И листва забыла время.
Время падать, время петь.
Дядя Го.
Андрей Сашин всегда презирал и даже активно ненавидел нытиков. Люди жаловались на жизнь, на эпоху, на страну, даже на какие-то «формации»… Андрей этого не принимал: он свято верил, что судьба человека — в его собственных руках. Да и как не верить? Илон Маск, Джефф Безос и Марк Цукерберг ведь достигли небывалых высот, и для этого им понадобилось лишь одно: вера в свою мечту и в собственные силы.
Сашин тоже верил в свои силы. И это работало: в двадцать с небольшим лет он уже занял позицию начальника штаба самого главного оппозиционера страны, Алексея Овального, и клепал для него ролики, которые получали миллионы просмотров. Собственно, Овальный только озвучивал написанный текст и передавал в конверте от своих патронов кой-какой компромат. Всё остальное делал Сашин. Будущее виделось Сашину очень ясным и светлым: рано или поздно Овальный пробивается наверх, и Сашин занимает достойное место по правую руку его трона…
Но вот после публикации, казалось бы, одного из самых успешных видеороликов, рассказывающего об оргии на яхте олигарха Красногорова с участием замминистра культуры Десницкого, Овальный ни с того ни с сего дал Сашину «пинка под зад»: оттаскал на матах и выставил за дверь своего штаба. И Сашин в мгновение ока сделался никем.
Его имя нигде никогда не значилось: ни в титрах роликов, ни в связанных с Овальным публикациях. С ним не хотели говорить другие политики, друзья Овального. Неужели всё это из-за той случайно увиденной фотографии, на которой Красногоров и Десницкий проводили какой-то странный ритуал, и из-за попыток задать пару соответствующих вопросов «Яндексу» и «Гуглу»?
И неужели теперь он должен будет начинать всё с самого начала, с какого-нибудь ведущего мелкого корпоративного блога турфирмы или автомойки? Даже беглое чтение предложений работодателей вызывало у него приступы тошноты.
И вот теперь он впервые понял этих жалующихся людей — своего дядю, после возвращения из Чечни работавшего простым таксистом и разбившегося по пьяни, свою бывшую подружку, мечтавшую стать певицей, а также этих странных провинциалов из сюжетов теленовостей. Сашин впервые задумался о том, что жизнь — это не только люди, но и что-то ещё. Нечто незримое, но определяющее судьбы людей помимо их воли.
К этому рассуждению Сашин пришёл, скитаясь вечером по близлежащему скверу. Но что же было это дополнительное «что-то»? Мысли ходили по замкнутому кругу, и к ним примешивался странный звук, как будто кто-то пьёт через соломинку или шепчет: «Спи, Сашин, спи. Спи, Сашин, спи…»
Единственной зацепкой был странный снимок, который попался на глаза Андрею лишь мельком, а потом исчез из интернета: Десницкий и Красногоров в длинных облачениях и высоких шапках в окружении голых девиц. Все девушки, отправившиеся с ними в путешествие пропали, но никакого шума или беспокойства по этому поводу в сети не было… И Сашин опасался вести открытые поиски в интернете, догадываясь, что подобные запросы отслеживаются и не проходят безнаказанно.
Каким-то образом нужно разгадать тайну и тем самым перехитрить нависший над ним рок… Но думать мешал странный пробивающийся сквоз городской гул шелест или шёпот: словно червяк выползал из чернозёма: «Спи, спи…» Чтобы заглушить этот звук и дать мысли новое направление, Сашин нацепил наушники и нажал запустил своё музыкальное приложение: оно само выбирало то, что нравится пользователю.
«Мент приедет на козе, Зафуячит в КПЗ», — то ли пропел, то ли проговорил вкрадчивый голос.
Сашина прошиб холодный пот, но одновременно возникло желание услышать, что будет дальше. Однако песня прервалась входящим телефонным звонком с незнакомого и вообще странного номера, начинавшегося с +7(191). Разве такие бывают?
— Хочешь узнать про культ? Прилетай в Дивнодар седьмого числа. Я встречу. Не бери телефон и никаких гаджетов с собой.
Звонок оборвался и сразу возобновилась песня:
Вот, такие, брат, дела —
Мышка кошку родила.
Спи, понимаешь, спи.
Буря мыслей, идей, сомнений поднялась в душе Андрея. Но среди всех чувств преобладало радостное возбуждение. «Вот оно! Вот оно!» — повторял его внутренний голос. Стало быть, есть какая-то большая правда по ту сторону обыденности, и он, Андрей Сашин, напал на след этой правды. Конечно, примешивался и страх: любопытной Варваре, как известно, нос оторвали. А по нынешним-то временам могут оторвать и кое-что более существенное…
Но разве можно теперь остановиться на полдороги? Как же он будет жить дальше обычной жизнью, зная, что упустил величайшую тайну? Никакое винцо и никакое кинцо не смогут отвлечь его от этих мыслей, и никакой карьерный рост уже не покажется ему окончательным успехом…
Сашин решил посоветоваться со своей учительницей и наставницей Василиной Световой. Она была для него, как и для многих, символом истинного журналиста старой закалки: прошла путь из провинциальнойгазетёнки в большую столичную журналистику и, наконец, была приглашена на преподавательскую должность, возглавила кафедру. Будучи журналистом, она выступала с громкими разоблачениями и культурными обзорами и помимо ума всегда демонстрировала наличие жёстких принципов.
«Настоящий журналист должен бороться за правду», — любила повторять она. Сам Сашин старался следовать этому принципу: разве его ролики для Овального не были борьбой за правду?
Только с Василиной Фёдоровной мог он посоветоваться в эту решающую, роковую минуту.
Она приняла его у себя в кабинете, за заваленным бумагами столом, с большим беспорядочно набитым бумагами шкафом. Взгляд Андрея скользнул по заглавиям: «Корень зла», «Воскресшие боги», «Чёртова кукла»…
В этой обстановке, в атмосфере учёности Сашин почувствовал себя увереннее. Светова встретила его радушно:
— Раз не забываешь, значит, не зря я тебя учила, — улыбнулась она.
Она указала ему на стульчик, предложила чаю и закурила тонкую папироску.
— Как твоя жизнь? Надеюсь, всё хорошо? — спросила она таким тоном, что Сашин понял, что на последний вопрос следует ответить утвердительно. Так он и сделал.
— Я слышала, ты работаешь у Овального? — продолжала Василина Фёдоровна.
— Больше нет. Я от него ушёл.
— Вот это хорошо. Не там они там занимаются. Чего ради раскачивают лодку?
— Ну, как же…
— Знаю-знаю, против коррупции и те де. Но подумай, а во имя чего всё это делается? И не говори мне про свободу. Свобода она тоже нужна для чего-то. Чего хотят все эти школьники, которые идут за Овальным? Я тебе скажу, чего. Больше мультиков, больше комиксов и больше компьютерных игр. Естественно, американских. Мечтают они об американской жизни, а знают ли они эту жизнь-то, а? Из комиксов из своих только и знают. А уж как и зачем пишутся эти комиксы нам, журналистам, должно быть известно. Хочется им, чтобы геев и транссексуалов побольше кругом было, и чтобы наш народ выродился совсем.
Сашин не понимал, зачем она ему говорит всё это? Собственно он не за этим пришёл.
— А вы что-нибудь слыхали о культе? — поспешил вставить Андрей, когда Светова сделала паузу, затягиваясь папироской.
— Есть только один правильный культ — культ предков и национальных корней. Главное — это словеса заветные: Бог, Россия, мать!
Только сейчас Сашин обратил внимание на два портрета, украшавшие кабинет. Первый Андрей узнал — это была репродукция знаменитого портрета Достоевского: великий писатель сидел, окружённый мраком, сцепив на колене костлявые пальцы, упершись глазами во что-то невидимое.
А вот второй был какой-то незнакомый адмирал. Увешанный орденами, как Брежнев, одной рукой он сжимал кортик, а вторую сунул за пазуху, словно у него там был пистолет. Он недовольно хмурился из-под козырька фуражки.
Очень похожее лицо сейчас было у его старой учительницы, губы презрительно подобраны, в глазах горит святая вера. Но усилием воли Светова погасила этот огонь и спросила:
— А ты какой культ имел в виду?
И Сашин рассказал ей про странные фотографии олигарха и замминистра, сделанные на яхте «No Homeland».
— Ведь вы же сами говорили, что правда — прежде всего. Вот я и хочу разобраться.
Светова улыбнулась ему и взяла материнский тон:
— Послушай, Андрюша. Я всегда ценила тебя как умного мальчика и поэтому буду говорить с тобой откровенно. Возможно, ты нащупал нечто действительно важное. А возможно, и нет. В любом случае, подумай, что несёт с собой та правда, которую ты собрался открыть. Но надо смотреть на эту маленькую, частную правду с точки зрения некой высшей правды. Есть у тебя такая правда? Такая сверхцель? То есть, то, как ты собираешься этой правдой воспользоваться.
И она выжидательно посмотрела на Сашина, но тот только хлопал глазами.
— Ну, так я предложу тебе один вариант, — продолжила Василина Фёдоровна. — Предположим, ты узнаешь нечто нелицеприятное про Красногорова и Десницкого. Красногорова мне не жаль: он всё на Америку кивает и вообще еврей. А вот Десницкий — очень много полезного для России сделал. Кто способствовал переименованию улиц, театров, вузов и т. д.? Теперь они названы не в честь разной революционной сволочи, а в честь великих сынов России — купцов и царских чиновников. Кто добился установления памятной доски Маннергейму? Кто проталкивал строительство памятников царям? Кто содействовал возрождению церкви? Но даже допустим, что Десницкий окажется недостаточно хорошим христианином. Как его разоблачение скажется на всех тех проектах, которые он курирует? Вот и наш университет… Да, ладно проекты — как это отразится на состоянии умов? Ведь мы только-только расправили плечи после сатанинского большевистского ига. Эта зараза ещё сидит во многих мозгах. Вот, о чём надо думать в первую очередь, прежде чем писать хоть что-либо о таком человеке, как Велимир Святополкович!
Голос Василины Фёдоровны звучал убедительно, но Сашин постоянно ловил себя на одной мысли: «Ну, откажусь я, что дальше? Дальше — на Работа.Ру своё резюме вешать и по собеседованиям таскаться».
Светова как будто услышала его мысли:
— И вот ещё, что я хочу тебе сказать, Андрюша. Большие тайны умеют охранять себя. Так что, если ты всё-таки поедешь в Дивнодар, я тебе ничем помочь не смогу, хотя и очень хорошо к тебе отношусь.
Они ещё немного попили чай, поговорили о посторонних вещах, и Сашин покинул кабинет. «Чёрт меня дёрнул всё ей рассказывать!» — визит к учительнице не разрешил его сомнений и лишь добавил тревоги. Поэтому он решил как можно быстрее ехать в Дивнодар, пока таинственные механизмы «охранения тайн» не оказались приведены в действие. Седьмое число наступало послезавтра.
«Что мне терять? Вот найду работу, тогда стану оглядываться», — рассудил Андрей и взял билет до Дивнодара. Он сразу же взял и обратный, на случай, если слова таинственного телефонного собеседника окажутся злой шуткой.
Он прилетел в Дивнодар ночью (все рейсы из Москвы в Дивнодар прибывали ночью) и неторопясь двинулся к выходу из аэропорта, внимательно присматриваясь к толпе, ища табличку со своим именем или просто ответного взгляда.
Он вышел из аэропорта. Тут он впервые ощутил, что попал в провинцию: на выходе было сравнительно мало автомобилей и людей. Ночь была темна и тих, тускло мерцали редкие фонари. Чуть поодаль даже чернел частокол ёлок. Вдруг он приметил возле уличного фонаря невысокую плотную фигуру, сделавшую знак рукой и двинувшуюся к нему. Но не успел Сашин сделать и пары шагов навстречу и всмотреться в эту фигуру, как путь и обзор ему заслонил высокий человек в чёрном плаще.
— Господин Сашин? — раздался хриплый и бесстрастный голос. Сашин поднял глаза, туда, где находилось лицо высокого человека, и отпрянул в ужасе: из-под чёрного капюшона на него смотрели два огромных серых, неровно посаженных, словно бы нарисованных, глаза, обведённые тёмными кругами. Всё лицо было тощим и вытянутым, продолбные морщины ещё сильнее удлинняли его. Хищный острый нос выдавался вперёд, бескровные тонкие губы плотно сжаты. По бокам свисали грязно-бурые космы волос, производившие впечатление парика. На лбу виднелся металлический, может быть, серебряный, обруч с голубым камнем.
Глаза Андрея не выдержали странного невидящего взгляда незнакомца и выдали его с головой, тот понял, что нашёл, кого нужно. Тут же из складок плаща выпросталась длинная рука и вцепилась в плечо Сашина мёртвой хваткой. «Ловушка! Ловушка!» — застучало в мозгу.
— В чём дело? — Андрей постарался придать своему голосу спокойствие и при этом незаметно глянул незнакомцу за спину: невысокая фигура остановилась, а потом поспешно двинулась прочь от аэропорта, от света фонарей — в темноту. Оглянулся и незнакомец, но под фонарём было уже пусто.
— В 2075-м объяснят. Пройдёмте до ближайшей пивной, — всё так же безжизненно прохрипел высокий человек. Андрей попытался освободить плечо, но это оказалось невозможно. Рядом притормозил микроавтобус с затемнёнными стёклами…
Некоторое время ехали молча. Высокий человек сидел напротив и подпирал головой потолок. Андрей постарался взять инициативу:
— Ну, и где же ваше пиво?
— Пиво кончилось, — отрезал высокий и откинул капюшон вместе с искусственными волосами, представ совершенно лысым. Больше он не проронил ни слова, и всю дорогу, словно робот, смотрел прямо в лицо Сашину своими странными криво посаженными глазами.
Суд над Сашиным оказался нелепым и странным: он происходил в тесном коридорчике, огромного административного здания. Вдоль стены стоял ряд откидных деревянных сидений, на один из которых усадили подсудимого. Рядом поместились конвоиры: к высокому кащею, арестовавшему Сашина прибавился ещё один, точно такой же. У противоположной стены стоял деревянный стол, но тётечке-судье пришлось сесть сбоку от него, чтобы не загораживать проход. А по проходу действительно периодически пробегали люди в погонах с папками под мышкой.
«Неужели у них тут нет места для подобных заседаний?» — подумал Сашин, но следом решил: «А чёрт его знает, как это делается в провинции». Он вообще мало знал о российской провинции, его всегда волновали большие столичные дела: куда поехал такой-то олигарх, какие склоки нарастают между башнями Кремля, протесты по поводу фальсификации выборов в мосгордуму, открытие новых станций метро.
Ему задавали различные вопросы, и Сашин поймал себя на мысли, что почти ничего не помнит из событий последних дней. Мысль о таинственном культе настолько поглотила его, что он не мог сказать точно, с кем встречался, и о чём говорил в последнее время. Он вслушивался в судебные формулировки, но немог узнать их. Выходило, что он обвиняется в том, что он не захотел «просиять счастливо». Это словосочетание в речи судьи склонялось на разные лады: «Подсудимый своими действиями выразил нежелание просиять счастливо… непроияние счастливо вменяется в вину, в то время как просияние несчастливо не может быть приобщено к делу на основании…»
«Что за бред? — думал Сашин. — Или меня судят по каким-то местным законам? А может, они меня специально выманили сюда, чтобы тут спокойно прихлопнуть?» И он похолодел. Впрочем, странный суд завершился отправкой Андрея в психиатрическую лечебницу «на профилактику».
И вот уже Сашин — в палате старой провинциальной психушки. Здание было ветхое, но несло на себе следы косметического ремонта. Средства выхода в интернет здесь не допускались, а книги он читать не привык. От скуки Сашин принялся осматривать свою палату, даже под койку заглянул. И с удивлением обнаружил там участок небеленной стены, на котором, похоже, не один десяток лет назад было нацарапано: «В. С. — чтоб ты сдохла».
Сашин невольно вспомнил о Василисе (Фёдоровне) Световой, а раз вспомнив, уже не мог отделаться от мыслей о ней. А что, если это она упекла его сюда и сорвала встречу в аэропорту?
Он долго не мог уснуть, ворочался на жёсткой койке, но в конце концов усталость взяла своё. И едва под ним образовалась чёрная дыра, и он провалился в эту дыру, в палате появился ещё один человек. От фигуры исходило невнятное бормотание. Наконец, Сашин различил:
В Городе Несделанных Ошибок
Нет вокзалов, аэропортов,
Только косяки небесных рыбок
Доплывут до этих берегов.
Всё это воспринималось как должное, и Сашин не удивился и не испугался, а обрадовался, что видит этого человека. Он разглядел спутанные длинные волосы и неряшливую одежду ночного посетителя. Сашин поспешил задать мучивший его вопрос:
— Это ты написал?
Он имел в виду надпись на стене, и посетитель отлично понял, о чём идёт речь. Он поспешно кивнул головой, как бы желая поскорее избавиться от всяких вопросов и вернуться к своему бормотанию. Но Сашин ещё не закончил:
— В. С. — это Василиса Фёдоровна? Василиса Светова?
Посетитель снова кивнул, прибавив, «да» и произнёс громко и отчётливо:
Доплывут сквозь облачную осень,
Сквозь любые «скоро» и «теперь»,
Доплывут и в солнце ткнутся носом,
И оно откроется, как дверь…
Сашин кинулся к нему:
— Значит, она и тебя, и тебя сюда упрятала?
Но рванувшись навстречу таинственному гостю, он лишь вздрогнул и проснулся. За ударопрочным стеклом лечебницы брезжил рассвет.
Октябрь-декабрь, 2019.
Что случилось ... 