня, и с ним два прислужника: какой-то жуткий нефорюга, весь в булавках, и чёрный кролик во-о-от таких размеров. И оба в очках!

Нет, собеседник не удивился:

— Ну, допустим. Может это подтвердить официальное или медийное лицо?

— Э-э… А я не гожусь?

— Раз вы журналист, то ваше мнение никого не волнует и ничего не значит. Вот любое чужое мнение – пожалуйста. А когда это было?

— Два дня назад.

— Нам не интересна новость, которой более шести часов, — сказал журналист и продолжил, запросто переходя «на ты». — Ты, конечно, можешь, запихать свою историю в бэк, то есть изложить в привязке с другим событием в качестве предыстории или развития темы, но тебе оно надо? Всё равно вырежут. Ну, допустим, я не вырежу. Начальство увидит это в новостной ленте и мы оба попрощаемся с работой. Этот материал провисит в интернете, в лучшем случае, полчаса. За это время его прочтет примерно полторы тысячи человек. И, поверь мне, среди интернет-аудитории газеты «Денёк» вряд ли найдутся думающие читатели.

— Почему непременно вырежут? Ведь это же сенсация!

— Дорогой мой, — сухо улыбнулся куратор, — ты что, с луны свалился? Кому нужны сенсации? Может быть, веке в девятнадцатом всё было устроено именно так, издания во многом существовали за счёт подписки и продаж. Сегодня они существуют за счёт инвестиций и рекламы.

«А он не дурак. Знает свою кухню. Даже среди провинциалов попадаются умные люди», — подумал Антон. Он думал, что озарит светом своего столичного величия тусклый мирок российской глубинки, а оказалось, что блистать особенно и нечем, что он — щепка, подхваченная водоворотом событий.

— Что же мне делать? — уже покорно и неуверенно спросил Тараканов.

Куратор закрыл глаза и черты его лица как будто бы смягчились.

— Садись вот за этот компьютер, — он указал рукой, не открывая глаз. Тараканов сел.

— Пароль admin13, — продолжал куратор. — В левом верхнем углу экрана папка «Работа», в ней папка «Контакты». Вордовский файл «Менты и медики». Это телефоны всех больниц и районных отделений полиции.

Тараканов открыл уродливо составленную таблицу, в которой разные ячейки были зачем-то выделены разными цветами, заполнены разным шрифтом.

— А здесь ещё московские адреса, — удивился он.

— И Питерские, — поправил его куратор Михаил-Дмитрий.

— А почему?

— Потому что всё, что происходит, имеет право происходить только в Москве и Питере. То, что случается в других городах, нашим инвесторам и читателям гораздо менее интересно. Если, скажем, закрывают библиотеку или разрушают памятник архитектуры в столицах, то шума вокруг этого будет много, а у нас подобное происходит чуть не каждый день, и дела никому нет.

— Почему же?

— Потому, — продолжал куратор монотонным голосом, в котором чувствовалось внутреннее дребезжание или какая-то дрожь, — что в нашем городе один миллион жителей, а в Москве — двенадцать миллионов, а в Питере — пять миллионов. Это значит, то, что происходит в этом городе интересно одному миллиону людей, а московские события — двеннадцати миллионам. Соотношение один к двенадцати. Чтобы событие, произошедшее здесь, вызвало интерес у столичных жителей оно должно быть в двенадцать раз масштабнее. Например, новость о смерти московского губернатора приравнивается к новости о смерти двенадцати провинциальных губернаторов, новость про аварию должна включать не две, а двадцать четыре разбитые машины, ну, и так далее.

Антону почему-то было неприятно слышать подобные рассуждения, как будто это он был виноват в том, что всё так устроено.

— Хорошо. Что дальше?

— Берёшь и обзваниваешь всех по порядку. Телефон на столе, насчёт стоимости междугородних звонков не беспокойся. Спрашивай, не произошло ли у них чего-нибудь экстраординарного. Только «Денёк» не упоминай — представляйся корреспондентом газеты «Изведомости».

Тарканов удивился: неужели жёлтый «Денёк» как-то связан с этой важной, подчёркнуто официозной газетой? Но он не стал задавать вопросы, потому что устал от неприятных объяснений, и сел за компьютер.

Где-то к двадцатому звонку он выработал схему общения. С медиками общаться было проще, они отвечали устало, раздражённо, но человечно, полицейские же напоминали чат-ботов, которых кто-то напугал. Они старались говорить с ровной подлаивающей интонацией, стандартными бюрократическими фразами, но сквозь железный автоматизм прорывались нотки неуверенности и страха — видимо, страха сказать лишнее. Даже представлялось, как они одной рукой держат трубку, а другой отдают честь невидимому начальству или портрету на стене.

— Были ли у вас какие-нибудь интересные происшествия за последнее время?

— Нет. Никаких.

— Значит, ни одного преступника не поймали?

— Поймали всех.

— Так значит, были происшествия, нарушения?

— Нет. Никаких нарушений и происшествий.

— Кого же вы ловили тогда?

— Кого следует.

Мороз пробирал от последней фразы. Казалось, что милиционер на том конце провода пристально всматривался в прислонённое к трубке ухо.

Со спасателями происходили подобные беседы. Только они постоянно спасали огромное количество людей, не попадающих в беду.

Поэтому Тараканову больше понравилось говорить с врачами. Они говорили смелее, как будто тучи призрачных начальников не сгущались за их спиной. Но они не знали, о чём рассказывать: ужасные болезни, самоубийства в курилке и чудесные исцеления были для них обычным делом.

А один дедок-кардиолог из местной краевой больницы и вовсе разоткровенничался с Антоном, рассказал, как им не хватает денег – на скорую помощь, на диагностику. Были бы на это деньги – меньше приходилось бы потом тратиться на лечение, и народу меньше бы в итоге помирало.

— Скажем, случился у ва, не дай бог, инфаркт. Тут главное быстро вас в больницу доставить, сделать аортокардиографию, выявить причину. А там – поставить, скажем, коронарный стент – и живите себе дальше на злоровье! Но денег на каждый из этих этапов нам не дают. Так что придётся вам, дорогой, на кладбище отправляться. И то же самое с онкологией и со всем остальным.

— А вы не боитесь мне всё это рассказывать? — спросил его Тараканов.

— Не боюсь. Я на свою пенсию уже давно заработал, да вот всё не пускают: смены нет. Молодёжь норовит в частные клиники пристроиться, кто потолковее – уезжают.

— А куда местные власти-то смотрят? Им же потом это всё выйдет боком: однажды сердце как-нибудь не так повернётся…

— Э, дорогой мой! Вот я считаюсь лучшим хирургом в регионе. Да и по России не в последние выйду, а крупных чинов у себя уже лет двадцать не видал. Когда у нашего замминистра сельского хозяства сердце, как вы говорите, не так повернулось, так его прямо в Германию потащили. Там он и помер.

— Так вы не против, если я ваши слова запишу? — на всякий случай ещё раз уточнил Антон: он не знал, сколько раз полагается спрашивать.

— Валяйте. Только, знаете, напишите ещё обязательно, что для долгой жизни нельзя злоупотреблять алкоголем, слишком много есть и пренебрегать физкультурой. Об этом почему-то постоянно забывают. Да! И ещё пусть следят за давлением, регулярно сдают анализы и проходят диспансеризацию.

Антон передал содержание беседы куратору и спросил, можно ли написать об этом.

— А то ведь что получается! На футбол у них деньги есть, на фестиваль японской культуры есть (я анонс видел), а на жизни людей – нет!

Дмитрий-Михаил улыбнулся:

— Ну, давай попробуем. В название вставь словосочетание «хирург от бога», тогда скорее пропустят. Насчёт расположения букв не заморачивайся пока – я сам потом расставлю. И на будущее запомни, такие беседы пиши на диктофон – делай связь на громкую и на мобильник записывай.

В переработанном варианте, как показалось Антону, не осталось ровным счетом ничего от его первоначального текста, но Михаил-Дмитрий почему-то остался доволен работой Тараканова. Кстати, оказалось, что его имя с буквой «М», на самом деле, Роман.

Вечером Тараканов покинул офис. Хотелось просто вдохнуть воздуха, пройтись и ни о чём не думать. Ноги сами несли его от мгновенно ставшего ненавистным офиса. В первые минуты по приезде город показался ему маленьким и тесным, с более низкими домами, более узкими улицами, с меньшим количеством прохожих и машин, а сам себе он показался великаном. Но сейчас, после разговора в редакции, Антон показался себе маленьким и беспомощным – игрушкой в руках неведомой силы, которая казалась ему то злой и мстительной, то слепой и равнодушной к его судьбе.

Он шёл по городу, исторические дома и даже сталинки в центре были непривычно низкие, и его тянуло к типовым панельным свечкам, потому что они напоминали ему Москву. Но город хитрил с ним, запутывал и наконец выволок на центральную площадь. Здесь стоял помпезный сталинский дворец местной власти, с колоннами, с дубовыми воротами, с лепниной, обсаженный голубыми елями. Ансамбль был дополнен еще какими-то административными зданиями — то ли библиотекой, то ли управлением железных дорог. По ту сторону площади виднелся облезлый парк с атракционами, а в центре площади, спиной к административному дворцу стоял памятник. Каменная фигура подалась вперед, как будто бы человек в кепке только что вырвался из-за дубовых дверей, чтобы подышать воздухом.

Это было несколько непривычно: в Москве и Питере эти памятники уже потихоньку убрали, и теперь громадная коренастая фигура каменного человека в пальто встала перед Таракановым как призрак из детства.

— Ну, что? — бывший писатель приблизился к памятнику. Что-то скребло на дне его совести. Ах, да, сценарий…

— Твоя взяла. Фильм я теперь не сделаю. Но так ли я был неправ? Ведь дело твоё рухнуло, значит, ты ошибался. Постоишь ещё тут немного и тебя уберут, и поставят на твоём месте какого-нибудь местного купца-золотопромышленника, мецената, который тут содержал одну гимназию и три публичных дома или губернатора, который в каком-то году построил какой-нибудь мост. И что тогда останется? Sic transit… Книжки твои сгниют в этой библиотеке, их спишут с хранения. А может, и саму библиотеку закроют. Сегодня в моде футбол.

И блогер невольно посочувствовал памятнику: если даже человек такого масштаба исчезнет без следа, то на что надеяться ему, Тараканову?

Но каменные глаза были прищурены насмешкой или презрением, словно бы этот, на пьедестале, знал какую-то великую тайну. Антон проследил за его взглядом и увидел огромную блестящую карусель, вертевшую визжащую публику. Да… маятник качается. Маятник качается.

Дмитрий Косяков, 2018.

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 1. Как здорово заводить новых знакомых.

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 2. Шимон и Шауль

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 3. Пластилин

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 4. В Салоне ВХУТЕМАС

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 5. Забанен и заблокирован

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 6. Красные залы.

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 7. Преображение блогера в журналиста

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 8. Дохлый и Грибоедов

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 9. Ниточки обрываются

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 10. Антон становится героем чёрно-белого фильма

Мастер и Маргарита XXI. Гл. 11. Большое красное событие