Прости меня, я не затем пишу, чтобы сохранить
какие-то надежды на отступление — не затем.
Э. Ильенков
На берегу большой реки
У города старинного
Любимой ты слагал стихи,
Писал ей письма длинные.
Под город, где жила война,
Свозили артиллерию,
Всё это походило на
Великую мистерию.
Крошились новые дома
На монументы старые,
И только яблоня одна
Цвела в кромешном мареве.
И лёжа на грязи пластом
Весь трупами заваленный
Ты думал вовсе не о том,
Что было в речи Сталина.
Ты помнил дом, подъезд, этаж,
Звонок у двери матовой.
Три длинных — знак условный ваш…
А дальше не загадывал.
Переживал ты лишь о том,
Золою запорошенный,
Что ты с войны придёшь в тот дом,
Но будешь гость непрошенный.
Ты ночью поднимал на бой
Отряд в боях изрубленный,
А днём скрывался под землёй
Писать своей возлюбленной.
Валилась за стеной стена,
Ты шёл тропой победною
И всё мечтал, чтоб та война
Была войной последнею.
Возьмут прошедшие фронтир
Счастливые билетики,
И будет перестроен мир
По философской этике.
Когда вернулся ты домой,
Любовь к тебе не вышла,
И было много-много войн
С союзниками бывшими.
Выходит, зря ты воевал,
И нечего надеяться?
Остались письма, что писал
Своей неверной девице.
Военный цензор их украл,
Хранил в пододеяльнике,
А после часто их читал
И плакал будто маленький.
Дмитрий Косяков, 7 августа, 2020