Современная наука нуждается в деньгах, стало быть, она зависит от тех, кто эти деньги имеет. Но те, кто имеют деньги заинтересованы только в ещё больших деньгах. То есть они готовы вкладываться только в те направления, которые сулят очевидную выгоду.
Конечно, инвесторы всё это объясняют тем, что «наука должна приносить пользу людям» и т. д. Однако, как только наука приносит эту самую «пользу», то есть изобретает что-то нужное людям, инвесторы про служение мигом забывают и начинают продавать это изобретение втридорога.
Но дело даже не в этом, а в самом способе организации науки. В результате возникает всякое «целевое финансирование», «поддержка прорывных направлений» и прочее. Прикладной науке отдаётся приоритет, а фундаментальная наука объявляется «чистой», «отвлечённой», «наукой ради науки» и оставляется в стороне.
Но наука почему-то по сравнению с шестидесятыми годами прошлого века топчется на месте. Что же не так?
На этот вопрос ещё в XIX веке ответил врач и писатель Викентий Вересаев:
Наука только тогда и наука, когда она не регулирует и не связывает себя вопросом о непосредственной пользе. Электричество долгое время было только «курьёзным» явлением природы, не имеющим никакого практического значения; если бы Грэй, Гальвани, Фарадей и прочие его исследователи не руководствовались правилом: «наука для науки», то мы не имели бы теперь ни телеграфа, ни телефона, ни рентгеновских лучей, ни электромоторов. Химик Шеврель из чисто научной любознательности открыл состав жиров, а следствием этого явилась фабрикация стеариновых свечей. (Вересаев В. В. Записки врача)