Концептуальный кризис нашей эпохи

Мартовское вступление

Я понимаю, что в нынешней ситуации рассуждать на отвлечённые темы глупо и даже неприлично, но эта статья была написана ещё до войны. Задумывалась она как своеобразное введение в работу кружков самообразования.

Конечно, самообразования сегодня мало. Надо от слов переходить к делу. Да и слова нужно нести в массы. Но для этого всё же нужно иметь, что нести. Это вовсе не означает, что сначала нужно выучить всю теорию, прочитать гору книг, а уж потом браться за дело. Самообразование — процесс непрерывный, он должен идти параллельно с делом пропаганды и самоорганизации.

Итак…

Почему мы пилим сук, на котором сидим

Наша эпоха отмечена целым рядом кризисов, приносящих человечеству несчастья уже сейчас и грозящих ещё большими бедами в будущем.

Первый и самый очевидный кризис — это кризис экологический. Можно отрицать глобальное изменение климата или перспективу исчерпания ископаемых ресурсов, но всякий согласится с тем, что на земле стремительно и варварски уничтожаются леса, урезаются пространства дикой природы, что за последние десятилетия окружающая среда ухудшилась сильнее, чем за всю историю человечества. Этот кризис — самый очевидный, признаваемый всеми и самый опасный, ибо природа сумеет «отомстить» человеку за хищническое отношение к ней.

В сфере экологии наиболее ярко проявляется превращение технического прогресса в собственную противоположность — торжество над силами природы оборачивается истощением этих сил. Научно-технический прогресс из решения разнообразных проблем превратился в их источник.

Но здесь же становится очевидным, что в основе экологического кризиса лежит кризис иной — экономический, кризис определённой модели хозяйствования. Что заставляет человечество пилить сук, на котором оно сидит? Разве кому-то приятно дышать отравленным воздухом, пить грязную воду, есть пластмассовые продукты, жить среди свалок и помоек?В основе современной глобальной экономической модели лежит принцип прибыли. Именно в жертву этому принципу принесены и природные ресурсы нашей планеты, и жизнь и счастье всех людей. Люди живут в нищете, круглые сутки надрываются на работе, недополучают необходимое и безудержно потребляют бесполезное и даже вредное исключительно ради того, чтобы кто-то где-то получал огромную прибыль. Но и эти получатели являются лишь слугами при своих капиталах, высокооплачиваемыми лакеями. Конечно, найдётся множество небескорыстных или искренних защитников подобного положения дел. Они скажут, что война всех со всеми во имя прибыли есть очень эффективный, очень справедливый, очень гуманный принцип. Но суть заключается в том, что — эффективная или нет, гуманная или нет — но эта система пришла к своему естественному концу.

Принцип бесконтрольного роста прибылей, роста предприятий, роста экономики работал лишь до тех пор, пока система росла территориально — вбирала в себя всё новые и новые страны. Последним её крупным приобретением стал Советский Союз и его страны-союзники. Теперь система, основанная на вечном росте, достигла пределов планеты, и ей больше некуда расти. Теперь ей предстоит пожирать саму себя, то есть сталкивать ранее благополучные страны на нижние этажи своей иерархии, понижать уровень жизни целых слоёв и категорий граждан. Мы уже наблюдаем этот процесс.

Таким образом к экологическому и экономическому кризисам добавляется кризис общественно-политический. Борьба за сокращающиеся ресурсы, за сузившееся пространство для роста, за сжимающиеся рынки и обнищавшего потребителя превращает вчерашних союзников в конкурентов и даже врагов, вооружённые конфликты разгораются по всему миру. Гоббсовская война всех против всех готова вспыхнуть на совершенно новом, невиданном витке развития вооружений. И внутри стран мы видим кризис правительств, обострение социальных противоречий, рост пропасти между богатыми и бедными.

Концептуальный кризис и небольшой пример

Но к трём названным кризисам следует прибавить ещё один, самый незаметный, неочевидный и, казалось бы, нестрашный, но именно он препятствует поиску решения, а стало быть способствует усугублению первых трёх, очевидных и страшных, кризисов — это кризис концептуальный, кризис идей. Именно нехватка новых подходов, альтернативных решений не позволяет нам свернуть с гибельного пути. Вроде бы все понимают, что по-старому жить нельзя, что данный путь ведёт к пропасти, но продолжают двигаться по нему.

Именно кризис, ярко наметившийся финал текущей модели общества заставляют нас обратиться к истокам и базовым принципам этой модели, основополагающим идеям и критически их переосмыслить. Нам предстоит подвергнуть сомнению вещи, кажущиеся сегодня нам самоочевидными и естественными. О каких вещах, о каких представлениях идёт речь?Для начала приведём один пример. Возьмём идею прогресса. Для большинства из нас это простое и самоочевидное понятие, означающее, что человечество на протяжении своей истории непрерывно двигается по восходящей линии технического и интеллектуального усовершенствования. Наука и техника, а вслед за ними и общество, развиваются естественно и как бы сами собой по некоему предзаданному им пути, стало быть и все нынешние проблемы будут решены, и все несовершенства исправлены в ходе дальнейшего развития науки. Учёные что-нибудь выдумают и помогут нам преодолеть все кризисы, не меняя и не перестраивая самой системы.

Канадская исследовательница Элен Вуд даёт более развёрнутое определение прогресса с рядом важных вытекающих из этого определения философских заключений:«Идея прогресса, которую обычно связывают с Просвещением, состоит из двух различных, но переплетающихся линий мысли. С одной стороны, существовали различные представления о культурном и политическом совершенствовании человека — развитии разума и свободы. С другой стороны, имелся своеобразный материалистический взгляд, который представлял историю в виде стадийного развития “способов существования” и в частности созревания “рыночного общества” — последней и совершеннейшей стадии. Эти линии были связаны идеей технического прогресса, согласно которой развитие человеческого разума выражалось в совершенствовании способов обеспечения материального существования — не только в улучшении орудий производства, но, прежде всего, во всё более сложном разделении труда: между городом и деревней, между различными ремёслами и наконец внутри отдельной мастерской. Эти материальные улучшения сопровождались в области культуры ростом рациональности и исчезновением предрассудков, а в области политики — развитием свобод»¹.

Вуд отмечает, что, согласно этому представлению, основы «рыночного общества» сложились «уже в начале истории». Действительно, непререкаемый авторитет современных теоретиков Адам Смит утверждал, что тяга «к мене, торговле, к обмену одного предмета на другой»² была укоренена в самой человеческой природе. Эта тяга зрела в ходе естественного развития торговли и разделения труда и вот дозрела до современной рыночной системы, которая тем самым выступает законной и единственной наследницей всех предыдущих этапов человеческой истории.

То есть те законы, по которым мы живём сегодня — всеобщая конкуренция и тяга к прибыли — были всегда, просто в недостаточно оформленном виде. А раз так, значит, нынешний общественный и экономический строй — единственно возможный, и, стало быть, нам следует покориться всем вытекающим из этого строя кризисам. Таков философско-политический вывод из идеи прогресса в её устоявшемся понимании.

Всем известные идеи

Теперь уже можно назвать существующий строй по имени. Кто-то стыдливо именует его «рыночной системой» или, как сегодня учат детей, «товарной экономикой», кто-то «эпохой модерна» (плюс «эпохой постмодерна» в качестве его кризисной, нисходящей фазы), но давайте вернёмся к его исконному названию, как в период расцвета его именовали апологеты и критики — капитализм. Итак, строй, переживающий сегодня кризис — это капиталистический строй. Этот строй начал складываться ещё в XVI веке, но XVII-XVIII века — это период его осмысления и апологетики. Адам Смит, Бентам, Гоббс, Локк — вот главные идеологи складывавшегося капитализма и его правящего класса — буржуазии. И по сей день их труды являются священными текстами, к которым апеллируют современные гуманитарии — социологи, политологи, экономисты. В них говорится о разделении труда и специализации как источнике и причине «богатства народов», о преобладании частных, индивидуальных интересов над коллективными, о вечной и неизменной эгоистической природе человека.

Наверняка эти идеи вам известны, даже если вы не знакомились с воззрениями вышеназванных философов, поскольку они на разные лады пересказываются тысячами интерпретаторов, уже и самих забывших, кто первым озвучил эти идеи.

Следует также отметить, что восхождение капитализма сопровождалось развитием науки, и это закономерно: рационализм лежал в основе буржуазной идеологии, а гонка за прибылью и закон понижения нормы прибыли требовали непрерывных технических нововведений. Основными выразителями этой тенденции стали Ньютон, Бэкон и Юм. Благодаря им в науке утвердились эмпиризм, представление о математике как «царице наук», о превосходстве естественных наук над гуманитарными, факта над теорией. Ньютон заложил основы механистического взгляда на природу и человека, Бэкон обосновал утилитаристский взгляд на природу как на материал, цель которого — быть использованным человеком, Юм стремился натуралистически (биологически) объяснять «моральные феномены».

Они заложили принципы науки, основывающейся на несомненной определённости и изначально предполагающей существование объективных неизменных законов.

Завершили формирование буржуазной философии и идеологии французские «просветители» XVIII века — Вольтер, Дидро, Гольбах и др. Они теоретически ниспровергли религию, деспотизм, заложили принципы либеральной идеологии и подвели человечество к порогу эпохи буржуазных революций.

Наконец, стоит отметить, что картина мира «просветителей» была европоцентричной. Это проявлялось в том, что политическое господство Запада объяснялось значимостью европейских достижений, в представлении о том, что европейская наука — основа всех наук, и всё, что исходит из Европы, должно быть принято всеми, в умозрительном противопоставлении европейской «цивилизации» неевропейскому «варварству».

Вот, собственно, с этими идеями человечесто и живёт по сей день. Вряд ли вам посчастливится услышать что-нибудь более свежее с университетских кафедр, от официальных и признанных авторитетов, вычитать в учебниках, не говоря уже об обывательских кухонных разговорчиках и рассуждениях водителей такси.

Начиная с Гегеля

Мы вправе задаться вопросом, неужели с тех пор не было выдумано ничего нового? Неужели идеи философов-рационалистов и просветителей ни разу за последовавшие двести лет не были подвергнуты содержательному пересмотру и критике?Конечно, были. Первыми критиками тогда ещё формировавшегося капитализма выступили физиократы — Рикардо, Кенэ и др. Но критиковали капитализм они с реакционных, феодальных позиций. Безусловно, они справедливо указывали на многие недостатки капитализма: всевластие денег, разобщение людей, но в качестве альтернативы выдвигали идеализированную старину, старый строй, который уже очевидно изжил себя и имел ещё больше недостатков перед капитализмом.

А вот с XIX века началась уже прогрессивная критика капитализма и буржуазной философии. И прежде всего в связи с этим следует упомянуть Гегеля. Он не ставил перед собой специальную задачу опровергнуть предшественников, но его глубокая диалектическая система шла вразрез с линейным взглядом на прогресс, с представлением о предзаданности исторического процесса. Гегель убедительно показал, что двигателем истории и развития общества является не рациональное стремление к личной выгоде или жажда свободной торговли, а борьба противоречий; что на разных этапах жизни человечества между собой сталкивались различные силы, и из их борьбы неизбежно рождалось нечто совершенно новое.

Маркс, опираясь на Гегеля, развивая и дополняя его метод расширил критику буржуазной картины мира, перенёс её в сферы экономики, политики, философии, психологии. Он уже сознательно критиковал Адама Смита и других классиков политэкономии, то есть апологетов капитализма. Он не просто анализировал конкретный экономический строй, он исследовал описывающую и прославляющую этот строй теорию, вскрывая противоречия внутри неё, применяя её собственные категории и законы. И эта критика позволила ему сделать немало открытий, выстроить собственную теорию, которую потом успешно развивали его последователи.

И этих последователей нашлось немало, поскольку Маркс дал возможность критического изучения капитализма, свободного от буржуазных славословий. «Это дало ключ к пониманию сущности не только капитализма, но и иных форм общественного устройства. Отныне не требовалось прилагать выведенные из капитализма принципы к обществам, развивающимся на иной основе, или взирать на историю как на единую дорогу к “рыночному обществу”. И сверх того, больше не требовалось абсолютизировать опыт Запада, если речь не шла о стремлении укрепившегося капитализма к захвату новых территорий и его способности уничтожать прочие общественные уклады»³, — отмечает Элен Вуд.

Последователи и попутчики Маркса

Итак, марксова критика позволила не только преодолеть заблуждения политэкономов, но и плодотворно применять их подлинные открытия и находки. Более того, эта критика велась не с реакционных (как у физиократов), а с прогрессивных позиций, поскольку Маркс призывал не вернуться к «доброй» старине, а в полной мере использовать технический и общественный потенциал существующего строя, освободить его от оков бесцельного накопления капитала и построить более разумное и справедливое общество будущего. Вот почему у Маркса нашлось столько преданных последователей в XIX и XX веках.

Энгельс не только успешно применял марксов метод для изучения истории, но и с помощью гегелевской диалектики подверг сомнению грубый ньютоновский механицизм в области естественных наук. В числе виднейших марксистов можно назвать Каутского, Плеханова, Ленина, Розу Люксембург, Грамши, Лукача и других мыслителей каждый из которых внёс важный вклад в развитие марксова метода, способствовал перенесению центра приложения интеллектуальных усилий с критики капитализма на его преодоление и выработку альтернатив.

Если браться за изучение этой традиции, то следует обратить внимание и на так называемую Франкфуртскую школу (Хоркхаймер, Адорно, Фромм, Маркузе), члены которой углубили марксистский метод в области психологии. Изучая мышление и поведение человека при капитализме, мыслители Франкфуртской школы опирались и на идеи ещё одного теоретика — Фрейда.

Фрейд отнюдь не был последователем Маркса, но его теория подсознательного также выламывалась из рамок классической буржуазной философии, одним из краеугольных камней которой является представление о рационально стремящемся к собственной выгоде индивиде. С точки зрения классической буржуазной философии капитализм — это царство разума и свободы. Фрейд же показал, что индивид далеко не всегда поступает разумно, что он способен действовать даже во вред себе. И надо сказать, что лучшим признанием правоты Фрейда стало то, что правящие классы взяли идеи Фрейда на вооружение: они воспользовались методами подсознательного воздействия в сфере рекламы (чтобы одурачивать потребителя) и в сфере политической пропаганды. Хотя официально продолжают исповедовать гоббсовско-локковские идеи «рационального выбора».

Американский марксистский экономист Пол Баран писал по этому поводу: «Если в эпоху конкуренции “господствует fictio juris [юридическая фикция], будто каждый человек, как покупатель товаров, обладает энциклопедическими познаниями в области товароведения”⁴, эта фикция полностью исчезает с наступлением монополистического капитализма. Теперь мало того, что нет возможности приписывать потребителю “энциклопедические познания в области товароведения”, но имеются все основания считать потребителя объектом просчитанной всеохватной кампании по распространению невежества, одурачиванию и запутыванию. Поскольку желания индивида “крайне податливы и могут расширяться или сокращаться по воле тех, кто управляет системой”⁵, бессмысленно считать “явные предпочтения” показателями реальных человеческих потребностей»⁶.

Пол Баран указывал на то, что на поздней стадии капитализма между потребностями потребителя и его желаниями происходит разрыв, и капитализм, продолжая служить прибыли, всё менее служит потребностям людей. В то время как буржуазные классики в своей апологетике капитализма исходили из совпадения этих целей.

Кроме того, Фрейд, как и Маркс, в отличие от философов XVIII века, не был «детерминистом», он не считал, что жизнь человека и движение истории «запрограммированы», что человек движется по некой объективно заданной (богом или «законами истории») траектории. «Они оба [Фрейд и Маркс] верили в возможность изменения однажды избранного пути. Они оба видели обоснование этой возможности в способности человека осознавать силы, которые побуждают его действовать таким образом, что это позволит ему вновь обрести свою свободу. Они оба, как и Спиноза, оказавший сильное влияние на Маркса, были одновременно детерминистами и индетерминистами или ни детерминистами, ни индетерминистами», — отмечает Фромм.

Пример Фрейда подтверждает, что критика буржуазной теории велась не одними только марксистами, она исторически назрела, к ней независимо приходили наиболее выдающиеся умы XIX-XX веков.

Правильно понять ХХ век

В естественных науках картезианско-ньютоновская модель также подверглась сокрушительным ударам со стороны теории относительности, квантовой физики, теории хаоса и других открытий. Совершенно самостоятельно и в обход Гегеля к диалектической системе пришли физик Илья Пригожин и его соавтор философ Изабель Стенгерс. Они также вступили в полемику с буржуазной философией науки и культуры.

Британские исследователи Вудс и Грант в книге «Бунтующий разум» весьма убедительно показали, как превратившиеся в догмы философские идеи XVIII века — в том числе пресловутое представление о «человеческой природе» — до сих пор определяют жизнь нашего общества: «Как бы странно это ни прозвучало, но философия как способ отношения к миру есть у каждого. Все мы полагаем, что знаем, как отличить верное от неверного, а хорошее от плохого. Однако над этими сложнейшими проблемами бились величайшие умы истории. Многие люди, столкнувшись с фактом существования таких ужасных событий, как братоубийственная война в бывшей Югославии, возобновление массовой безработицы и резня в Руанде, распишутся в непонимании подобных и вещей и будут искать им оправдания, ссылаясь на “человеческую природу”. Но что это за таинственная человеческая природа, которая представляется в качестве источника всех наших бед и которая, как утверждают, абсолютно неизменна?»Из числа советских мыслителей следует обратить внимание на литературоведа Александра Воронского, эстетика Михаила Лифшица, философа Эвальда Ильенкова. Ну, они, понятное дело, с юности интеллектуально формировались как марксисты. А вот «теории зависимого развития», создававшиеся в разных странах Латинской Америки, сперва не были марксистскими, но естественным образом слились с марксизмом. Марини, Арриги, Кардозу и другие учёные стремились понять причины экономической зависимости и несамостоятельности своих стран.

Мексиканский исследователь Адриан Сотело пишет: «Теория зависимости не зародилась в пределах марксистской традиции, а, скорее, усвоила марксистские идеи. По мере развития эта теория “ощущала всё большую потребность в марксизме, пока наконец прочно не обосновалась под марксистским знаменем”. И поскольку только марксистская теория может должным образом исследовать и понимать зависимость, теории зависимости потребовалось окончательно освободиться от структуралистских и функционалистских пережитков своей молодости»⁷.

Мир-системный анализ Иммануила Валлерстайна в сущности двигался следом за латиноамериканскими теориями и пришёл к тому же — к творческому использованию марксизма и к преодолению (может быть, не столь решительному) с его помощью классической политэкономии. Валлерстайн опроверг многие мантры современных защитников капитализма и показал неприменимость идеологем XVIII века в современных условиях.

В частности он продемонстрировал, что «свободный рынок», о котором мы слышали столько чудесных слов, является худшим врагом капитализма. Принцип laisser faire неприменим в нашу эпоху, хотя его продолжают по-привычке провозглашать. Современный капиталист нуждается в опеке государства: «В каких же услугах государства нуждаются капиталисты? Первой и наиболее важной из них является защита от свободного рынка. Свободный рынок — это смертельный враг накопления капитала. Гипотетический свободный рынок, который так дорог авторам экономических трактатов, рынок множества покупателей и продавцов, обладающих достоверной информацией, был бы для капиталистов катастрофой. Кто способен заработать в таких условиях? Доходы капиталистов свелись бы к доходу гипотетического пролетария XIX века, определяясь действием «железного закона прибыли в условиях свободного рынка», и едва позволяли бы им сводить концы с концами. На самом деле этого не происходит, поскольку реально существующий ныне рынок отнюдь не свободен»⁸.

Валлерстайн хочет сказать, что идеи философов XVIII века устарели ещё и потому, что ушёл в прошлое тот мир, который они описывали. Нет больше прогрессивного, динамично развивающегося капитализма, защищающего буржуазные свободы в борьбе с феодальными порядками.

«Преодоление» марксизма

Точно так же свободно пришёл к марксизму уже будучи вполне сложившимся мыслителем Жан-Поль Сартр. Он начинал с чистого экзистенциализма кьеркегоровского типа, а закончил страстным принятием марксизма вплоть до его радикальных революционных выводов. Сартр же весьма обоснованно и веско ответил всем тогдашним и будущим критикам Маркса: «Философии становятся, каждая в свой черёд, почвой всякой частной мысли и горизонтом всякой культуры, они непреодолимы, так как не был преодолён исторический момент, выражением которого они являются. Я не раз отмечал: “антимарксистский” аргумент есть лишь очевидное подновление домарксистской идеи. Так называемое “преодоление” марксизма в худшем случае может быть лишь возвратом к домарксистскому мышлению, в лучшем случае — открытием мысли, уже содержащейся в той философии, которую мнят преодолённой»⁹.

Итак, не стоит бояться марксизма и нет смысла с ним воевать. Марксизм нельзя преодолеть, его можно только развивать. Все попытки «преодоления» марксизма были не движением вперёд, а возвратом к более старым взглядам. Ведь марксизм — это просто-напросто прогрессивная критика капитализма, она будет преодолена сама собой, как только будет преодолён её объект — капитализм.

Нарастание противоречий капитализма в ХХ веке и успех его критики марксизмом породили мощные революционные движения за построение нового общества. Увы, на тот момент капитализм ещё не исчерпал потенциала своего роста и потому система сумела задушить, погасить революционные вспышки, главной из которых была Революция в России. Тем не менее, несмотря на то, что капитализм уцелел и даже, казалось бы, преуспел и достиг своей финальной цели — захватил всю планету, всё же он не одержал победу на теоретическом поле. Он не смог опровергнуть своих критиков и найти решения для собственных проблем.

Современные теоретические защитники капитализма оказались куда интеллектуально беднее своих предшественников. Маркс даже утверждал, что буржуазная политическая экономия превратилась из науки в апологетику уже после 1830 года, когда буржуазия окончательно обеспечила себе политическое господство в Европе: «Отныне дело шло уже не о том, правильна или неправильна та или иная теорема, а о том, полезна она для капитала или вредна, удобна или неудобна, согласуется с полицейскими соображениями или нет. Бескорыстное исследование уступает место сражениям наёмных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой»¹⁰.

И если для 1830 года это заявление выглядело слишком резким и поспешным, то с каждым годом оно звучало всё более убедительно.

Отсталая философия

Новые идеи XIX и ХХ века не были преодолены или превзойдены — они попросту оказались вычеркнуты, вытеснены из общественного сознания из поля публичных дискуссий, поставлены под негласный запрет. Произошёл откат, насильственный возврат общества к идеям XVIII века, в которых привилегированные классы видят своё спасение. Они возвращаются к апологетике капитализма, но уже не на этапе его восхождения, а в момент его очевидного упадка.

Ярче всего это заметно на примере Фрэнсиса Фукуямы, внезапно сделавшегося знаменитым философом исключительно за то, что он провозгласил «конец истории», то есть бессмертие капитализма. Никаких серьёзных доводов в защиту своего утверждения Фукуяма привести не смог, более того, вскорости был вынужден публично признать свою неправоту. Впрочем, это не мешает книгоиздателям тиражировать, а обывателям читать его книги. Надо сказать, что в «первом мире», странах капиталистической метрополии, про Фукуяму постарались забыть, зато это имя осталось вполне себе на слуху в бедных и отсталых, особенно в постсоветских, странах.

Ещё одним, хоть и менее ярким примером интеллектуального отката, реванша старых идей является неумеренное восхваление немецкого социолога начала ХХ века Макса Вебера. Вебер воспринимается в качестве антитезы Марксу. Якобы у Вебера более сложный и утончённый взгляд на общество и историю, поскольку Маркс концентрировался на экономике и обращал меньше внимания на культуру.

Но следует сказать, что Маркс концентрировался на экономике в силу необходимости, поскольку он разрабатывал основы теории, а основой общественного строя является способ производства. Принципиально закрывали глаза на надстройку, грешили чрезмерным экономизмом неумные последователи Маркса, в то время как умные, основываясь на марксовом методе, проработали и вопросы культуры (Лифшиц, Плеханов, Лукач) и вопросы психологии (Фромм, Грамши) и прочее.

Зато чем Вебер фатально уступает Марксу так это отсутствием исторической перспективы: он глядит на историю так же линейно, как и философы XVIII века, для него текущее положение дел является венцом общего роста рациональности системы, он не смеет глядеть за пределы капитализма и фаталистически примиряется со всеми его уродствами.

Марксизм был объявлен вчерашним днём, но под этим лозунгом интеллектуальный мир двинулся в день позавчерашний — от XX к XVIII и XVII вв., к взглядам святых отцов рыночной церкви.

Капитализм широко провозглашается самой рациональной и самой эффективной из всех возможных экономических систем. Однако доказательства в поддержку этого заявления, которые приводились в XVIII веке, выглядят куда менее убедительно на этапе, когда капитализм вошёл в свою монополистическую фазу. Свободная конкуренция давно сведена к минимуму, цена товара уже определяется не конкурентным путём на основе реальных затрат на производство, а назначается монополистом из совершенно иных расчётов.

Заключение

Итак, фиаско действующей модели общества становится очевидным в практической и в теоретической области. Для того, чтобы спасти человечество от грозящих ему гибелью кризисов, необходимо расстаться с породившим эти кризисы строем — капитализмом. А для того, чтобы найти выход за рамки капитализма, необходимо восстановить прерванную традицию критики капитализма и хотя бы в общих чертах изучить идеи мыслителей XIX-XX веков, прежде всего марксистов. Но ни в коем случае не ради интеллектуального самоудовлетворения, а ради поиска практических решений по преодолению нынешнего строя.

Следует отдавать себе отчёт в том, чем наша эпоха, эпоха увядающего капитализма, отличается от эпохи его восхождения и расцвета. Идеи антикапиталистических мыслителей XIX-XX веков должны быть переосмыслены применительно к текущей ситуации.

Резонно задаться вопросом, может быть, труды критиков капитализма — Маркса, Энгельса, Плеханова и др. — уже устарели, может быть, уже поздно их изучать? На это можно привести два возражения. Во-первых, классики и их последователи описали основы функционирования капиталистической системы, и эти основы продолжают сохраняться сегодня и будут сохраняться, пока капитализм не будет полностью уничтожен. А во-вторых, правящие классы, выгодополучатели нынешнего строя, мечтают о том, чтобы повернуть время вспять, их пропагандисты используют понятия и доводы двухсотлетней давности, так что для открытой полемики с ними труды классиков-антикапиталистов совершенно актуальны.

За работу, товарищи!

Дмитрий Косяков. Декабрь 2021

Примечания