Недавно я получил довольно необычное задание. Некий персонаж наваял роман. Роман был отвергнут редакцией, и мне было предложено довести рукопись до публикабельного состояния. Текст был чудовищен на всех уровнях и со всех сторон. Во-первых, он был безграмотен с точки зрения норм русского языка. Во-вторых, он содержал массу стилистических ошибок. Автор не мог отличить концессию от конфессии. Сам текст, естественно, представлял из себя альтернативную историю, естественно, Революции и Гражданской войны. Местами текст был просто пересказом Википедии, но тем не менее он был напичкан неимоверным количеством исторических ляпов и несуразностей.
Кроме того текст был отвратителен своей позицией — грубым, животным шовинизмом, преклонением перед деньгами и силой, пещерным отношением к женщине, ксенофобией. На фоне всего этого и русские, которых автор якобы превозносил, выглядели крайне отвратительно.
Наконец, роман был непроходимо занудлив и состоял практически из одних диалогов, в которых положительные герои «вещали», а все остальные с ними соглашались. Выходило нечто вроде самодельных фильмов девяностых, только без экшена. Представьте себе фильм с юным Джигурдой, где Джигурда не бегает и дерётся, а полтора часа сидит на диване и пытается рассуждать.
И я придумал, что со всем этим делать. Я превратил основной сюжет романа в сны главного героя, а самого его сделал обычным нашим современником. И вот в описании сцен современности я постарался проанализировать психологию нашего современного шовиниста. Я постарался описать этого персонажа так, чтобы становилось ясно, откуда у него такое дикое представление о жизни и об истории.
Естественно, «писатель», увидев итоговый вариант, разобиделся и отказался такой вариант принять. Поэтому сочинённые для романа вставки остались в моей авторской собственности, и я публикую их здесь. Просто вообразите себе, что между ними идут куски текста в жанре «альтернативной истории», где герои предотвращают Революцию. Думаю, вы представляете, что это такое.
Уточню лишь, что данный роман посвящён сибирскому сепаратизму. Сибирь отделяется от революционной России и живёт припеваючи под властью своих золотопромышленников, торгует с Америкой и т. д.
Итак…
I. Лицо, не лишённое приятности
Он уже ненавидел эту мелодию, установленную в качестве будильника, но что поделаешь — труба зовёт!
Илья Михалыч, или попросту Михалыч, сполз с кровати. На часах было одиннадцать утра, солнце высоко стояло над серой городской геометрией. А что поделаешь? Рабочий день начнётся только в час дня, и пахать придётся допоздна.
Он провёл рукой по лицу, ощутив шершавость щетины, и оглядел свою холостяцкую однушку: напротив дивана большой плоский экран — это чтобы смотреть фильмы и телепередачи; сбоку, у стены — столик с компьютером; над ним — книжная полочка. Основную часть полочки занимал портрет Есенина, но не настоящего, а в исполнении актёра Сергея Безрукова. Правда, стихов поэта на полке не было, по бокам от портрета ютились несколько книжек: две бледно-зелёные книги Старикова — «Кто убил Российскую империю?» и «Кто добил Россию?», а ещё Виктор Суворов, Лев Гумилёв и бунинские «Окаянные дни». Михалыч был человек передовой и потому утверждал, что читать надо с компьютера, а бумажные книги — это пылесборник и разносчик заразы. Правда, с компьютера он читал в основном блоги, и то предпочитал смотреть видео.
При взгляде на портрет в голове Михалыча что-то шевельнулось: кажется, перед пробуждением ему снилось что-то, связанное с Есениным… Ладно, это потом. Он решительно встал и пошёл умываться.
Из зеркала на него глянуло круглое, немолодое лицо с почти лысой головой, но не лишённое приятности: всё-таки пил он не так уж часто для своего возраста, а больше любил покушать. Однако за холестерином следил, так что в свои пятьдесят с хвостиком производил впечатление эдакого живчика. Людям нравятся пожилые живчики, поскольку, глядя на них, верится, что и после пятидесяти, даже не будучи олигархом, можно наслаждаться жизнью и приятно проводить время.
Завтракал Михалыч гречкой с холодным варёным салом (он любил делать сам себе кулинарные сюрпризы). На кухоньке у него тоже стоял телевизор. Впрочем, сегодня он его включать не стал, решил, что посмотрит новости уже на работе.
Работал он по удалёнке через интернет и мог бы вообще делать это из дома, но предпочитал арендовать неподалёку офис. В этом проявлялась принципиальность Михалыча: он не позволял себе распускаться, а каждое утро надевал пиджак и отправлялся на работу.
Внешний мир был уныл и бесприютен: снег уже сошёл, а зелень ещё не появилась, ветер гнал между панельными высотками пыль и мелкий мусор. Газончики были густо загажены собаками и людьми, на голых ветках висели рваные пластиковые пакеты. «Чёрте-чё происходит в России», — подумал Михалыч. И в его голове снова шевельнулось смутное воспоминание. Он двинулся к офисному зданию, преодолевая сопротивление ветра. Можно было бы доехать на машине, его маленьком «опеле», но Михалыч и тут проявил дисциплину: движение — жизнь.
Тротуар местами растрескался и вздыбился, как будто земля пыталась вырваться из-под сковавшего её асфальтового покрова. Михалыч шёл мимо продуктовых магазинов, секс-шопов и пивомаркетов. Некоторые точки уже разорились, и на их витринах висели объявления об аренде. Он миновал салон красоты «Афродита», в котором, Михалыч знал это, находилась ещё и «проститутошная». Его всегда разбирало любопытство заглянуть туда, но отпугивала установленная над входом видеокамера.
Возле самого офисного центра Михалыч забежал в продуктовый. Вообще ему ничего такого было не нужно, но здесь работала его любимая продавщица Варвара — деваха лет двадцати пяти, круглолицая, зеленоволосая, но главное, молодая и здоровая. Михалыч относился к ней по-отечески, больше он никак к ней относиться не решался. Он покупал у неё чай или разводной кисель и перекидывался парой шутливых фраз.
Купив пачку печенья, Михалыч прибыл на рабочее место. Офис он себе обустроил уютно: тут были и холодильничек с кой-какой едишкой, и чайничек, и даже небольшая банкеточка, чтобы прилечь. А что ещё нужно скромному российскому программисту?
До начала рабочего дня было ещё минут сорок, так что можно было спокойно полазить в интернете. Что же это он такое хотел посмотреть? «Есенина народ всегда помнить будет», — мелькнуло в мозгу. Вот, точно! Он написал «Сергей Есенин» в поисковой строке, и Ютуб услужливо выдал ему «»Stand Up» | Есенин feat. Dick2135», «Есенин cover by C0CK» и ещё кучу подобного. Из этой кучи Михалыч любовно выудил фрагменты из телесериала «Есенин» и с наслаждением посмотрел, как Есенин пьёт и соблазняет всяких разных женщин, а ещё как он уделывает Маяковского религиозными стихами.
Потом заглянул в новости культуры: Премьера Бэтмена… Новый фильм про Спайдермена… Назван лучший исполнитель роли Бэтмена… Пришлось отфильтровать новости по региону. В России Шнуров записал очередную песню с матами, Собчак выложила скандальные фото с какого-то корпоратива, в каком-то театре снова поставили что-то с голыми актёрами, а какие-то певцы подрались в стрип-баре, Никита Михалков анонсировал новый фильм про белогвардейцев, в Инстаграме Ольги Бузовой были сплошь итальянские курорты и рестораны…
Все эти новости богемной жизни вызывали у Михалыча противоречивые чувства: добропорядочный обыватель в нём возмущался, мол, совсем зажрались там в своей Москве, но обыватель недобропорядочный завистливо глотал слюни — если бы меня на их место, то и я бы своего не упустил!
Под натиском этого пёстрого потока впечатлений последние воспоминания о виденном ночью окончательно выветрились из головы Михалыча. Да и пора было начинать рабочий день.
Работал Михалыч на заграницу, в составе сборной из удалённых сотрудников с разных концов света обслуживал одну американскую контору. Были у них в составе и украинец, и индус, и немец. И конечно же Михалыч считал «хохла» хитрым бездельником, индуса идиотом, немца — мужиком умным, но без души.
Платили по российским меркам достойно, хоть работа на «пиндосов» и не сразу ужилась в нём с чувством патриотизма. Но в конце концов он себя убедил, что такому государству ничего не должен. И то правда: медицина уже почти совсем стала платной, бензин и квартплата неуклонно дорожали, государство напоминало о себе только, когда пора было за что-нибудь платить или в очередной раз голосовать за президента. Это раздражало.
Поучаствовав в планёрке, согласовав план работ на день, Михалыч решил вскипятить чайник. Однако кран в санузле линь зарычал и не выдал ни капли. Охранник объяснил, что воду отключили из-за неполадки, но обещали дать через пару часов. Илья Михалыч решил, что без чая он работать не будет. Полез на Википедию, проверить, сохранились ли его вчерашние правки. Вечером он указал в списке профессий Ленина «немецкий шпион», а в списке профессий Троцкого «английский шпион» (он его то австрийским, то английским шпионом записывал — по настроению). Илья Михалыч вообще увлекался историей. Оказалось, что админы успели снова всё почистить.
Настроение складывалось совершенно нерабочее. Тогда Михалыч прилёг на банкетку. «Если в кране нет воды… нет воды…» — пробормотал он себе под нос. По мере того, как сон овладевал им, он постепенно превращался в Прокопия Ильича, у него даже щёки надулись, а на переносице обозначилась деловая складка.
<…>
Оказалось, что он проспал ровно два часа, прямо как Штирлиц. Воду уже дали, так что Михалыч заварил чай и приступил к работе. Пока он прописывал и правил код, отлаживал работу алгоритма, его логика работала как заведённый механизм, а в какой-то отдельной части сознания вертелось, что ему хочется бабу или выпить. Когда во время импровизированного перерывчика он зачем-то полез искать информацию про Крупскую, то увидел, что в молодости она была хороша собой. Ему захотелось Крупскую. И что она нашла в своём лысом Ульянове? Ещё и в ссылку за ним попёрлась. Неужели уже догадывалась, что он возглавит страну? Вот, если бы Михалыч её тогда встретил, он бы ей сказал…
Впрочем, в реальной жизни Илья Михайлович был человеком скромным и даже нерешительным. Женщину он прельстить не умел, а проституток побаивался. Поэтому между женщиной и водкой всегда выбирал водку. Культурно посидеть в кругу старых друзей, поговорить о высоких материях (о науке или о политике), со вкусом выпить и закусить — что может быть лучше?
Он стал подыскивать подходящий повод для собирушки. Оказалось, что сегодня 1 апреля. День дурака — не самый лучший повод… Михалыч открыл Википедию: Международный день птиц… у католиков день святого Теудрига… у православных — память преподобного Симеона Дайбабского… Да, Илье Михайловичу хотелось бабу… Но он могучим усилием воли переключился на мысли о встрече с друзьями.
Набрал номер Сашки Толчакова:
— Алло, привет! С праздником тебя. Да нет, день святого Теудрига! Так что приходи вечерком, часов после шести — опрокинем по стопочке. Имеем право, как истинные католики!
Сашка дал согласие. Потом Михалыч мигом набрал другой номер.
— Николай Романыч? — он шутливо взял официальный тон. — Слушай, сегодня же День свободы острова Мальта! Да, у них в семьдесят девятом ровно в этот день закрылась английска база. Так что нам, как истинным мальтийцам… Да-да! Ну, вечером подходи часов в шесть.
В общем, по итогам обзвона согласились прийти трое: его давнишние приятели Сашка и Колька, а также молодой Шурик (тоже Саша) — ученик и протеже Михалыча по программистской части.
Со спокойной душой он доделал работу и ещё успел посмотреть криминальную хронику. Опять братки кого-то порешили в окрестных лесах. Журналисты уже окрестили это дело «случай на охоте». Как страшно жить! Новые девяностые, ей-богу. Стреляют, в кого заблагорассудится. Где же полиция? В слоновьей, извините, заднице?
Потом он зачем-то полез искать информацию про Горького. Умный человек Дмитрий Быков уличил Горького в «гиперсексуальности». Вот это правильно! Бабник ваш Пешков и всё. Подумаешь, «буря мглою» написал!
«А вообще полезная вещь интернет, — с теплотой подумал Михалыч, — про кого угодно можно какую-нибудь гадость отыскать. А всё мы — программисты…»
Михалыч извлёк из-под стола пластиковую канистру с чистейшим спиртом и отлил немного в бутылку, со знанием дела разбавил и присовокупил кой-каких компонентов. Он не доверял магазинной отраве. Он вообще ничему и никому не доверял — вёл жизнь самостоятельного и самодостаточного человека.
Когда за окном стало смеркаться, компания была уже в сборе. Сашка, доцент-историк, был ещё толще и ещё лысее Михалыча, Николай, завхоз в местном отделении пенсионного фонда, был не столько толстым, сколько низким и квадратненьким. Втроём с Михалычем они заняли почти всё пространство офиса. Но щуплый Шурик прекрасно поместился сбоку на табуреточке.
Сашка со смаком рассказывал, как он отдохнул в Таиланде, сколько и чего он там съел, да скольких девочек перещупал. Друзья завистливо смеялись. Выпили за встречу, второй тост — за святого Теудрига. А потом Сашка с Николаем, как всегда, заспорили о России: Сашка был либерал, а Николай — патриот.
— Правительство у нас ни к чёрту не годное: вор на воре! Только и знают, что полицией да Росгвардией людей стращать! Вот в развитых странах… — трубил лекторским голосом Сашка.
— А ты мне заграницей в глаза не тычь! Это всё она нам и гадит, да ещё вот иностранные агенты, вроде тебя!
Михалыч с умилением следил за их спором. Он-то знал, что дело совсем не в этом. Когда спорщики слегка выпустили пар и притихли, Михалыч примирительно сказал, разливая спирт по стаканам:
— Да вовсе не либералы и не патриоты во всём виноваты.
— А кто же? — уставились на него Сашка, Николай и Шурик.
— Большевики, — со вздохом изрёк Михалыч и даже наизусть повторил фразу из своего любимого фильма с Джигурдой. — Только и делают, что гадют, а ведь всё началось из-за одного придурка… из-за одного! Какая сука разбудила Ленина?
Эта мысль мигом примирила спорщиков, и они втроём (даже Шурику забыли налить) выпили за то, чтобы поскорее закопали ненавистное тело.
— Да, это всё из-за большевиков у нас авторитаризм сплошной, власть бюрократов и полицейщины, — сказал Сашка.
— Да нет, из-за большевиков у нас народ вечно бузит и лодку раскачивает, не даёт возродить империю! Не наигрались ещё в революции, — тут же заспорил Николай.
— Ты большевик!
— Нет, это ты большевик!
И снова поехало. А когда вспомнили про Шурика и приступили к нему с вопросами о политической ориентации, он вдруг выдал, что любит Сталина:
— Я всё думаю, что было бы, если бы он прожил подольше?
Михалыч приобнял дурашку за плечи и наставительно произнёс, качая пальцем у него перед носом:
— История не знает сослагательного наклонения. Понял?
Пока друзья продолжали спор, Михалыч откинулся на спинку стула. Спиртовые пары пробуждали его затаённые мысли и фантазии…
Дмитрий Косяков, апрель 2020 г.
Что случилось ... 
Михалыч в Октябре. I. Лицо, не лишённое приятности.: 3 комментария