…А Артём в это время с видом знатока (он всё делал с видом знатока) рассуждал о покраске проезжающих за витриной автомобилей. Аркаша кивал ему головой и делал вид, что слушает…
Зима в Петербурге была мокрой, слякотной. Ноги у Аркаши постоянно мокли, а отсюда насморк и кашель, от которых он никак не мог отделаться. Он решил купить себе новую обувь, пришёл в магазин и выбрал себе чёрные резиновые кеды. Выглядели кеды просто здорово, но уже по пути домой обнаружили свои недостатки: они вмиг стёрли Аркаше ноги и всё равно пропускали влагу.
А однажды ему поручили за какой-то надобностью сходить в другой магазин этой же сети, находившийся также в центре — аж на самом Невском. Аркаша был рад вечерней прогулке и не слишком спешил добраться до пункта назначения.
Он вышел из магазина уже в темноте, и город мигал ему тысячами огней, и все эти огни были ему чужими: сверкали витрины дорогих магазинов, мигали фары автомобилей, сияли вывески ресторанов. Всё это переливалось, собиралось в плеяды, рассыпалось мелким бисером. А он думал о том, как бы добраться до дома и заснуть. Но мёртвый голубь на тротуаре придал новое направление его мысли: «Цивилизация… бесчеловечное человечество… Мы губим себя и жизнь на земле — отчего так вышло?» Что мог он изобразить на своём знамени — только своё одинокое разбитое сердце.
Он уносился мыслью к заснеженным просторам своей далёкой родины, ему хотелось написать что-то такое, такие стихи, которые облегчили бы его душу, возвысили его над всеми неурядицами. Раньше это ему здорово помогало. Но Его взор отскакивал от чужих стен и тротуаров. Всё здесь было чужим, не дающим вдохновения.
Но даже самые грустные раздумья были лучше, чем в стотысячный раз смотреть «Кунг-фу Панду» на мониторе и перечитывать аннотации к фильмам.
Так он дотопал до пункта назначения. Первое, что он услышал, распахнув дверь этого другого магазина, были оживлённые возгласы. Он так привык к напряжённой гробовой тишине своего магазина… Ну, то есть в его магазине, конечно, играла музыка, но в нём почти не было голосов: говорить воспрещалось — разве что выслушивать рассуждения Артёма.
А тут… продавцы всей компанией играли в приставку и весело обсуждали игру. Они играли в новейшую игру про стрельбу по монстрам на огромном экране, предназначенном для демонстрации рекламы. Боже, да если бы Аркаше хоть иногда разрешалось поиграть в приставку в своём магазине, то он был бы счастлив! А тут ещё одним из продавцов была девушка, что как-то сразу прибавляло живости всей компании.
Аркашу поприветствовал улыбчивый увалень с дредами. Оказалось, что он был главным продавцом магазина! А Артём никогда не улыбался… Аркаша изложил своё поручение, забрал то, что было нужно, и отправился восвояси. Но перед глазами его так и стояла сцена: продавцы весело играют вечером в приставку, смеются, получают удовольствие от собственной работы.
Потом он рассказал о своих впечатлениях продавцам Арсению и Ивану. Арсений ответил немного в сторону:
— Эх, а вот я летом махну к родственникам на Кавказ. Буду пить там чачу! — он мечтательно прикрыл глаза.
— А я хочу перфоманс замутить, — сказал Иван. — Собрать кучу телевизоров и все их разбить.
Аркаша очень удивился, что у Ивана оказались такие мысли. В принципе, он и сам был не в ладах с духом времени и массовой культурой. Но что изменит эта битва со старыми телевизорами?
— Так уж лучше бы на этих телевизорах ещё что-нибудь показывалось… Что-то такое, против чего ты выступаешь.
— Нет, все и так всё поймут, — убеждённо сказал Иван.
Аркаше припомнились разные популярные видеоролики и музыкальные клипы, в которых телевизор был неизменным атрибутом антиутопии, пропаганды, конформизма.
— Всё это хорошо и правильно, но ведь всякой ерунды можно и в интернете нахвататься, — сказал Аркаша, но тут их разговор прервался: Артём вышел из туалета.
Как-то раз у Аркаши с Иваном состоялся ещё один короткий разговор. В магазине продавалась компьютерная игра, посвящённая битве за Цхинвал. На обложке был изобрадён президент Грузии Саакашвили, жующий свой галстук.
— Ну, надо же! Уже игру сделали! — удивился Аркаша.
Оказалось, что Иван вовсе не разделяет Патриотический взгляд Аркаши на события в Цхинвале.
— Всё это устроили просто для того, чтобы отхватить кусок чужой земли. Места довольно живописные. Теперь у Путина там будет дача.
— А так была у Саакашвили? — парировал Аркаша. На том и разошлись.
Приближался новый год. Их магазин близился к выполнению нормы продаж, но Аркаша не мог полностью сосредоточиться на этой задаче: тот другой магазин с его весёлой атмосферой так и стоял перед глазами. После ранней смены, которая заканчивалась не слишком поздно, он решил заглянуть на Пушкинскую, 10 и попробовать договориться о проведении поэтического представления. Чёрт побери, ведь ради этого он и прибыл сюда, а сам чуть не забыл про это за всеми своими бытовыми и сердечными неурядицами.
Договориться оказалось на удивление просто. Он поднялся по той же лестнице, миновал те же бар и террассу — а ведь он бывал здесь с Милой! — и оказался в том же зальчике. Снова за пультом сидел звукорежиссёр, который оказался и администратором этой площадки. Договориться оказалось на удивление просто: описание мероприятия заинтересовало администратора, и кроме того договорились, что площадка берёт себе половину денег от продажи билетов. Механизм включился и заработал — теперь предстояло напечатать афишу (с этим могла помочь Даша, подруга музыканта Дениса), найти тех, кто сможет исполнить нужные роли, выстроить в голове общий план действа, закупить реквизит, провести парочку репетиций. Работа началась, и жизнь приобрела хоть какую-то перспективу.
Даша не отказала ему в помощи и взялась изготовить афишу.
Однажды Даша пригласила Аркашу приехать и «кое-что обсудить насчёт афиши». Это приглашение, внешне законное и логичное, удивило его сразу по двум причинам. Во-первых, было странно, что Даша сама приглашает его в гости: втё-таки Аркаша числился прежде всего другом Дениса, и обычно Денис сам приглашал его в гости. Во-вторых, странен был сам повод: «кое-что обсудить» можно было и по телефону. Если же вопрос столь важен и щекотлив, почему бы хотя бы не указать, о чём, собственно пойдёт речь? Что за туманная формулировка?
Впрочем, эти мысли шевельнулись в Аркаше полубессознательно, он отогнал их, поскольку был рад поводу побывать в гостях у Даши и Дениса… Но Дениса-то как раз в назначенный вечер дома и не оказалось. Даша встретила гостя одна. На ней была бежевая футболка, весьма приятно облегавшая её формы, так что Аркаша невольно скользнул взглядом по вырезу на груди, но тут же напустил на себя деловой вид. Как сообщила Даша, у Дениса как раз было большое выступление, так что он будет отсутствовать до утра. Но хозяйка тут же успокоила Аркашу, сообщив, что Денис в курсе его прихода и передаёт ему привет.
Аркаша был несколько обескуражен: он ехал на метро, потом долго топал от остановки под промозглым дождём, и даже не сможет повидать своего друга, поболтать с ним о том, о сём.
Между тем Даша показала ему предварительный вариант афиши. Аркаша заметил, что она волнуется. На афише был изображён человек перевёрнутый вверх тормашками и как бы раздваивающийся, при этом один из двойников белый, а второй — чёрный. У чёрного были крылья, а у белого — корона. И крупная надпись «День рождения» (так назывался спектакль).
Выглядело это всё достаточно загадочно, привлекало взгляд, так что Аркаша одобрил афишу. Над столом повисла неловкая пауза, поскольку обсуждать-то было больше нечего, но возвращаться под дождь Аркаше не хотелось. Но Даша и не торопила его, а предложила поужинать. Оказалось, что у неё имеется куриный супчик. Суп был редким гостем на Аркашином столе, поэтому он с удовольствием согласился.
За окном темнело, Аркаша ел суп, за этим делом наладился и разговор. Аркаша жаловался на тоску по Миле и рассказывал о своей работе над спектаклем, а Даша горько сетовала на Дениса: чрезмерно увлекается «веществами», а в клубах вокруг него вьются всякие поклонницы. Уж она и рвала их лиловые волосы, и зелёнкой забрызгивала их короткие майки, а Денис над этим всем только потешается.
— Говорили мне его родственники, что вечно у него на уме будут пиво да бабы.
Аркаша ел суп и поддакивал несчастной Даше:
— Да, это уж совсем никуда не годится. Зря он с тобой так поступает.
Суп как-то сам собой ставил его на сторону Даши. Он не отказался и от добавки. Ноги у него обсохли, ему стало совсем хорошо и уютно. А Даша между тем достала из холодильника две бутылки пива.
— Хочешь? — спросила она у Аркаши.
Казалось, что такого особенного в том, чтобы выпить в гостях бутылочку пива с хозяйкой? И ведь не в первый раз он пил пиво в этом доме. Правда, предыдущие разы были в присутствии Дениса. Но когда же Аркаша отказывался от угощения?
Он согласился и с удовольствием употребил предложенное пивко. Даша пила тоже, но меньше и в конце концов вылила своё пиво в Аркашин стакан. Беседа стала ещё оживлённее, и Аркаша уже с грустью думал о том, что скоро должен будет…
— Слушай, оставайся сегодня ночевать. Дениса всё равно не будет, а тебе отсюда на работу даже ближе, — вдруг сказала Даша.
И Аркаша согласился, как согласился приехать, поесть и выпить. Ну, в ночёвке как таковой, вроде бы, ничего преступного нет. Он просто ляжет где-нибудь… Даша разложила диван, на котором спала с Денисом, и Аркаша покорно разделся и улёгся на него. Конечно, он прилёг с самого краешка и с затаённым трепетом наблюдал за тем, как Даша готовится ко сну. Даша погасила свет, в темноте среди очертаний мебели по комнате двигалась её тень. Аркаша был очень взволнован, что, однако, смягчалось воздействием алкоголя. Наконец, Даша легла рядом.
В темноте они продолжили говорить, словно бы Аркаша хотел с помощью слов предотвратить или подменить то опасное и заманчивое, что нависло над ними. Даша жаловалась на Дениса, рассказывала о его беспутстве: и секс втроём у него был, и в совершенном беспамятстве его домой привозили. Аркаша поддакивал и вздыхал, выдавал морализаторские сентенции:
— Что поделать, если удовольствие возведено современностью в принцип, куда ни глянь — повсюду соблазнительные изображения женщин, так что даже не поймёшь, что нам рекламируют — товары или секс.
Пожалуй, Аркаша мог бы так прорассуждать до утра, но Даша, видимо, решилась и закрыла ему рот поцелуем. И тут уже в их головах что-то переключилось — они стремительно стащили друг с друга одежду. Два отчаяния ринулись навстречу друг другу…
Их близость продолжалась недолго: Аркаши хватило всего на пару минут, а Даше, похоже, больше и не требовалось. Они разомкнули объятия, мучимые стыдом и раскаянием. «Пусть это будет наказанием ему», — проговорила Даша. Они не думали друг о друге, каждый решал сугубо свои задачи, и каждый остался при своём горе и при своём одиночестве.
Утром Аркаша поспешно оделся и отправился на работу. Завтрака ему уже никто не предложил. Он понимал, что не сможет вернуться в этот дом, не сможет взглянуть в глаза Денису и Даше. Ещё один нажим, ещё один поворот и спуск на очередной круг. Работает небесная отвёртка. Теперь он остался в полнейшем одиночестве. Если не считать земляка Павла, с которым он ещё не видался в Питере.
Хоть всё произошедшее было совершенно неправильно и напрасно, но угрызения совести несколько отвлекли Аркашу от унылого самокопания, от тоски по Миле. Теперь его терзал вопрос, в какой момент он совершил ошибку? С одной стороны, вплоть до последнего момента в его поведении не было ничего предосудительного, но когда этот момент настал, оказалось, что отступать уже слишком поздно, почти невозможно. Стало быть, неверный выбор был сделан раньше: когда он остался ночевать, когда он согласился выпить, а может быть и вообще когда решил приехать…
И ещё Аркаша невольно вспоминал родной город, который когда-то казался ему большим, а вот теперь в сравнении с необъятными просторами северной столицы представился крохотным. Окружённый кольцом холмов, он уместился на берегах реки, словно в двух ладонях. Здесь можно было выйти из дома, не задумываясь, куда ты хочешь попасть — «куда-нибудь да попадёшь», как говорил Чеширский Кот. Повсюду жили знакомые и друзья. Можно позвонить и уже через минут двадцать оказаться у кого-то в гостях и пить чай. Кого-то нет дома? Сыщется кто-нибудь другой.
А немного прокатившись в автобусе, можно было оказаться настоящем лесу, выйти из пелены смога, подышать воздухом, полюбоваться буйной зеленью и чистым голубым небом. В общем, город имел более-менее определённые границы. Конечно, и он понемногу расползался, наступал на лес, обрастал окраинами. Но и окраины эти казались родными, поскольку в них жили свои, понятные люди.
Да, родной город, провинциальный российский город был Аркаше понятен, понятен вообще, в целом. Были близки и понятны населявшие его люди, даже гопники из трущоб, хоть и были безусловно опасны, но также были понятны. А питерцев Аркаша не понимал. И пускай питерцы точно так же не понимали москвичей, для Аркаши все они были слишком холодны, отстранённы, чужды, лишены человеческой теплоты. Не их вина — они оказались выкачаны своим гигантским городом. Или всё-таки их? Ведь они приехали сюда, в этот город, чтобы стать такими. И он тоже приехал…
Питер готовился к встрече 2009 года, повсюду появлялись гирлянды, изображения Деда Мороза и реклама «Кока-колы». Но настроение Аркаши было совсем не праздничным: встречать новый год ему предстояло в полнейшем одиночестве. Работников магазина будоражила лишь возможность продать побольше всяческой дребедени в разгар предаздничной суматохи и получить-таки вожделенную премию.
Тут уж даже сдержанные Иван с Арсением не устояли и удвоили свои усилия, втюхивая посетителям то и это. Когда посетитель бросал взгляд на стеклянный шкаф с приставками Xbox и Playstation, у всех продавцов замирало дыхание. 31 декабря продажа всего одной такой пристави отделяла их от поставленной цели… Но чуда не произошло.
В итоге Аркаша покинул магазин совершенно опустошённым. Он не добился премии, он не подготовился к празднику, ему предстояло прибыть в пустую съёмную квартиру, где праздник обрушится на него со всей немилосердной тяжестью. Аркаша шёл вдоль праздничных витрин, скользил глазами по их нарядному убранству.
Нечаянно его взгляд остановился на витрине антикварной лавки. Тут висели какие-то флаги, была разложена потемневшая утварь, а также выставлялись всевозможные бюсты и бюстики. Хитрый прищур и колоссальную лысину «вождя мирового пролетариата» Аркаша сразу узнал, а вот остальных назвал бы с трудом. Например, из-за левое плечо Ильича выглядывала голова с огромной копной волос, как у Павла, и на носу также красовались очки. Аркаша со вздохом кивнул ему и пошёл дальше.
На лицах прохожих было написано возбуждение. Все спешили сделать последние покупки и возвратиться домой за праздничный стол. Кто-то собирался отмечать наступление нового года в гостях, а то и в ресторане. Аркаше хотелось броситься к этим людям и выкрикнуть: «Возьмите меня с собой!» Впрочем, хорошенько выспаться — это ведь тоже неплохо.
В продуктовом магазине он позволил себе пиццу. Этого ему хватит, чтобы отметить праздник. Дома он первым делом проверил соцсети. Там, конечно, все поздравляли друг друга. Аркаша поел пиццы с чаем, а потом, пригорюнившись, взялся записывать один сюжет, который начал складываться у него в голове на днях. Это дело так захватило его, что он провёл за клавиатурой почти целую ночь.
В результате он написал красивую сказку, в которую вложил всё: и свою поездку, и надежды, и разочарование, и разрыв, и горечь одиночества, и свои попытки добраться до сути всего происходящего вовкруг. Но главная тема сказки, конечно, была любовь. Аркаша завершил её такими словами:
«Теперь, когда ты окончательно ушла из моей жизни, особое значение для меня приобрели те места, где мы гуляли вместе. Все эти улицы, аллеи, рощи, леса, горы… Как руины древних храмов. Никто не помнит этих жутковатых богов, которым поклонялись давно умершие люди. Но вера и священный трепет этих несуществующих людей всё ещё передаются нам, когда мы посещаем старые развалины… Так и ты, я давно уже не помню твоё лицо (я удалил все фотографии), я не помню твоё имя, поскольку ещё задолго до разрыва заменил его в своём телефоне на прозвище, которое придумал когда-то… Я называл тебя «Моя звёздочка», и с тех пор что-то родное и совсем близкое мерещилось мне в каждой сияющей точке ночного неба. А потом я заменил это прозвище в списке телефонов на обычный плюсик (или крестик)… Мне вдруг стали дороги твои любимые цвета, например, сиреневый… И когда я читал одно стихотворение, которое не имело названия и потому начиналось с трёх звёздочек, мне вдруг показалось, что оно рассказывает об осенней прогулке по одной очень знакомой и красивой аллее. А от крестов Покровского собора на меня веяло запахом сирени… И одно вполне конкретное дерево в одном конкретном месте всегда кажется мне цветущим, в любое время года окружено весной…
Ты спросишь меня, а при чём тут вообще ты? В общем-то уже ни при чём. Ведь я не помню ни твоего взгляда, ни голоса, я забыл, как звучит твоё имя. Все эти цепочки волшебных ассоциаций, символов и образов приобрели для меня самостоятельную значимость и неповторимую красоту. И теперь уже неважно, что послужило отправной точкой, что вывело меня из оцепенения и заставило жить такой интенсивной внутренней жизнью.
Я живу. Я чувствую красоту окружающего мира. Я люблю весь мир. Мне просто нужно было с чего-то начать».
Написать всё это было проще, чем испытать. Ему действительно хотелось каким-то хитрым душевным вывертом сбросить с себя тоску по Миле, преодолеть одиночество, но тоска и одиночество оставались. Разумом он понимал бесплодность, разрушительность своих переживаний, но ничего не мог с этим поделать. Освобождение могло прийти только извне — от новой любви и новых знакомств, от новых жизненных обстоятельств.
Тем не менее сказка, опубликованная ВКонтакте, вызвала интерес среди Аркашиных друзей — было немало лайков: если под большинством его постов стояло по два-три сердечка, то под сказкой их набралось аж пятнадцать. Были и комментарии. Девчонки выражали восторг, парни дружески иронизировали, злопыхатели злопыхали. Один знакомый поэт-земляк, Степан Кашкин, выступавший под псевдонимом Клёнов, со злорадством писал:
— Это ты от зависти пишешь. Видно, не сложилось у тебя в Питере.
Аркаша мгновенно парировал:
— Следуя твоей логике, я должен предположить, что и твой комментарий продиктован завистью ко мне. Желаю здравствовать!
Кашкин больше не писал.
Дмитрий Косяков.
Что случилось ... 