Такими собой. Часть 2

Фёдор: Значит, ты у нас теперь деклассированный элемент.

Димыч: Ага. Послушай, я про это даже стихи сочинил…

Вот сижу я, по клавишам стукаю,
Копипастю имена по журнальчикам,
Вдруг глаза поднимаю от ноутбука и,
Глядь, директорша зовёт меня пальчиком.

Отперла свою комнату тронную,
Смотрит холодно королевою,
Да полно, милая, шипеть, ведь не трону я,
Настроение чтой-то не левое.

Закрывает окошечко с тетрисом,
Не успел я сказать даже «здрасте» ей,
Как включила злобного полицейского,
Типа я на допросе с пристрастием.

«А учил ли ты устав организации?
А должностные обязанности знаешь ты?
А не может так оказаться ли,
Что слишком много зарплаты получаешь ты?»

Но язык, как всегда, меня выручил,
С кандачка говорю даже лучше я,
Мол, свою служебку я выучил,
Вашу тоже, для всякого случая.

Тут она побелела, задёргалась,
Чуть бумажки не рвёт министерские:
«Ты мне что, угрожаешь разборками?
И откуда вы все такие дерзкие!

Я свои права знаю, миленький —
Вас купить и продать с манатками!»
Но тут вызвали её по мобильнику,
Не решилась отключить — взяла-таки.

«Здрасте-здрасте, Василь Васильевич.
Как детишки? Как жена? Как приятели?
Как здоровие, печень вылечили?
Всё нормально у нас, растут показатели».

Положила и вновь стала фурия,
Перешла на режим пиления,
Только вмиг под нос этой дуре я
Положил своё заявление.

Мол, простите, Светлан-Татьяновна,
Отпустите, Светлан-Татьяновна,
Мол, по собственному желанию.
Дата. Подпись. И до свидания!

Фёдор: Вот это здорово. Талант! И давно ты стихи писать стал?

Димыч: Этот первый. Вот как уволился, как будто дверки в груди открылись какие-то, и пошло-поехало.

Фёдор: Про директоршу это ты красиво сказал. И правильно. Уже достали эти кабинетные бояре во как! Правда, у нас всё больше мужики в начальстве.

Димыч: А у нас, в культуре, женщины. Ну, да это неважно.

Фёдор: Верно. Классовое сознание есть классовое сознание. Да, неприятно быть средством для достижения чужих целей. Но, поверь, рабочим ещё хуже. У нас-то работа интеллектуальная, а я видел, какими мужики под вечер из цеха выходят… или утром — у кого какая смена. Особенно грузчиков жалко. У квалифицированных рабочих и спецодежда есть и столовая своя, газета, прочие штуки, а гастарбайтеры — совсем на людей не похожи.

Димыч: Федя, так может, в них уже умерло то, чем страдают и чувствуют? Может, они как эти…

Фёдор: Как роботы?

Димыч: Да.

Фёдор: А мы с тобой, не как роботы, что ли? Да и вообще, вот ты мне скажи, чем робот от человека отличается?

Димыч: Оп-па… (чешет затылок) Так… робот он просто приказы выполняет…

Фёдор: А остальное время?

Димыч: Отдыхает…

Фёдор: А человек?

Димыч: А человек может перестать выполнять!

Фёдор: Как ты?

Димыч: Выходит, как я.

Фёдор: А по-моему, выходит, что ты просто испорченный робот. У тебя срок годности кончился. С точки зрения работодателя, разницы нет. Раньше выполнял программу, а теперь досрочно отключился. Директорша купила себе нового. Что ж дальше?

Димыч какое-то время молчит и ковыряет стол. Наконец, так ничего и не придумав: Не знаю, Федя. Не знаю! Я и вышел из автобуса заранее, чтобы к тебе через центр идти. Думал, может, встречу кого знакомого, или подвернётся что-нибудь… случай или мысль.

Фёдор: И как?

Димыч: Ничего.

Фёдор: Послушай, всем нужно на что-нибудь жить. И революционерам тоже. Вот Маркса, если бы Энгельс не поддерживал деньгами, фиг бы он что написал. Так что я со своей работы никуда уходить не тороплюсь. А уж в свободное время — собственное наследие изучаю.

Димыч: Ну а если бы у Маркса были деньги, разве он не поддержал товарища?

Фёдор: Товарища… наверное, поддержал бы. Да только какой ты «товарищ»! С тебя толку, как с козла молока. Хоть бы книг почитал, что ли.

Димыч: Я читал. У нас в библиотеке почти всю школьную программу перечитал на свежую голову.

Фёдор: Я тебе про серьёзную литературу говорю. Про науку.

Димач: Про Маркса?

Фёдор: Маркса ты вот так сразу не осилишь. Погоди. (Выходит и возвращается с толстой тетрадью) Я тут кой-какие конспекты набросал. Слава богу, привычка ещё с техникума сохранилась.

Димыч (беспечно кладёт тетрадку себе под зад): Хорошо, прочитаю.

Фёдор: Ты конспекты попой читать будешь?

Димыч (смеётся): Почему бы и нет? Кстати, мне уже кое-что пришло в голову.

Фёдор: Ну?

Димыч: Бал по плану. Спартак свободен — Спартак идёт поднимать рабов.

Фёдор: Ишь ты! А ты помнишь, чем всё для Спартака кончилось?

Димыч: Помню. Он мог бы прорваться на родину, в Галлию. Но он двинулся на Рим и потерпел поражение.

Фёдор: Только учти, Че Гевара, отсюда прорываться некуда. Наша родина здесь. И ещё. Маркс пишет, что историю не делают одиночки. Если что-то серьёзно в мире происходит, то не раньше, чем созреют предпосылки. Спартак был самым успешным, но далеко не первым, кто повёл за собой рабов. Меньшие восстания не раз вспыхивали и до него. А теперь посмотри вокруг. Где они, меньшие восстания? Только горстку мальчишек расстреляли где-то на юге.

Димыч: Почём ты знаешь? Может, они и возникают, только по зомбоящику ничего не передают.

Фёдор: Допустим. И откуда же ты возьмёшь честную информацию? Google-новости? Yandex-новости?

Димыч вскакивает и начинает ходить. Вот засада… вот засада… Что ж это за жизнь такая? Вертят нами, как хотят, а мы даже ответить не можем.

Фёдор: Не переживай, Димыч. Спартак ведь тоже не в Интернете новости искал.

Димыч: Но и не в книгах, Феденька.

Фёдор: Тогда жизнь проще была. По крайней мере, рабы знали, что они рабы. Так сказать, классовая структура была прозрачнее и проще. А теперь… я вот над одним понятием «пролетарий» себе голову сломал.

Димыч: То есть по-твоему, надо просто вот так сесть и страничками шуршать, год, два…

Фёдор: А может, и десять. А может, и всю жизнь.

Димыч: Извини, но бумажки перекладывать я и в офисе мог. Только я ушёл оттуда.

Фёдор: Оружие критики, конечно, не заменит критики оружием. Материальная сила должна быть свергнута материальной силой. Но и теория становится материальной силой, когда она охватывает массы.

Димыч: Федя, тебе надо было математиком стать. Или столбом. На котором небо держится. Всё у тебя чётко и правильно. Как на складе. Но нельзя ведь жить одними схемами! Неужели весь мир можно в схему уместить?

Фёдор: Можно.

Димыч (стонет, как от зубной боли): Как же так? А где место для души человеческой?

Фёдор: Душа твоя – отпечаток окружающего мира. В негативе.

Димыч: Послушай, я из офиса ушёл потому, что они меня за человека не держали. А теперь ты из меня робота делаешь!

Фёдор (заводясь): Нет, это ты меня послушай. Наша страна – на втором месте в мире по количеству самоубийств, на первом месте по потреблению табака, алкоголя и героина. И в то же время на первом месте по росту количества долларовых миллиардеров. Школы закрываются, на их месте открываются церкви и бордели. Продолжать? Так вот, ради того, чтобы это прекратить, я готов стать не то что роботом – камнем.

Оба молчат.

Димыч: Ты прав. Кругом прав. Только холодно от этой правды.

Фёдор: Зато от лжи тепло. (Спокойнее) Замерзающим детям нужна одежда, а не прекрасные сказки. Это лет 30 назад можно было песни у костра орать. И то… видишь, как всё получилось. Не время сейчас для песен, Димыч. Возьми конспекты.

Димыч (подавленно): Не время…

Фёдор: Да не переживай ты так!

Димыч: А чего мне переживать? Я ведь и начать ещё не успел.

Димыч послушно протягивает руку за тетрадью. Внезапно его осеняет.

Димыч: Постой-ка… Есть у меня ещё одна идея! (бросается к выходу)

Фёдор: Что за идея-то? Не натворил бы глупостей.

Димыч: После, после!

Фёдор: Тетрадь хотя бы возьми!

Димыч берёт тетрадь, жмёт Фёдору руку и выбегает. Фёдор качает головой и садится снова за книги. Но почти сразу встаёт и начинает ходить по комнате в раздумьи.

СЦЕНА 3

Городская площадь с каким-то памятником. Толпа людей. Некоторые держат плакаты с надписями «Долой», «Мы против», «Сергеева на место Петрова», «Хрен редьки не слаще» и т. д. У подножия памятника оборудована трибуна. Среди людей ходит шпион ФСБ и тайком говорит что-то в рацию. Это заметно и выглядит довольно нелепо. Также на митинге присутствует Димыч. Он присматривается к людям, прислушивается к их разговорам, держит на виду блокнот и ручку. На трибуну поднимается человек, одетый очевидно богаче всех присутствующих.

Оратор: Братки! Доколе мы будем терпеть этот бардак? (Народ одобряюще гудит.) Сколько ещё власть будет относиться к нам, как к быдлу? Мы не скоты и не овощи! (Снова одобряющее гудение.) Они думают, что ловко обвели нас вокруг пальца, что мы и дальше будем молчать и терпеть. Но наше терпение лопнуло! Мы требуем справедливости! (Одобряющий рёв.) Почему усложнили международные транзакции и повысили налог на деривативы? (Народ издаёт непонимающее мычание.) Почему в городе пробки? (Радостный гул.) Надо вообще отменить пешеходные переходы и троллейбусы, а всяких там старух, детей, учителей и прочих нищебродов – штрафовать, чтобы не лезли под колёса!

Народ безмолвствует. Димыч подходит к двум молодым людям. Оба парня – крепкие, с суровыми лицами.

Димыч: Журнал «Нонешняя газета». Можно задать вам несколько вопросов?

Как только Димыч начинает задавать вопросы, вокруг него начинают крутиться шпион и пенсионерка с красным бархатным знаменем, расшитым бахромой.

Один из молодых людей: Валяйте. (Второй на протяжении всего разговора только кивает на слова товарища)

Димыч: Кто вы, чем занимаетесь?

Парень: Студенты. Филологи.

Димыч: Замечательно. Что привело вас на этот митинг?

Парень: Нас привело «против».

Димыч: Против чего?

Парень (немного подумав): Ну, что в нашей стране распоряжаются воры. Мы с этим не согласны.

Димыч: И вы считаете, что хождение на митинги может что-то изменить?

Парень: Для начала и это неплохо.

Оратор: Мы не хотим никаких революций. Пусть всё остаётся по-старому. Но дайте же нам уважения! Мы не какие-нибудь там гастарбайтеры или крестьяне. Мы – креативный класс. Мы ведь можем и в ЖЖ написать, если нас не услышат. Давайте-ка покричим: «Мы есть! Мы есть!» (Народ нестройно подтягивает)

Димыч: Вот тут сейчас сказали, что никто не хочет революции. А вы как считаете?

Парень: Конечно нет. Революции, типа Октябрьской, это, конечно, зло. Нам нужна национально-освободительная борьба.

Димыч: Вот это уже интересно! И вы готовы принять участие в этой борьбе?

Парень: Конечно. И не только мы. Многие готовы защищать свой народ от вымирания. Иначе у нас просто нет будущего.

Оратор: А теперь давайте покричим «спасибо» властям города за то, что они разрешили нам собраться на этот митинг. Спа-си-бо! (Народ молчит.)

Димыч: То есть вы готовы на прямой конфликт с силовиками?

Парень: А при чём тут силовики? Они нам не мешают.

Димыч: С кем же вы тогда собираетесь бороться?

Парень: Как с кем? С приезжими, с инородцами всякими. Россия для русских.

Димыч (разочарованно): Так вы нацисты?

Парень (оскорблённо): Не нацисты, а националисты. Не надо путать! Нацисты считают другие народы хуже, чем свой. А националисты считают свой народ лучше других. Большая разница.

Димыч: Но вы говорите о применении насилия по отношению…

Парень: Только к масонам, исламским террористам и австралийским шпионам.

Оратор: Какие же вы замечательные и сознательные, что пришли на наш митинг! Я надеюсь, вы поддержите и кандидата от партии «Банкиры Руси». Ведь сейчас не время оглядываться на то, у кого какая вилла на Майами. Сейчас нам всем нужно объединяться! Предпринимателям и рабочим, чиновникам и крестьянам, застройщикам и дольщикам, заказчикам и исполнителям, дилерам и их клиентам, проституткам и сутенёрам!

Димыч: Скажите, а от чего больше пострадали вы и ваши родственники в последние годы – от политики, которую проводит правительство, или от австралийских шпионов и террористов?

Парень (долго и мучительно соображает): От правительства… (Внезапно его осеняет) Так ведь они все там масоны!

Димыч: Как же тогда обойтись без конфликта с органами правопорядка?

Парень: Органы нам не мешают. Даже наоборот: выделили спортзал для тренировок. Литературу дают хорошую.

Димыч: А вы не задумывались, почему…

Парень: Постой-ка, а ты, случайно, не масон? Уж больно у тебя глаза голубые!

Димыч (поспешно): Спасибо за ваши ответы. (Отходит)

Оратор покидает трибуну. Часть людей скандирует «Молодец», часть – «Пошёл вон». Тем временем на трибуну поднимается Оратор2. Шпион ФСБ пытается поговорить по рации, но к нему подходит Димыч.

Димыч: Добрый день, разрешите задать вам несколько вопросов.

Шпион (поспешно пряча камеру): А, что такое?

Димыч: Опрос населения от журнала «БизнесменЪ».

Шпион (с каменным лицом и несколько механическим голосом): Спрашивайте.

Димыч: Что вас привело на этот митинг?

Шпион: Работа. Ой, то есть патриотические чувства.

Димыч: Вы тоже вышли митинговать против правительства?

Шпион (он мучительно хочет пообщаться с рацией): Я? Против? Нет… То есть да… То есть, я пришёл просто посмотреть.

Оратор2: Господа! Демократия – это как водка. Пьёшь её, пьёшь – и ещё хочется. А наше правительство хочет объявить нам сухой закон, отменяя свободу слова и продавая повсюду алкоголь.

Димыч: И каковы же ваши впечатления?

Шпион: Нормальные.

Димыч: Каких перемен вы бы хотели добиться? Вот вы в какой сфере работаете?

Шпион: Я… библиотекарь.

Димыч: Очень хорошо. Как вы относитесь к тому, что из библиотек были изъяты все книги, изданные до 1992 года, то есть не под идеологическим контролем нынешней власти?

Шпион мучительно соображает.

Оратор: То есть водка делает нас ближе друг к другу, а иногда заставляет драться. Значит, надо налить водку демократии в пластиковый стаканчик свободы слова и закусить её огурцом конституции. Между первой и второй перерывчик небольшой!

Народ аплодирует.

Шпион: Раз было такое распоряжение, значит, так надо. Мне всё равно.

Димыч: А есть ли у вас опыт протестной деятельности? Доводилось ли вступать в конфликт с руководством?

Шпион (при слове руководство невольно отдаёт честь): Если руководство прикажет – буду любить президента, если прикажет иначе – разлюблю.

Димыч с опаской отходит от шпиона.

Оратор: Они поят нас палёной водкой обещаний и воровства. А мы хотим культурно выпивать. И чтобы по телевизору что-нибудь прикольненькое шло. Чтобы жёны не орали, дети чтоб не шлялись! Даёшь как в Европе! Чтобы нам на всё хватало, и опохмелиться тоже!

Несколько одобряющих возгласов. Но в целом народ скучает. Димыч подходит к женщине.

Димыч: Разрешите задать вам несколько вопросов для журнала «Времена».

Женщина: Пожалуйста.

Димыч: Кем вы работаете?

Женщина: Учитель русского языка и литературы.

Димыч: Что вас привело на этот митинг?

Женщина: Желание перемен.

На трибуну поднимается новый оратор.

Оратор: Привет, славяне! Надеюсь, на этой трибуне больше не будет таких дебилов, как этот! (реакция слушателей) Не пей, не кури, занимайся спортом — учись быть русским!

Димыч: Неужели вы считаете, что митингами можно что-то изменить?

Женщина: Конечно! Вот политики нас услышат, и им станет стыдно.

Димыч: Почему же им вот уже 20 лет не стыдно?

Женщина: Всё равно надо пытаться.

Димыч: Может быть, испробовать какие-то другие способы?

Оратор: Настоящий русский всегда здоров и любит много работать на своего хозяина. Или сам бывает хорошим хозяином. А вот всякие там чечены, евреи и таджики объедают нас! Выгнать их обратно в свой Азербайджан! Очистим тело Матушки-Руси! Россия для русских! Россия для русских!

Часть публики скандирует вместе с оратором. После скандирования в затишье возглас «А Сибирь кому?»

Оратор: И Сибирь русским. Мы тут уже давно живём.

Женщина: Какие это другие способы?

Димыч: Забастовки, стачки, восстание, наконец.

Женщина (испуганно машет руками): Ой, нет-нет! Это же всё насилие. Этого делать нельзя. Не по-нашему это. Русский народ, он добрый.

Оратор: Негров — в Африку, геев — в Китай!

Аплодисменты.

Окончание следует.

Дмитрий Косяков. Март 2012 г.

Часть 1