Об исторических противоречиях и современном значении советского искусства
Ностальгия по советскому прошлому
Ностальгия по СССР усиливается среди граждан капиталистической России. Тому есть масса причин:
- экономический кризис нынешней модели капитализма, приводящий к заметному понижению уровня жизни большинства россиян и ещё более вопиющему разделению граждан на нищих и сверхбогатых;
- откровенное разложение государственной верхушки, теряющей остатки доверия населения;
- завинчивание гаек и демонстративный отказ от буржуазно-демократического декора (надругательство над выборами, разгром даже системной оппозиции, запрет на любые формы протеста);
- творческая импотенция официального искусства, и т. п.
Писатель Максим Кантор справедливо отмечает: «Всё, что защитили в той страшной [Великой Отечественной] войне, — отдали или потеряли.
Страну, которую отстояли, — рассыпали и распродали.
Равенство людей, ради которого сражались, — предали в угоду наживе ловкачей.
Солидарность трудящихся отменили, создали касту господ и их обслуги.
Идеалы, в которые верили, — продали»1.
Текущее положение дел выглядит непривлекательно даже по сравнению с пресловутыми девяностыми и уж тем более по сравнению с советским периодом 70-80-х годов, когда уровень жизни и потребления советских граждан достиг пика и во многих пунктах сравнялся с уровнем жизни в наиболее развитых капиталистических странах.
Ностальгия и даже некоторая мода на советскую эпоху наблюдается и среди молодёжи, совершенно эту эпоху не заставшей2. Благо, остались замечательные старые мультфильмы, на которых многие родители предпочитают воспитывать своих детей, остались фильмы, которые мы с удовольствием пересматриваем, остались книги.
Сегодня мы заново открываем для себя Советский Союз и его культуру. Как же нам следует относиться к советскому наследию? О чём оно нам говорит? Какие противоречия в нём проявлялись?
Крапивин и противоречия советского общества
В качестве отправной точки нашего рассуждения предлагаю взять творчество талантливого советского писателя Владислава Крапивина. Крапивин писал в основном для детей и это очень важно, поскольку детская литература в послесталинский период оказалась на острие общественных дискуссий.
Историк Андрей Фатеев пишет: «Негативные тенденции в молодежной среде: нонконформизм, преступность, хулиганство, пьянство, ханжество, подпитывали постоянный интерес руководителей страны и писателей к проблемам воспитания. Педагогика в глазах руководителей была панацеей, с помощью которой они пытались решить общественные проблемы. В этой обстановке молодые детские писатели попытались реализовать шанс и создать произведения, которые изображали сложное положение подростков, серьезные конфликты в детской среде, их связь с социально-политическими процессами в обществе»3.
Столкновение проблем педагогики и с противоречиями советского общества присутствует и в творчестве Крапивина, в том числе в его magnum opus — романе-трилогии «Мальчик со шпагой», написанном в 1972-1974 гг. В романе описывается становление характера школьника Серёжи Каховского, который стремится всегда быть правдивым, не отступать перед трудностями и защищать слабых.
Обращает на себя внимание то, какое место в сюжете и образной системе романа занимают разнообразные символы и ритуалы: пионерские линейки и парады, знаки отличия (нашивки, ремни с бляшками), флаг и т. д. Вот навскидку пара примеров:
«- А что было делать? — спросил Сенцов. — Приятно, думаете, по морде получать? Из-за ремня, который стоит рубль пятьдесят в военторге. Если посчитать, то невыгодно.
— Рубль пятьдесят?! — крикнул Алёшка Смирняков. — А сколько твоя совесть стоит?
— Я совесть не отдавал. Только ремень, — объяснил Сенцов.
— Гнать, — спокойно сказал капитан второй группы Гена Корнеев.
А его друг, маленький курчавый Валерка Давыдов, тоже спокойно подтвердил:
— Гнать»4.
«Они не понимали, что бывают вещи сильнее страха. Что можно бояться и всё равно стоять прямо. Потому что есть эмблема с конниками и солнцем, есть друзья, рапиры, слова клятвы…»5
Понятно, что за перечисленными символами стоят какие-то важные и большие вещи, но о них автор не распространяется. Они, вроде бы, должны быть и без того понятны советским людям, советским школьникам: это коммунистические идеалы, идеалы борьбы за бесклассовое общество, за отмену частной собственности. Но именно от того, что эти вещи не проговариваются, они начинают теряться, расплываться. Символы заслоняют и в какой-то мере даже подменяют собой саму святыню. Верность флагу оказывается если не важнее, то по крайней мере яснее и понятнее, чем верность тому, что олицетворяет собой флаг.
Вера и ритуал
Сам Крапивин вышеуказанного противоречия не осознаёт, он не видит тут проблемы, хотя невольно обрисовывает её. Советская система оторвалась от тех идеалов, на которых она изначально строилась, даже оказалась в конфликте с ними. Преданность партии, советскому строю оказалась несовместимой с преданностью коммунистическим идеалам, марксистской теории, памяти Октябрьской революции. «Не осталось ни одного непоруганного принципа, ни одной незапятнанной идеи»6, — с горечью писал один из критиков советского строя.
Взрослые привыкали лицемерить и жить на два ума: говорить на собраниях одно, а на кухнях — другое. Помните слова бургомистра из фильма «Тот самый Мюнхгаузен»: «Да чёрт с ней, с правдой…» и далее по тексту.
Но подростки и молодёжь искренне воспринимали ритуальные слова о революции и коммунизме. Культурный официоз прославлял революционеров разных эпох и стран, объявлял, что делать революцию — это высшее призвание человека, охотно цитировал самые смелые и радикальные высказывания Ленина и его соратников. Но тут же оговаривался, что в России революция (как и победа в Великой Отечественной войне) уже свершилась, что революция это только прошлое, но никак не будущее и, упаси господь, не настоящее страны. Стало быть от детей и молодёжи требуется только хорошо учиться и работать, слушаться учителей и начальников, то есть быть примерными обывателями.
Так возникал удивительный моральный конфликт: так кем же надо быть в «стране победившего социализма»? Революционером — нельзя, а обывателем — стыдно. Политика для широких масс превратилась в ролевую игру. Приобщение к революции происходило при помощи ритуалов, в игровой форме: через пионерские и комсомольские атрибуты и символы, культурные мероприятия, через чтение героико-патриотических романов и просмотр фильмов.
Весьма характерен фильм «Приключения Петрова и Васечкина» (1983 г., 2 серия), в котором школьники так переживают за героев фильма «Белое солнце пустыни», что прыгают на экран и попадают прямо внутрь кино. Эпизод начинается с песни:
Приключенья, приключенья!
Где дуэли и где погони?
Ах, как хочется приключений!
Почему их всё нет и нет?
В мультфильме «Орлёнок» (1968) пионер попадает «в революцию» прямо из музея и, попутешествовав и погеройствовав в собственной фантазии, возвращается назад («Каждый должен быть на своём посту»). Но каков может быть пост вернувшегося в брежневский СССР пионера? Почётный караул у «вечного огня»? Общество декларирует свою cвязь с революцией, но революцией не занимается. Революция — это священная старина, в которую можно играть.
Вот почему для членов пионерского клуба «Эспада» из крапивинского романа так важно пройти маршем вместе с парадом 9 мая: это единственный способ символически приобщиться к Октябрю и Победе и поддержать существование формально распущенного отряда. И снова на первом плане — атрибуты и символы:
«- Ну, мы же всё равно отряд. Соберёмся и пойдём на парад сами. Со знаменем. Юнармейцы собираются, секция картингов тоже, а нам разве нельзя?
Словно эхо марш-атаки отозвалось в Серёже. Он даже зажмурился на миг. В блеске клинков и горнов представился ему строй «Эспады»… Но разве это возможно?
— Разве всех созовёшь? — сказал он.
— Барабанщики — все»7.
Повторюсь, я вовсе не отрицаю значение символов и групповых ритуалов. Скажем, революционеры-подпольщики в царской России пели на сходках революционные песни, эти же песни пели узники сталинских лагерей, можно вспомнить какие-нибудь комичные красные шаровары или рулон лампас, подаренные за геройство бойцу Гражданской войны. Но важно понимать, что революционеры наряду с пением песен ещё и делали революцию.
Ритуалы важны тем, к каким идеалам они отсылают. Скажем, царские офицеры могли умереть за свои погоны, а фашисты могли умереть за свой флаг, но для первых погоны были символом их привилегированного положения и всего основанного на неравенстве строя, а для вторых флаг являлся символом превосходства «арийской» расы и идеологии германского расизма. Важны не символы, а идеалы, и чтобы не произошло подмены, важно чётко артикулировать эти идеалы.
Скажем, после ельцинского переворота и принудительного развала СССР и отказа от советской идеологии и атрибутики армии был оставлен красный флаг с пятиконечной звездой. Но разве, сохранив флаг, армия не изменила своей присяге? Армия под прежним флагом теперь защищала не советский строй, а строй периферийного капитализма, основанного на приватизации (разворовывании) государственного достояния и существовании в качестве части «третьего мира», ресурсного придатка Западной Европы. Как отмечала Наоми Кляйн, «»Третий мир»… всегда существовал для удобства «мира первого»».
Организация вне заданных рамок
Ещё один характерный эпизод из романа «Мальчик со шпагой». После того, как из-за происков домоуправления клуб «Эспада», в котором ребята занимались фехтованием, был закрыт, их куратор-комсомолец уехал. Отряд распался, но его участники решают собираться и тренироваться неформально, и это вызывает тревогу у протагониста повести Серёжи Каховского. Почему?
«Отлично дрались! Красиво, энергично. Свист и звон разлетались от клинков.
Но они были без масок! И даже без курток!»8
Думается, автора страшит не только детское фехтование без защиты, но и возможность неформального молодёжного объединения, не находящегося под надзором соответствующих организаций.
Однако уже в повести «Колыбельная для брата» (1978) авторская позиция несколько меняется. В этой повести школьный отряд, находящийся под бдительной опекой учительницы-формалистки, занимается чисто бюрократической деятельностью, видимо, благотворно влияющей на отчётные показатели, но на деле внутри отряда нет настоящего товарищества.
Один из ребят в итоге заявляет на сборе: «Наше объединение носит формальный характер… Пока на нас орут, мы делаем то, что велят, а без няньки и кнута ни на что не способны». Это довольно смелое заявление, если применить его к советскому обществу в целом. Ведь и правда народ оказался отодвинут от политики, от участия в управлении страной. Все управленческие функции присвоила себе партия. Народу оставалось лишь единодушно голосовать за спускаемые сверху и принимаемые кулуарно решения руководства.
Но какие выводы делает Крапивин из своей смелой позиции? Он предлагает перейти от формально-бюрократической педагогической деятельности, к более общественно свободной, но чем, собственно, занимаются неравнодушные герои Крапивина, какие подвиги они совершают?
По большей части они выбирают в качестве врага хулиганов, шпану. Так поступают Серёжа Каховский из «Мальчика со шпагой» и Кирилл Векшин из «Колыбельной для брата». Мишень весьма удобная, поскольку с хулиганами можно вполне героически драться и при этом не оказываться в конфликте с существующей системой.
«- Дураки вы, — сказал Серёжа. — Вы думаете, на вас управы не найдётся?
— Милицией пугаешь, гад? — прошипел Гусыня. — Не пугай, мы там были — и ничего, так же дышим.
— Значит, никто вам не страшен? — с насмешкой спросил Серёжа. — Значит, вы сильней Советской власти?
Киса хихикнул:
— Это ты — власть?
— Я не власть. Но она за меня, а не за вас. А вы — плесень»9.
Итак, можно вволю бороться со шпаной и даже с криминалом, лишь бы не посягать на власть, на партию. Ещё можно вдоволь критиковать различных администраторов. В «Мальчике со шпагой» врагами «Эспады» становятся представители домоуправления, уличного комитета, районного отдела народного образования. Но им противопоставлены однозначно положительные представители милиции, комсомола, прессы.
Спор с мещанством
Ещё один весьма характерный приём — противопоставление плохих низовых бюрократов хорошим высшим. И в «Мальчике со шпагой», и в «Колыбельной для брата» учителей-тиранов одёргивают мудрые директора школ. Весьма красноречивы в этом смысле и фамилии некоторых персонажей. Комсомолец Олег, мудрый руководитель «Эспады», носит фамилию Московкин. Злодей такой фамилией в советском романе наделён быть не мог, это говорит о безусловном признании Крапивиным авторитета центральной московской власти.
Также можно бороться с обывателями и обывательщиной, противопоставляя мещанским установкам возвышенные коммунистические фразы. Тогда ещё мещане не смели их оспаривать. Власть, по крайней мере внешне, была на стороне высоких фраз, хотя и не превращала их в дела.
Вчитайтесь в формулу, произнесённую Серёжей Каховским: «Я не власть. Но она за меня». Это очень важно. Именно так и ощущали себя советские граждане. Они понимали, что не являются хозяевами своей страны (вспомните комическую речь товарища Дынина: «Дети, вы хозяева лагеря…»), но во всяком случае верили, что партия заботится о них. На этом и был основан советский компромисс: народ устраняется от управления страной, но зато государство заботится о материальном благополучии народа.
Просто в определённый момент власть вдруг наплевала на это благополучие. И привыкший к покорности народ не нашёлся чем возразить. Он слишком привык помалкивать: пусть делают, что хотят, мне что, больше всех надо? Теперь мы по-прежнему «не власть», но теперь она ещё и не «за нас». Как быть в таком случае? «Вожди и пророки народа ушли в кабак, в публичный дом»10, — сказал как-то по иному поводу Горький. Он говорил тогда о разложении демократической интеллигенции XIX века. Увы, то же произошло и с революционной интеллигенцией ХХ века.
«Внезапно» оказалось, что Комсомол прогнил ещё сильнее партии. Он стал точкой притяжения молодых карьеристов, рвачей и коммунистических ханжей. На эту тему смотрите фильм «ЧП районного масштаба» (1988), а ещё лучше спектакль «Кресло» (1987). Один из героев пьесы говорит: «Иной раз не поймёшь: то ли райком для молодёжи, то ли молодёжь для райкома». Можно ведь и заострить: то ли государство для народа, то ли народ для государства.
Как быть, если статьи в газеты писались по шаблону? если партия начала срастаться с «теневым сектором экономики»?
Вступив во дворе в конфликт с хамом Дзыкиным, Серёжа Каховский задумывается: «Кто же виноват, что среди людей попадаются такие дзыкины? Они вредят, гадят, хапают. И не всегда по злости, а потому просто, что им наплевать на всех, кроме себя. И кроме таких же, как они»11.
Откуда берутся дзыкины? А именно из той социальной апатии, которая постепенно овладевала советским обществом… пока не овладела совсем и не удушила его. И модель мещанского поведения по большей части задавала сама власть, высшая бюрократия, не гнушавшаяся материальных благ, смотревшая свысока на простой народ. Социальная активность простых людей в советском обществе оказалась вытеснена вниз. На уровне двора можно погеройствовать, спасти от Дзыкина детский мячик — и только.
Театральное геройство
Молодым людям, деятелям культуры, хотелось выглядеть бунтарями и революционерами, но всё это опять же превращалось в игру. Неудивительно, что популярнейшим поэтом в позднем СССР стал Высоцкий. Кир Булычёв в одном из рассказов поставил его даже выше Ленина12. А между тем Высоцкий — профессиональный актёр, и его бунтарская, непокорная натура — это лишь одна из его сценических масок.
На сцене он изображал то вора Хлопушу, то Гамлета. А в жизни?
Вспомните стихотворение Высоцкого «Памятник»:
Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в обычные рамки не лез…
В чём же заключалась рослость и стройность Высоцкого, его выход за рамки? В пьяном разгуле и в употреблении наркотиков, в том, что он позволял себе хулиганить на сцене и на съёмочной площадке, слегка меняя роль? Да, ещё он ездил в экспедиции и ходил в горы.
Ох, эти экспедиции и горы! Ох, этот туризм! Интеллектуалы уходили в леса и там пели героические песни у костра…
Как все мы веселы бываем и угрюмы,
Но если надо выбирать и выбор труден,
Мы выбираем деревянные костюмы,
Люди, люди…
Но Высоцкому никто «деревянных костюмов» не предлагал, да и не за что было предлагать. Он не был бунтарём, и даже в песнях своих знал меру и за рамки не лез. Очень здорово по поводу бардовщины, туризма и советского шестидесятничества высказался филолог Андрей Аствацатуров. Шестидесятники, «люди, которые слушали бардов, которые слушали Высоцкого», усвоили себе «особый культ мужественности» и подражали Хемингуэю и его героям.
Но культ мужественности, который создали себе барды, Высоцкий, Визбор и те, кто их слушал, «не был настоящим, он был формой компенсации». Мужество требовалось «у себя дома, где они не могли быть мужественными, на работе с ужасными жуткими начальниками», но в быту, в обществе «они вели себя очень нехрабро». И альпинизм и рыбалка были формой бегства: «там легко было быть мужественными, штурмовать какие-то перевалы… Это было формой компенсации»13.
Легко быть храбрым вместе с начальством или вдали от начальства. А вот быть храбрым против начальства — это было им не по силам.
Не случившийся Интернационал
Хорошо, допустим, СССР совершил свою революцию, и его героическая история навек закончилась. Но как быть с остальным миром? Ведь и после Второй мировой войны мир сотрясался от революций, империалистических и национально-освободительных войн. Бородачи Фиделя маршировали по Санта-Кларе, американская авиация бомбила Вьетнам, боевики RAF расправлялись с бывшими нацистами, студенты строили баррикады на парижских улицах… Может быть, стоило переключить революционную энергию советских идеалистов вовне? Этого не произошло.
Один старик рассказал мне, как воодушевлённый вестями о подвигах Че Гевары он просил отправить его добровольцем на Кубу, но в местном отделе Комсомола ему объяснили, что никуда ехать не надо. К старости он уже успел стать законченным обывателем-антикоммунистом. Но, думается, начало такой его идейной эволюции было положено именно в отделе Комсомола.
Когда Крапивин писал свою книгу, мир потрясли известия о фашистском перевороте в Чили. Законно избранное социалистическое правительство Сальвадора Альенде оказалось свергнуто военными, которые направлялись и поддерживались Вашингтоном. Генерал Пиночет, провозгласивший себя диктатором, устроил народу Чили беспримерную мясорубку, превратив страну в одну сплошную камеру пыток.
Какое отражение эти события нашли в романе, как на них отзываются герои? Выясняется, что друг Серёжи Каховского Генка переписывался с мальчиком из Чили, а старший брат Генки был там со студенческой делегацией. Вот и всё. Серёжа и Генка, конечно, негодуют по поводу фашистского переворота, переживают за судьбу чилийского мальчика. Серёже даже снится сон о том, что он оказывается в Чили…
Да, поучаствовать в борьбе с фашизмом, в освободительных гражданских войнах советские граждане могли разве что во сне или символически: присоединяясь к санкционированным свыше демонстрациям, письмам, заявлениям и т. д. В мире бушевали войны и революции, а советское общество продолжало киснуть в пределах «отдельно взятой страны». Никто уже не собирался «идти воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать».
Это ещё при «раннем» Сталине можно было отправиться воевать в Испанию. С тех пор советское правительство отказалось от идеи мировой революции, которой до конца жизни служил Ленин и до определённого момента Сталин.
Наследие Октября
Тем не менее СССР до самого конца оставался если не двигателем, то по крайней мере символом мировой революции, освобождения мира от оков капитализма. И когда оттепельный энтузиазм окончательно потонул в застойном маразме, когда в советских гражданах и в народах мира рухнула вера в то, что СССР является проводником мировой революции, тогда рухнула и сама система.
Да, Советский Союз всё более превращался в общество спектакля (спектакля, несколько отличавшегося от того, который разыгрывали для своих граждан капиталистические правительства), в общество тотальной лжи. Очень ярко это господство лжи показано в фильме Шахназарова «Курьер». Но всё же тотальность лжи была обусловлена силой октябрьского наследия, его влиянием, и это влияние Октября, влияние революционных идей сохраняется в советском искусстве и даже, может быть, где-то за его пределами.
В какой-то момент игра, в которую было погружено советское общество, стала отрываться от действительности, приобретать самодовлеющий характер. Люди стали играть не только в революцию, но и в царскую Россию, в православие, в Киевскую Русь, в «Русь изначальную», в эзотерику.
И снова роман Крапивина даёт нам любопытные иллюстрации. Пионерский клуб «Эспада» построен вокруг занятий фехтованием. Но фехтование это не совсем спортивное, не классическое. То есть ребята занимаются им не ради спортивной карьеры, а, скорее, из интереса к старине. Они восхищаются мушкетёрами и рыцарями, даже снимают исторический фильм про мушкетёров, где черты романов Дюма переплетаются с современными реалиями.
«На экране зрители увидят красивую белую крепость, в которой укрылся от врагов и ночной непогоды хитроумный кардинал Ришелье. Там он строит козни против трёх мушкетёров и маленького их товарища — д’Артаньяна»14.
Ещё крапивинским мальчикам нравятся рыцари, Серёжа Каховский интересуется археологией и старинной архитектурой и строит у себя дома модель средневекового замка. Привлекают крапивинских героев и парусные суда.
В поисках благородства
Почему же герои Крапивина так редко вспоминают про романтику и героику Гражданской войны, Октября и любых других революций? Может быть, потому, что взять такую тему, значит, оказаться под бдительным партийным контролем, а может, и потому, что революции — это не дело одиночек, а движение широких масс. Описываемые же Крапивиным сообщества стоят гораздо ближе к субкультуре. Как бы то ни было, мушкетёров и рыцарей трудно назвать подходящими ориентирами для советской молодёжи.
Поведение мушкетёров в знаменитом романе Дюма находится где-то на грани разбоя. Благородство средневековых рыцарей также граничило с хищничеством. Да и персонажи Стивенсона непрочь попользоваться награбленными сокровищами, то есть пользуются плодами пиратства.
Не исключено, что многие участники бандитских группировок девяностых в детстве зачитывались романами Дюма. Ведь и фильмы «Бригада» и «Бумер» в чём-то повторяют сюжетную схему «Трёх мушкетёров».
Можно также вспомнить фильм «Каникулы Петрова и Васечкина» (2 серия), где Васечкин вдохновляется подвигами Дон Кихота и решает стать рыцарем. Романтик Васечкин показан в фильме комично, ему противопоставлен более практичный Петров, но именно Васечкин создаёт сюжет и тащит за собой приземлённого Петрова по дороге приключений.
В финале Васечкин поёт:
Что может быть печальней,
Чем комнатный уют,
Коль ветры странствий дальних
На подвиги зовут?
Как трудно удержаться
И не попасть впросак,
Так хочется сражаться,
Сжимая меч в руках.
Советская молодёжь была весьма романтически настроена, стремилась к подвигу, охотно впитывала благородные идеалы, но будучи отодвинута от действительных подвигов, от действительной борьбы, искала окольные выходы для своего романтизма.
Сам Крапивин руководил в Свердловске разновозрастным отрядом «Каравелла». Считается, что из экспериментальной педагогической деятельности подобных клубов и родилось так называемое ролевое движение. Молодые люди стали выезжать на природу и обыгрывать различные исторические, а со временем и фантастические, сюжеты.
В начале девяностых ролевое движение было захвачено интересом к творчеству Джона Толкина, и на какое-то время практически отождествилось с толкиенизмом. Революционные символы были полностью удалены из жизни молодёжи, и их место с лёгкостью заняла сказочная фантастика Толкина. Увы, глубинное содержание толкинских сказок было далеко не безобидным: за поверхностными призывами к борьбе со злом во имя добра в них скрывались реакционные и авторитарные установки. Об этом я уже подробно писал.
Современность советского искусства
Теперь давайте подведём итоги. Советское искусство сохраняло общегуманистические установки, но начиная с 30-х годов постепенно двигалось по направлению от революционных коммунистических идеалов, делая их всё более условными, всё более выхолощенными. И в этом движении советское искусство, скорее, сближалось с гуманистической линией буржуазного искусства, возвращалось в его колею15, что в общем соответствовало сталинским и хрущёвским установкам на сотрудничество с буржуазным Западом.
Отдельные советские авторы в отдельные периоды своей творческой биографии могли осуществлять попытки оживить эти идеалы, вернуться к ленинским нормам, воспротивиться общему сползанию, но тенденция оставалась прежней.
Несмотря на сказанное, советское искусство в любом случае остаётся более левым, более прогрессивным и гуманистическим, чем нынешнее российское искусство, идеологически приближающееся к фашизму. Поэтому при оценке содержания того или иного художественного произведения следует учитывать его прогрессивные и реакционные составляющие.
Далее, в советском искусстве следует различать «взгляд вовне» и «взгляд внутрь». Произведения, посвящённые критике мира капитализма, были довольно проницательными и лишь прибавили в актуальности, после развала СССР и перехода России к рыночной экономике. Произведения вроде «Незнайки на Луне» Носова не уступят в остросоциальности нашумевшим «Паразитам» и «Джокеру». А советские пропагандистские антиамериканские мультфильмы вызывают сегодня одобрение у самой американской аудитории.
Скажем, под мультфильмом «Миллионер» на стихи С. Михалкова в интернете16 можно прочесть следующие комментарии на английском языке: «Это не пропаганда — это документалистика» или «По иронии судьбы, этот пропагандистский фильм более правдив, чем все СМИ сегодня». А под мультфильмом «Тир»17: «Я покажу это своему боссу в следующий раз, когда буду требовать повышения зарплаты» или «Это более искусство, чем пропаганда».
Увы, когда дело доходило до описания жизни в самом СССР и её противоречий, то советское искусство начинало говорить такими туманными намёками, которые были ясны далеко не всем, сатира становилась беззубой. Тем не менее, хотя советское искусство старалось изображать лишь светлые стороны советской жизни, сглаживать углы, оно не было абсолютно лживым в этом отношении, и кое о чём может нам рассказать.
Мы можем взглянуть на жизнь людей иного, уже далёкого от нас общественного строя, чтобы понять, чем отличались человеческие отношения, как строился быт при советской плановой системе, каков был нравственный облик тех людей.
Но заметьте, что эти люди не были готовы к сопротивлению окружающей среде, да, может быть, и не испытывали в этом нужды. Бунт, сопротивление обществу оставались вне поля зрения советского искусства или изображались им исключительно в мрачных тонах. Советское искусство может привить некоторые возвышенные идеалы, но не учит за них бороться, сопротивляться и в конце концов побеждать, хотя, казалось бы, старые большевики знали об этом больше многих.
Увы, история большевизма, опыт большевиков оказался в советской культуре сильно искажён, предельно мифологизирован. Так что изучать его придётся по иным источникам.
Надеюсь, что данные здесь рекомендации помогут вам лучше понять советское искусство, взять от него лучшее и превратить его в полезный инструмент сопротивления современному буржуазному масскульту и психологии потребления. Тем не менее не следует ограничиваться исключительно потреблением образцов давно умершей культуры — необходимо создавать новую, отвечающую требованиям исторического момента, требованиям нашей современной борьбы. Ведь даже Ренессанс не был простым копированием античных образцов.
Поэтому и возрождение советского наследия, о котором мечтает значительная доля (если не большинство) россиян, должно быть не реставрацией, не реконструкцией, не ролевой игрой, а рождением чего-то неизбежно нового. Давайте двигаться вперёд, товарищи!
Дмитрий Косяков. Весна 2021 г.
Примечания
1 Кантор М. Хроника стрижки овец. М.: АСТ. 2014. С. 302.
2 Лишь одним из характерных примеров является огромная популярность творчества видеоблогера Антона Лапенко, стилизованного под ретро-видео в формате VHS. Конечно, мода на ретро, на эпоху 80-х распространена и на Западе, что лишь подтверждает системный, формационный характер текущего кризиса.
3 Фатеев А. Детская литература «оттепели»: две «правды». https://scepsis.net/library/id_435.html
4 Крапивин В. Мальчик со шпагой. М.: Детская литература, 1976. С. 84.
5 Там же. С. 127.
6 Троцкий Л. Бюллетень оппозиции. 1937. № 58-59. С. 2.
7 Крапивин В. Указ. соч. С. 296.
8 Там же. С. 278.
9 Там же. С. 127.
10 См. Горький М. Разложение личности.
11 Там же. С. 54.
12 См. его рассказ «Единая воля советского народа».
13 Андрей Аствацатуров. Эрнест Хемингуэй. https://godliteratury.ru/articles/2017/07/21/andrey-astvacaturov-yernest-kheminguye
14 Крапивин В. Указ соч. С. 219.
15 Впрочем, философ Герберт Маркузе, например, утверждал, что каких-то самостоятельных ценностей у марксизма и нет, напротив, марксизм изначально претендовал на осуществление гуманистических идеалов, провозглашённых философами-просветителями (см. его «Soviet marxism: Critical analysis»).
Что случилось ... 