…Скоро, как говорят, я сниму погоны
и стану просто одной звездой.
Иосиф Бродский
Бродский, господа!
Видимо, действительно настало время поговорить о Бродском. Самая очевидная причина заключается в том, что Бродского в информационном пространстве стало слишком много. Складывается такое ощущение, что кроме Бродского вокруг вообще ничего не осталось. Если я сталкиваюсь с молодым (или немолодым) поэтом, то как правило его литературным и жизненным ориентиром оказывается Бродский. И наверное это неспроста.
В рекламе регулярной Красноярской ярмарки книжной культуры (КРЯКК), организуемой Фондом культурных инициатив Михаила Прохорова, фигурируют четыре персонажа: Булгаков, Пушкин, Достоевский, Бродский:
Достоевского можно даже выкинуть:
Очевидно, что подобная реклама отражает и одновременно закрепляет определённое представление о русской литературе, о том, какие авторы в ней являются ключевыми, что в ней является самым важным. Каждый из указанных персонажей символизирует определённую эпоху: Пушкин — начало XIX века, Достоевский — вторую половину XIX века, Булгаков — первую половину ХХ века, Бродский — вторую половину ХХ века.
Не менее очевидно, что последние три автора выпячены литературным истеблишментом не за что-нибудь, а именно за их антиреволюционность. Во всяком случае, именно в этом качестве нам стремятся их преподносить. Насколько примитивен и несправедлив такой подход к Булгакову, разговор уже был. Настало время поговорить о Бродском.
Мода на Бродского стала всероссийской относительно недавно. В восьмидесятые больше говорили о Пушкине, в девяностые — о Булгакове. Примерно с нулевых имя Бродского стало понемногу навязать в ушах.
Недавно на тему Бродского «прорвало» даже журналиста Константина Сёмина и ролевика-реконструктора Клима Жукова1. И хотя Сёмин сам сознаётся: «Нас трудно назвать специалистами в области литературы», но его с Жуковым можно понять. Наболело.
Сёмин констатирует: «Появляются граффити, появляются музеи, появляются экскурсионные программы, и так далее и тому подобное. То есть это то, что становится частью нашего сегодняшнего… ну, что ли, образовательного минимума». А Жуков добавляет: «У нас в Питере даже есть кафе, которое называется Бутер-Бродский». Далее Сёмин приводит внушительную подборку видео-цитат, в которой различные официозные медийные персоны, деятели масскульта восхваляют Бродского. Можно говорить уже о настоящем культе личности — личности Бродского.
К этому можно ещё много чего прибавить. Например, профессор кафедры истории русской литературы МГУ Андрей Ранчин ещё в 2006 году говорил о «литературной канонизации Бродского», как о явлении исключительном, поскольку Бродский стал «единственным современным русским поэтом, уже удостоенным почётного титула классика». Его персоне посвящено колоссальное количество мемуарных текстов и всевозможных конференций.
В 2015 году в деревне Норинской, где поэт отбывал ссылку, восстановили избу, в которой он жил, и открыли в ней музей. В том же году была издана объёмная антология стихотворных и прозаических посвящений Бродскому, в которую вошли произведения почти двухсот отечественных и зарубежных авторов. В вышедшем в 2018 году художественном фильме о Довлатове Бродский сделался одним из главных героев. О Бродском снято свыше тридцати документальных фильмов. И так далее и тому подобное.
Критик Михаил Берг утверждает, что Бродского постигла «неизбежная, по крайней мере у нас в России, канонизация. То есть то упрощение восприятия, когда вместо сложного и прекрасного именно своей противоречивостью появляется грубо раскрашенная схема, памятник, которым, конечно, куда проще манипулировать. Его легче поставить визави или обнять (увы, он уже не запротестует), на памятник можно опереться, а на его пьедестале нетрудно отыскать место и для себя»2.
Поэтому вполне уместно рассматривать Бродского как культурный феномен. Более того, этот культурный феномен, масскультурный образ Бродского фактически подмял под себя реальные биографию и творчество поэта.
Не слабый, а неровный поэт
На сфабрикованность, сделанность фигуры Бродского, надо отдать им должное, обратили внимание и Сёмин с Жуковым.
Сперва они разбирают некоторые произведения Бродского и обнаруживают у него массу поэтических ляпов и ошибок. И приходят к заключению, что Бродский поэт довольно слабый. Но заявляя: «Тут не нужно специализироваться. Если человек закончил среднюю школу с оценкой по русскому языку больше, чем три, он будет иметь, что сказать», господа «левые» блогеры ставят себя в уязвимую позицию, поскольку всякий обожатель Бродского с лёгкостью парирует их заявления ссылкой на то, что Жуков и Сёмин не профессиональные литературоведы и лишь воспроизводят логику советского суда над Бродским, где свидетелями со стороны обвинения также выступали люди, далёкие от литературы.
Да и я как литературовед могу сказать, что их разбор выглядит крайне односторонним. Дело в том, что Бродский не слабый, а неровный поэт. У него правда есть немало вульгарных и беспомощных и откровенно занудных строк и произведений. Свидетельством этому тот факт, что Бродский при исполнении своих стихов часто сбивался, путал слова и пропускал целые строчки. Стало быть его стихи не были той песней, из которой слова не выкинешь.
Чего стоит хотя бы хрестоматийное «Как медленно душа заботится о новых переменах», где слово «новых» совершенно излишне, граничит с тавтологией (разве бывают старые перемены?) и лишь выполняет роль растягивания строки до нужного размера. Встречается у него и вульгарная рифма, вроде «молчит — кричит».
Даже восторженные апологеты Бродского вынуждены сквозь зубы признавать, что «скоростью вращения словесной массы» поэт дорожил «больше, чем тяжестью отдельного слова», что сюжет, особенно в крупных вещах, у него не дружит с логикой3.
Но есть ведь у Бродского и произведения яркие и талантливые. Разве не замечательно звучит:
Еврейское кладбище около Ленинграда.
Кривой забор из гнилой фанеры.
За кривым забором лежат рядом
юристы, торговцы, музыканты, революционеры.
Для себя пели.
Для себя копили.
Для других умирали.
Авторская мысль, конечно, лукава: поставить в один ряд торговцев и революционеров и приписать первым добродетель последних; но сказано-то красиво — ничего не попишешь.
А то эдак ведь можно и у Пушкина собрать некоторые нецензурные цитаты, поэтические пустяки, не предназначавшиеся для печати, и заявить, что таково и есть литературное лицо нашего классика.
Я бы предъявил Бродскому иную претензию. Подняться на уровень истинно высокой поэзии его творчеству не позволяет то, что при вычурности и даже переусложнённости метафор и оборотов мысль, в них содержащаяся, слишком часто оказывается плоской и банальной.
Возьмём для примера стихотворение «1 января 1965 года». Вот строки:
Задув свечу пред тем, как лечь,
поскольку больше дней, чем свеч,
сулит нам календарь.
Расшифровав получим: Поскольку дней в нашей жизни больше, чем свеч (и почему и то, и другое нам должен сулить календарь?), то свечу перед сном стоит гасить. Автор потратил три строки на призыв к экономии свечей. Прекрасно. Читаем далее:
И, взгляд подняв свой к небесам,
ты вдруг почувствуешь, что сам —
чистосердечный дар.
Расшифровка: человек — это подарок неба. Подарок кому? И почему чистосердечный? Бывает ещё и нечистосердечный подарок небес? Стоила ли эта мысль того, чтобы выносить её в финал стихотворения?
Аналогичную проблему я отмечал у Боба Дилана и Гребенщикова, хотя хронологически Бродский, конечно, пришёл к этому раньше. Но и Бродский не был первооткрывателем.
Такой же изъян отмечал Брюсов у символистов: «Я вовсе не прочь читать между строк. Но я требую, чтобы затаенное там действительно стоило того, чтобы его прочесть. Сколько я ни знаю символических произведений, в них «между строк» можно вычитать только такие изречения мудрости, как: «Красота оправдывает все», «Истина, не оживленная чувством, бессильна», «Любовь искупает всякий грех и возвращает душе невинность», «Художнику, унизившему свой Божественный дар ради земных выгод, нет другой надежды, кроме нирваны», и т.д. и т.д. Почему подобные афоризмы были бы признаны банальностями в книге философа и почитаются откровениями, когда их надо выудить из драмы? Если уж поэтическому произведению таить в себе второе, тайное содержание, то пусть оно будет на уровне современной мысли, на уровне современной философии и науки!»4
Путь расшифровки текстов Бродского зачастую тоже не стоит того, чтобы быть пройденным, ибо в финале нас не ожидает никаких откровений. Именно поэтому подобная поэзия расчитана на поверхностного и непытливого читателя.
Бродский в качестве символа
Однако со следующим выводом Жукова можно согласиться: «Никак не выйдет отнять от творчества Бродского формальную составляющую сущности его фигуры. Потому что [если] не было бы некоего политического скандала, некой политической фронды — никогда не было бы Бродского в том виде, в каком мы его знаем».
«Эта биография и эти реальные политические обстоятельства оказались для того, чем должен был стать Бродский для нас всех, гораздо более важным. Контекст оказался важнее собственно подтекста. Исторический, политический контекст оказался важнее содержания», — добавляет Сёмин.
Присовокупим сюда свидетельства главного биографа поэта Льва Лосева5, а также литературоведа Валентины Полухиной6 о том, что Бродский был воспринят в англоязычном мире как публицист, а не как поэт. Западные критики более чем холодно отнеслись и к его англоязычным стихам, и к его переводам на английский язык собственных русскоязычных стихов.
Действительно, большинству его популяризаторов глубоко плевать на действительное качество тех или иных творений поэта, поскольку он интересен масскульту в качестве символа. И фундаментом этому символу служат, конечно же, организованный властями СССР процесс против Бродского, полтора года ссылки и эмиграция. Не будь всего этого интерес к Бродскому был бы крайне незначительным. Причём «друзья» Бродского настаивают на его антисоветизме ещё яростнее, чем обвинители на его процессе.
Выражая свою любовь к Бродскому, Чубайс подчёркивает его «несоветскость», банкир Пётр Авен — что Бродский помогал «отбросить то, что считалось необходимым и неизбежным для большей части советской литературы», Леонид Парфёнов — что «Бродский рос… несоветским поэтом. Даже вопроса не стояло: он не считал советскую поэзию за стихи». При этом Бродский оказывается для многих ораторов лишь поводом, чтобы поведать о «красном терроре и чекистском истреблении»7.
Вот и историк литературы Самуил Лурье начинает своё эссе о Бродском не с чего-нибудь, а именно с фактов суда и преследования поэта8. Первым делом он отметает «слово «тунеядец» в судебном приговоре и судебных фельетонах» на том основании, что «к моменту вынужденного отъезда Бродского за границу (1972) основной корпус собрания его стихотворений уже состоял не менее чем из тысячи страниц». Но, простите, если опираться исключительно на количество написанного, то придётся в литературные труженики записывать всякого графомана.
Следом Лурье объявляет, что причиной травли Бродского являлось то, что он писал «волшебные» стихи. И тут уж гонители Бродского (кстати, кто это: всё советское общество, советская власть, некоторая группировка во власти?) превращаются критиком в каких-то карикатурных бармалеев, ненавидящих всё прекрасное. Но если советское общество — это такое царство Карабаса-барабаса, намеренно уничтожающее всё талантливое, тогда придётся признать всех публиковавшихся, обласканных властью и любимых читателями писателей бездарностями.
Придётся спустить собак на Маяковского, Шолохова, Евтушенко, Восзнесенского, Окуджаву и ещё многих и многих. А чем подобное литературное судилище будет лучше того, которое было учинено над Бродским? Наши либералы лишь наизнанку воспроизводят «тоталитарную» логику, против которой якобы восстают. Их руки тянутся к тому же самому кнуту, которым в «Мастере и Маргарите» орудовал критик Латунский.
Права была Анна Ахматова, когда сказала по поводу суда над Бродским: «Какую биографию делают нашему рыжему! Как будто он кого-то нарочно нанял»9. Действительно, биография Бродского перевесила его творчество.
Может быть, потому он в последние годы жизни и выступал против написания его биографии и в том числе против сведения его личности к диссидентству. «Они [биографии] низводят литературу до уровня политической реальности. Вольно или невольно (надеюсь, что невольно) Вы упрощаете для читателя представление о моей милости. Вы — уже простите за резкость тона — грабите читателя (как, впрочем, и автора). А, — скажет французик из Бордо, — всё понятно. Диссидент. За это ему Нобеля и дали эти шведы-антисоветчики. И «Стихотворения» покупать не станет…» — замечал Бродский в одном из писем.
«Вся страна сейчас снимает сериалы, ставит спектакли, носит цветы, сдаёт экзамены в школе и при поступлении в университет человеку, который эту страну дерьмом поливал с первой до последней минуты своей жизни, фактически», — резюмирует Сёмин и в этом стремлении поскорее подвести черту уподобляется тому самому французику из Бордо.
Сёмин в очередной раз демонстрирует позорнейшую для левого, для марксиста недиалектичность мышления, поскольку стремится видеть в живом человеке некую константу, нечто запрограммированное, неизменное, в то время как диалектика учит нас видеть вещи в развитии.
Даже любимый Сёминым Сталин, коего он защищает от нападок Бродского, умел, когда надо, более взвешенно смотреть на своих политических противников. Выступая на мартовском пленуме 1937 (!) года, он говорил: «Нельзя стричь всех под одну гребенку…»10
Сёмин и иже с ним, конечно, возразят, что определённая «запрограммированность» личности есть, ибо «бытие определяет сознание». Но в том-то и дело, что и само бытие тоже диалектично и подвержено изменениям. Эпоха, обстоятельства меняются у нас на глазах, да и самому Бродскому пришлось неоднократно менять своё бытие, перемещаясь между столицей и глубинкой, наконец, оказавшись в роли эмигранта.
Бродский как жертва
Начнём с того, что в ранних (досудебных) стихах Бродского прямая критика советской власти отсутствовала, и с этим согласен Лев Лосев. Да, в этих стихах могло быть слишком много пессимизма и индивидуализма, больше, чем было принято в официальном советском искусстве, но антисоветизмом это назвать нельзя. Если уж на то пошло, то и сам Сёмин, будучи ярым сталинистом, смотрит на хрущёвский СССР с большим пессимизмом, чем официальное «оттепельное» искусство.
Итак, не будем торопиться «с первой минуты» записывать Бродского в антисоветчики и тем самым целиком отдавать его противоположному лагерю. Постараемся бегло просмотреть его биографию и вычленить наиболее показательные и существенные элементы.
С одной стороны, имеется свидетельство о том, что Бродский в 1960 обсуждал с приятелем идею захвата самолёта с целью вылета за границу, а также пытался передать случайному американцу рукопись другого своего приятеля. Трудно судить, насколько серьёзно это свидетельство, тем более, что задержавшее в связи с этим Бродского КГБ отпустило юношу через двое суток. Думается, что здесь главную роль всё-таки играли «друзья», а не будущий поэт.
Пожалуй, сильнее всего с режимом его могли поссорить вышедшая в 1963 году статья «Окололитературный трутень» и последовавший суд. Даже не приговор и наказание, а сам характер выдвинутых обвинений.
Статья в «Вечернем Ленинграде», подписанная Я. Лернером и ещё двумя штатными сотрудниками газеты, обвиняла Бродского в «формализме», «упадочничестве» и «паразитическом образе жизни». При этом авторы подошли к делу неряшливо, если не сказать нечистоплотно: перепутали (или подкинули) некоторые стихотворные цитаты, приписали самому автору слова его персонажа, исказили некоторые слова и т. д. Такое кого угодно обозлит.
Суд вынес максимально строгий по статье о тунеядстве приговор — пять лет принудительного труда в отдалённой местности. Зачем всё это было нужно? К этому мы ещё вернёмся. Пока отмечу, что даже суд и приговор не то чтобы сразу поссорили Бродского с отечеством. Впоследствии он вспоминал, что ссылка оказалась одним «из лучших периодов» его жизни, «бывали и не хуже, но лучше — пожалуй, не было». Здесь у поэта было достаточно времени для уединённых раздумий и даже для творчества.
Трудился в ссылке Бродский старательно, несмотря на проблемы с сердцем. Надо сказать, что жизнь он всё-таки «повидал», чего нельзя сказать о большинстве его поклонников. И лентяем он отнюдь не был: умел работать интеллектуально и физически. В ссылке он пробыл всего полтора года благодаря поднявшейся международной кампании защиты, в которой принял участие сам Жан-Поль Сартр. Так что, ещё не будучи, по собственному признанию, «поэтом никакого ранга»11, в Ленинград он вернулся уже знаменитым.
Да ради такой славы многие поэты были бы готовы и дольше пробыть в Архангельской области. Сам поэт в беседе с Петром Вайлем отмечал: «Мне наплевать, я-то считаю, что я вообще всё это заслужил»12.
Бродский сделался чрезвычайно популярен, им стали активно интересоваться на Западе, брать интервью, приглашать на всякие мероприятия, но власти не спешили выпускать Бродского за рубеж. Понятно, что там интересовались им исключительно как жертвой показательного процесса. Это не могло не бить по самолюбию поэта.
Бродскому не нравилось, что ему создают образ борца с советской властью, что его творчество оказывается в тени этого образа. Поэтому Бродский периодически на протяжении своей жизни восставал против такой политической трактовки своей персоны. Как-то в беседе с Соломоном Волковым он заявил: «Мне повезло во всех отношениях. Другим людям доставалось гораздо больше, приходилось гораздо тяжелее, чем мне».
Вообще беседы с Волковым достаточно показательны: Волков всячески возвеличивает Бродского и подталкивает его к осуждению советского строя как «бульдозера», подминавшего «под себя всё независимое, творческое, свободолюбивое». В ответ на это Бродский бросает «я отказываюсь всё это драматизировать!»
Дмитрий Косяков. 16 января — 7 февраля 2021
Культ личности Бродского и его истоки. Часть 2
Примечания
1Бродский. Великая Посредственность // По-живому. https://www.youtube.com/watch?v=RCuOWFCDfdI&t=4496s. Далее цитаты из этого ролика.
2Берг М. Другой Бродский. http://mberg.net/rbr/
3См. Лурье С. Свобода последнего слова // Бродский И. Письма римскому другу. СПб.: Азбука. 2011. С. 6.
4Брюсов В. Карл V//Брюсов В. Собрание сочинений в 7 т. Т. 6. М.: Художественная литература. 1975. С. 125
5См. Лосев Л. В. Иосиф Бродский: Опыт литературной биографии. М.: Молодая гвардия, 2008.
6Полухина В. Литературное восприятие Бродского в Англии. http://www.stosvet.net/9/polukhina/
7Видео-цитаты приводятся в ролике Жукова и Сёмина.
8См. Лурье С. Указ. соч.
9Цит. по: Найман А. Г. Рассказы о Анне Ахматовой. — : Художественная литература, 1989. — С. 10
10Сталин И. О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников. Цит. по: Роговин В. 1937. http://www.trst.narod.ru/rogovin/t4/xxxiv.htm#ftn_21
11См. Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. http://lib.ru/BRODSKIJ/wolkow.txt
12Рождество: точка отсчета. Беседа Иосифа Бродского с Петром Вайлем. http://noblit.ru/node/1124
Что случилось ... 
Культ личности Бродского и его истоки. Часть 1: 2 комментария