Спокойствие силы не даёт сильному никакого морального права гордиться своим миролюбием, тем более что при первой необходимости он показывает зубы. Михаил Лифшиц. Нравственное значение Октябрьской Революции
ДЕЙСТВИЕ 1
Сцена погружена в темноту, в освящённом пятачке появляется ангел1.
Ангел1: Что такое загробная жизнь? Что такое рай, в который так хочется попасть каждому? Это широкая страна, где есть место для каждого, это место, образ которого спрятан в далёких уголках нашей памяти. Это образ земли, не опороченной человеком. Здесь есть всё: леса, поля, реки. «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек» — действительно, лучше и не скажешь. Это место, где нет чёрных и белых, богатых и бедных, где воплощены все заветы Христа о любви, сострадании и смирении. Но главный завет — это завет любви к Богу, беззаветной преданности своей небесной Родине.
По ходу речи Ангела1, на заднем плане начинает маячить Ангел2, наматывающий на локоть верёвку.
Ангел1 (замечает воторого): Здравствуй.
Ангел2: Приветствую. Проповедуешь?
Ангел1: Просвещаю. А ты всё с верёвкой возишься?
Ангел2: Тренируюсь. У нас же тут событие.
Ангел1: Что, взяли, наконец? (Ангел2 кивает с гордостью.) Ну и ну! Теперь ведь такое начнётся!
Ангел2: А что начнётся? Кто он такой вообще?
Ангел1: Да его ж тут все знают.
Ангел2: Да ладно «все»! Только те, кто после 60-го.
Ангел1: Не только. Я его с этим видел… как его… да сам знаешь…
Ангел2: А этот… Ну, он у нас тоже дождётся!
Ангел1: Нет, его одобрили.
Ангел2: Сам знаешь, наверху всё быстро меняется.
Ангел1: Хочешь сказать…
Ангел2 (прерывает): Последнее, что я хочу, так это что-то сказать. Пойдём-ка – скоро приступят.
Ангел2 быстро доматывает верёвку и оба уходят. Зажигается пятно света в центре сцены, в нём стоит мужчина. Стоит прямо, широко расставив ноги, руки держит за спиной.
Голос из темноты (помесь вышнего гласа и командирского тона): Порядковый номер.
Мужчина: 102 000 000 001
Голос: Заповедь.
Мужчина: Третья.
Голос: Полностью текст!
Мужчина: Не произноси имя Господа всуе.
Голос: Точно по тексту!
Мужчина: Не произноси… не назови… Я не помню точно…
Голос: Незнание заповеди не избавляет от скверны. Вы обвиняетесь в неведомом грехе. Ваше дело будет рассмотрено в ближайшее безвременье. Назовите своё прежнее имя.
Мужчина: Владимир.
Голос: Фамилия.
Мужчина: Высоцкий.
Световые эффекты, звучит музыка из песен Высоцкого.
Музыка пропадает. Высоцкий находится в тюремной камере. В ней есть стол и стул. Входят Ангел1 и Ангел2 .
Ангел1: Мир вам, раб божий Владимир. (Ангелу2) Развязать.
Высоцкий поворачивается. У него связаны руки. Ангел2 развязывает заключённого и уходит. Ангел1 садится на единственный стул, пододвигается к столу, раскладывает на нём бумаги.
Ангел1: Присаживайтесь. Ах, здесь некуда, ну так постойте, давайте-ка побеседуем. Вы наверняка хотите что-то сказать или спросить.
Высоцкий: Честно говоря, я вообще ничего не понимаю. Я не ожидал, что…
Ангел1: Что в раю существуют такие вот заведения?
Высоцкий: Точно.
Ангел1: Ну, а про небесное воинство вы, надеюсь, слыхали?
Высоцкий: Слыхал.
Ангел1: Так почему бы не быть и небесной полиции? У нас ведь не только внешние враги имеются.
Высоцкий: Просто… там, на земле… из того, что я раньше слышал, получалось, что в раю всё всегда хорошо.
Ангел1 (участливо вздыхает): Увы, не всё и не всегда. Много внутренних проблем. Требуется поддержание порядка. А то, знаете ли, чрезмерная свобода она многим голову кружит.
Высоцкий: Понимаю. А снаружи всё так мирно выглядит.
Ангел1: Вот, чтобы оно и впредь таким оставалось, приходится трудиться, не покладая крыл. Мы же силы незримые. Это вам — вечное блаженство, а нам — незримый бой.
Высоцкий: Где-то я это уже слыхал. Не у Достоевского ли? Ага, легенда о великом инквизиторе. Беспечные младенцы и строгий пастырь.
Ангел1: Зачем беспечные? У нас паства бдительная. Если мы что и скрываем, то по крайней необходимости. Кстати, и на вас мы вышли не без помощи простых бессмертных. Стало быть, паства не дремлет.
Высоцкий: Так в этом я и хочу разобраться, гражданин начальник! Какая вина на мне? Что за грех? Пришили мне эту заповедь, даже не знаю, каким местом!
Ангел1: Само собой. Ошибка, без сомнения, ошибка. Вы нам только помогите тут немного разобраться и летите спокойно на все четыре стороны.
Высоцкий: Извольте.
Ангел1: Прекрасно. Давайте приступим. Для начала, я вам не гражданин. Но в иерархии ангельских сил я отношусь к чину начал. Так что с начальником вы угадали.
Высоцкий: А зовут вас как, позвольте поинтересоваться?
Начальник: Это в интересах дела необходимо утаить. Да и вообще, мы, ангелы, не тщеславны. Теперь второе: заповедь, по которой вы сюда помещены, вам уже называлась. Заповедь №3: «Не возмеши имени Господа Бога твоего всуе, без должного почтения и не покусись на верных слуг его».
Высоцкий: Подождите, я немного другой текст слышал.
Начальник: Это последняя редакция.
Высоцкий: То есть как? Заповеди разве редактируются?
Начальник: Сердце человеческое с прошествием веков меняется и способно более полно восприять изначальный божественный замысел.
Высоцкий (трёт виски): Карусель какая-то… Ну, допустим. Но я и под эту формулировку не попадаю!
Начальник: А это мы сейчас и выясним. Владимир, скажите честно, вам у нас нравится?
Высоцкий: Ещё бы! У меня тут все родные, друзья. Тут даже дом мой восстановить разрешили. Всё как на земле прямо.
Начальник (начинает записывать): Продолжайте, продолжайте.
Высоцкий (недоверчиво): Вот, собственно, и всё… Климат тут хороший, природа…
Начальник: Гулять любите?
Высоцкий: Как без этого. Рощи тут красивые, парки.
Начальник: А что же про горы ничего не говорите? Ведь это у вас «друга в горы тяни»?
Высоцкий: Бываю с друзьями. Но это ведь…
Начальник (записывает): Бывал. Песни там друзьям исполняете?
Высоцкий: Без этого никак.
Начальник (записывает): Исполнял. И старые тоже?
Высоцкий: Новые не успел написать ещё.
Начальник (записывает): Старые песни. А про что у вас там поётся, позвольте спросить?
Высоцкий молчит.
Начальник: Освежить вам память? (достаёт бумагу, читает)
А люди всё роптали и роптали,
А люди справедливости хотят:
«Мы в очереди первыми стояли,
А те, кто сзади нас, уже едят!»
Это у вас о чём?
Высоцкий (смеётся): Ну, это ж ещё про жизнь. Обычная бытовая зарисовка про магазин.
Начальник: Почему же вы себе позволяете петь её теперь? У нас тут не Советский Союз и не Америка, у нас рай и все довольны.
Высоцкий молчит.
Начальник: При этом отдельные лица проводили параллели и позволяли себе критически высказываться в адрес Царя Николы-Мученика. Они утверждали, что он недостоин тех привилегий, которыми здесь по достоинству наделён. И якобы именно об этом ваша строчка «Те, кто сзади нас, уже едят!»
Высоцкий: Я-то тут при чём? Я это про магазин писал. А уж за выводы людей я не отвечаю.
Начальник: Допустим. Тогда вот это (читает)
Все, кто загнан, неприкаян,
В этот вольный лес бегут,
Потому что здесь хозяин —
Славный парень Робин Гуд!
К чему это такие строчки? У нас тут никаких лесных партизан нет. Или у вас другая информация?
Высоцкий: Так ведь представляете, какая штука, я на этом собрании Эрнесто Гевару встретил! Как было не исполнить что-нибудь в честь его прежних подвигов?
Начальник (с ненавистью записывает что-то, достаёт следующий лист): А как быть с этим? (читает)
Так многие сидят в веках
На берегах — и наблюдают
Внимательно и зорко, как
Другие рядом на камнях
Хребты и головы ломают.
Они сочувствуют слегка
Уставшим, но — издалека.
Высоцкий: Там не «уставшим», а «погибшим» — «они сочувствуют слегка погибшим, но — издалека».
Начальник (радостно записывает): Ага! Сознаётесь!
Высоцкий: В чём?
Начальник: Это ведь у вас ясно о чём — о сочувствии к тем, кто в аду!
Высоцкий: Скорее уж к тем, кто на земле.
Начальник (записывает): Прекрасно! Сочувствие к живым.
Высоцкий: Разве сострадание — грех? Меня, вроде бы, за него в рай и пустили.
Начальник: Сострадать на земле надо было. А здесь полагается блаженствовать и славить. А негодование можно выражать организованно на публичных акциях, санкционированных свыше.
Высоцкий: Так ведь сердцу не прикажешь. Разве оно не от Бога чувствует?
Начальник: Сострадать живым — забота наша, ангельская. Ими мы занимаемся. Или вы считаете, что мы плохо работаем? (держит перо наготове)
Высоцкий: Работаете вы, наверное, хорошо. Откуда мне знать? Передо мной никто не отчитывался. Я ж понимаю: незримый бой — он для всех незримый.
Начальник (раздосадованно бросает перо): Значит, не хочешь следствию помогать?
Высоцкий: Да я всей душой, гражданин начальник…
Начальник: Я тебе не гражданин! (собирает бумаги) А вот какой я начальник, ты ещё узнаешь. Ты у меня тут не о сострадании запоёшь, а совсем о другом.
Начальник покидает камеру, громко хлопнув дверью.
Высоцкий (ходит по камере): Нет, ну это надо же! Как будто мне на земле этого было мало. Но, ладно, там водили на беседы. Там выкрутился – тут вляпался.
(напевает)
Сыт я по горло,
до подбородка.
Даже от песен стал уставать.
Лечь бы на дно,
как подводная лодка,
Чтоб не могли
запеленговать.
Друг подавал мне
водку в стакане,
Друг говорил, что это пройдёт.
Друг…
Входит Ангел2. Заключённый умолкает.
Ангел2: Что ж петь перестал?
Ангел2 моет пол.
Высоцкий: При начальстве молчать положено. И почтительно слушать.
Ангел2: Я к началам не отношусь. Так что не робей.
Высоцкий: Кто же вы будете?
Ангел2: Хранитель.
Высоцкий: Мой?
Хранитель: Ага, пока здесь находишься. При мне петь не возбраняется.
Высоцкий: Так чего же петь-то? Или вам под запись?
Хранитель: Сердишься. Это правильно. Сердись. Да только не на меня, а на язык свой.
Высоцкий: Я на тебя и не сержусь. Ты же только приказы выполняешь. Когда тебя бьют, нет смысла обижаться на палку.
Хранителя: А вот это ты зря. Я знаю, что делаю, и на свою работу не жалуюсь.
Высоцкий: Ещё бы. Каждый винтик на своём месте. Чего тут жаловаться? Лишь бы резьба не тёрла.
Хранитель: А тебе, значит, тёрла? Не нравится тебе наше небо. Вижу, что не нравится. Тошно в раю.
Высоцкий: Это не моя песенка. Мне тут многое нравится.
Хранитель: А знаешь, сколько крови было уплачено за это всё? Знаешь, сколько таких, как я, полегло, чтобы у хаоса отвоевать эту страну, в которой тебе «многое нравится»?
Высоцкий: И ты воевал?
Хранитель: Я ещё не родился тогда.
Высоцкий: Значит, не досталось тебе подвига… А знаешь что? Я тебе спою. Только гитару мне достань.
Хранитель: Это можно.
Хлопает в ладоши. Появляется гитара. Высоцкий исполняет «Балладу о времени».
Хранитель (после долгого молчания): А ведь у меня дед на войне погиб. С боями до самого ада долетел. А там… многих огнём попалило.
Высоцкий: Да… у нас тоже был настоящий ад. Я ещё маленький был, но столько от фронтовиков слышал.
Хранитель: Там и теперь не лучше. Настоящая резня.
Высоцкий: Ты про землю? Будь другом, расскажи, как там?
Хранитель: Я тебе не друг. Да ты лучше о себе бы подумал.
Высоцкий: А что тут думать? На всё воля божья. Разве не так?
Хранитель: Дурак ты, Высоцкий. (оглядывается на дверь) Слушай меня внимательно, ты в астрал выходить умеешь?
Высоцкий: В какой ещё астрал?
Хранитель: Медитацией разве не пробовал заниматься? Выход из собственного тела и всё такое…
Высоцкий: Постой, это же у буддистов медитация.
Хранитель: Ну и что? (снова оглядывается на дверь) Эх, ну так хоть прикуси себе что-нибудь, сконцентрируйся на этом, понял?
Высоцкий: Да о чём ты?
Входит Начальник.
Начальник (Хранителю): Так, почему ничего не готово?
Хранитель: Искупление просим.
Начальник: Постой. Зафиксируй сначала.
Хранитель: Покорствую. (Связывает Высоцкому руки за спиной, выходит)
Начальник: Ну, как, всё ещё будем соляной столп изображать? Пора бы уже покаяться, раб божий Владимир.
Высоцкий: Так ведь я, господин Начальник…
Начальник: Молчать! Смирррна! Ах, ты погань недобитая, скверна вавилонская… Ты у меня грязь из-под ногтей жрать будешь. (Хлопает в ладоши, задняя стенка камеры разъезжается, открывая огромную горящую жаровню. На фоне пламени развешены цепи и орудия пыток.) Сейчас ты у нас святую истину возглаголешь. И не такие соловьями пели.
Входит Хранитель с грудой железок: странных крючьев, лезвий, свёрл; с грохотом бросает всё это на пол.
Высоцкий: Да вы что?
Начальник: Молчи, скот.
Толкает его на стул. Ангелы становятся по обе стороны.
Начальник (хватает Высоцкого за плечо и наклоняется к самому его лицу): Тут у нас такие штучки! Максимальный болевой эффект. (Хранителю) Подай-ка мне что-нибудь с первого пояса.
Хранитель вынимает из груды лук и стрелу, подаёт Начальнику. Начальник вертит их в руках.
Начальник: Made in Преисподняя. Как они их держат, не пойму!
Хранитель: Так ведь для копыт приспособлено.
Начальник: Сам вижу! (Бросает лук, а стрелу подносит к лицу пленника) Вот, посмотри-ка внимательно. Этим пытают тиранов и разбойников. Ты у нас по другой заповеди проходишь, но (вздыхает) истина превыше всего.
Высоцкий: Да чёрт с вами! Я и сам уже вижу, как вы тут работаете. Так что отпираться совсем глупо. Мне всё это действительно не нравится.
Начальник (передаёт стрелу Хранителю, подходит к столу и, достав из рукава бумагу, записывает): Так-то оно так, да дело ваше несколько усложнилось. Если бы проблема была только в тебе… А у нас тут целый список. Его тоже подписать надо.
Высоцкий: Так вот, что вы задумали. Ни на кого показывать я не стану.
Начальник: Тебе-то что, дурак? Ты их не знаешь даже. Вот они настоящие вредители, а ты, обычный праведник из-за них тут мучаешься. Что скажешь? (берёт стрелу, Хранителю) Подержи его. (пленнику) Стрела хорошая, только что прислали. Наконечник зазубренный. Раны долго болят. А если воткнуть поглубже, то уже и не достанешь потом. (Подносит к лицу Высоцкого. Тот молчит, только шевелит губами) К мелкому членовредительству относится вырезание глаза, носа, ушей. Главное вовремя остановить кровотечение, дабы жертва не потеряла сознание и не сделалась невосприимчивой к боли. В глаза мне смотри. Пока они есть у тебя. Кто ещё участвовал в ваших собраниях? С кем ты говорил о Боге, обсуждал работу невидимых сил? Говори! Ну, хорошо, приступим. (Хранителю) Держи крепче.
Стрелой, как ножом, Начальник бьёт пленника в грудь.
Затемнение.
Дмитрий Косяков, 2012 год.
Райские яблоки. Часть 1: 2 комментария