Уже светало. Розовело небо,
Но тут раздались гулко у вертепа
Намеренно тяжёлые шаги,
И матерь божья замерла в тревоге,
Когда открылась дверь и на пороге
Кавказские явились сапоги.
Александр Галич. Размышления о бегунах на длинные дистанции.
Настало время разрешить важнейший вопрос: почему именно Сталин возглавил страну, хотя проигрывал своим соперникам в образованности, политическом уме, популярности?
Действительно, как мы уже выяснили, Сталин не отличался интеллектуальностью, политической и экономической наукой не интересовался, оставаясь в государственных вопросах безнадёжным эмпириком, не обладал даром предвидения. О том, насколько умело Сталин хозяйствовал мы обязательно поговорим впоследствии.
Не был Сталин и знаменит или популярен в народе. Невозможно найти ни один его портрет, его имя на транспарантах раньше середины двадцатых годов. То есть при жизни Ленина Сталина никто не замечал. Имя Сталина было известно лишь на верхах партийного аппарата. Сталин был функционером, секретарём, а никак не трибуном, не народным вождём. Характерно, что до трыдцатых годов, про Сталина даже не было выдумано анекдотов, хотя про Ленина, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Луначарского и многих других анекдоты имелись.
Не популярность привела Сталина к власти, как раз наоборот: власть помогла Сталину сделаться популярным, выстроить свой культ.
Обратите внимание, даже дорвавшись до власти, поначалу Сталин и сам как будто бы скромничал, не смел требовать поклонения. Слово Вадиму Роговину: «В создании своего культа Сталин в полной мере проявил качества «гениального дозировщика». В ходе легальной внутрипартийной борьбы 1923-1927 годов он обвинял в «вождизме» своих противников — сначала Троцкого, а потом Зиновьева и Каменева, одновременно выступая нередко с уничижительными для себя заявлениями («Сталин — человек маленький», «Сталин никогда не претендовал на что-либо новое в теории» и т. п.). На XIV съезде (декабрь 1925 года) он употреблял понятие «вожди» в третьем лице и с негативной окраской, чтобы настроить партию против её признанных лидеров. Под аплодисменты зала он утверждал, что вождям не будет позволено «безнаказанно ломаться и садиться партии на голову. Нет уж, извините. Поклонов в отношении вождей не будет». Комментируя этот факт, Троцкий замечал: «В это время он уже был диктатором. Он был диктатором, но не чувствовал себя вождём, никто его вождём не признавал. Он был диктатором не силою своей личности, а силою аппарата, который порвал со старыми вождями».
Впервые Сталин был назван единственным вождём партии в ходе шумной пропагандистской кампании, поднятой в декабре 1929 года в связи с его пятидесятилетием»1.
Так как же этот «маленький», «не претендовавший на что-либо» человек оказался на вершине власти и превратился во всемогущего диктатора?
Кто-то скажет: дело в коварстве, хитрости, изворотливости, в осторожности Сталина — вон сколько ловких пройдох мы видим сегодня во власти! Действительно, Сталин был ловким интриганом, он вносил склоку во всякий коллектив. Это было заметно ещё с детства и юности: в семинарии он создал тайный кружок, в котором претендовал на роль диктатора: «Он ощущал это, как нечто противоестественное, — вспоминал Иремашвили, — что другой соученик был вождем и организатором группы. <…> Со своим высокомерием и ядовитым цинизмом, внес личную склоку в общество друзей»2.
Нечто подобное проделал он и с партией. Перессорил вождей между собой, интригами вытеснил соперников, добился деспотической власти, отделил партию от народа, верхи партии от низов, наполнил её всевозможными «кастовыми» перегородками, превратил в замкнутое сообщество избранных.
Да, Сталин стремился к власти, жаждал её, в отличие от того же Троцкого, который неоднократно отказывался от предлагаемых ему высочайших постов (Ленин выдвигал его и на роль председателя Совета народных коммисаров, а потом на пост одного из своих заместителей). Публицист Абдурахман Авторханов утверждает, что Сталин претендавал на власть над партией ещё до Октябрьской революции и вёл скрытую борьбу с Лениным на этом поприще, блокируя его революционные инициативы.
И всё же этого мало для объяснения. Дело тут не только и не столько в положительных или отрицательных личных качествах Сталина. Это понимали многие. Троцкий писал: «Несомненно, что с тех пор, как он оказался на вершине власти, им владеет неуверенность, ему вообще несвойственная, но всё усиливающаяся. Он сам слишком хорошо знает своё прошлое, несоответствие между амбицией и личными ресурсами… и собственное его возвышение кажется ему, не может не представляться ему результатом не только собственных упорных усилий, но и какого-то странного случая, почти исторической лотереи. Сама необходимость в этих гиперболических похвалах, в постоянном нагромождении лести есть безошибочный признак неуверенности в себе. В повседневной жизни в течение лет он мерил себя в соприкосновении с другими людьми, он не мог не чувствовать их перевеса над собой во многих отношениях, а иногда и во всех. Та лёгкость, с какой он справился со своими противниками, могла в течение известного короткого периода создать у него преувеличенное представление о собственной силе, но в конце концов должна была при встрече с новыми затруднениями казаться ему необъяснимой и загадочной»3.
Итак, в чём же заключался секрет возвышения Сталина к вершинам власти?
Французский философ Гельвеций говорил: «Каждый период имеет своих великих людей, а если их нет — он их выдумывает». А Галина Серебрякова в своём биографическом романе «Маркс и Энгельс» вкладывает в уста Маркса фразу, сказанную по поводу Луи Бонапарта: «На гребне исторической волны иногда может оказаться скорлупа от яйца или даже навоз».
Воистину, дело не в диктаторах, а в исторических волнах, закономерность которых нужно учитывать. В случае Сталина следует говорить не о гребне волны, а о её нисходящей фазе (фронтальном склоне, если выражаться научно). То, что Сталин стал с определённого момента играть первую роль, больше характеризует не самого Сталина, а исторический момент, определённый период «политического сползания».
Революция в России выдохлась (во всяком случае, временно) и революционная волна пошла на спад, что выражалось в снижении политической активности масс. Массы устали от перенапряжения своих физических и интеллектуальных усилий, революционные элементы ослабили бдительность, в то время как контрреволюционные элементы, напротив, активизировались и подняли голову.
Большевикам, которые оставались бдительны, казалось, что угроза исходит со стороны нэпманов и деревенских кулаков — капиталистических элементов, окрепших за время новой экономической политики — и они не заметили главной опасности. Дело в том, что контрреволюция прокралась в саму партию и обосновалась в её бюрократическом аппарате.
Как это произошло? Сельская и городская буржуазия увидела, что «командные высоты» заняты большевиками, что вся власть находится у них, стало быть, самые уютные и надёжные местечки находятся внутри партии. И все приспособленцы, все обыватели, все честолюбцы бросились прогрызать себе пути в партию. Зажиточный крестьянин спешил пристроить своего сынка в Комсомол, мещанки старались выйти замуж за партийца. Да и сами вчерашние революционеры стали испытывать на себе разлагающее влияние власти и достатка.
Писатель Николай Аросев (естественно, впоследствии) правдиво изобразил этот процесс в своих «Записках Терентия Забытого», он показал, как честные и самоотверженные коммунисты буквально сгорают на работе, в то время как их места потихоньку занимают люди более рассчётливые и отнюдь не идейные:
— Видал Гришку… Я уже с пятого митинга… Жрать хочу ужасно.
— Ступай в хозотдел. Там «карие глазки»4 получишь.
— Вот я их и ищу… Жрать хочу прямо — в-в-во…
И разминовавшись со своим приятелем, человек в полушубке, громоздкий и неуклюжий, толкая с дороги встречных, продолжал искать хозотдел.
Мне видно было, как потрясался его упрямый затылок. И именно по этому затылку можно было судить, что у агитатора, должно быть, серьёзный аппетит5.
Так, решительно пробивая себе путь к «хозотделу» формировалась новая советская бюрократия, которая и выбрала вождя по себе, вознесла его на вершины власти. То, что этот «вождь» оказался садистом и маньяком и, покончив с революционерами, принялся душить и саму бюрократию, не отменяет справедливости вышесказанного.
Напротив, это процесс, неоднократно повторявшийся в истории. Буржуазия, особенно мелкая, склонна к вождизму, она создаёт себе героев, «современных великих людей», в которых обыватели видят своё отражение. Толпа превозносила Луи Бонапарта и Бисмарка, но к власти этих персонажей привела не столько личная отвага или ум, сколько качества дельцов: преследование своей цели путем выжидания и бессистемных проб и ошибок, пока не подгадаешь удачный момент, переговоры с готовностью подставить партнёра и уклониться от обязательств, уменье торговаться и выторговывать, заключать «гнилые компромиссы», терпеть унижение и унижаться, если это требуется для дела, давать высокие заверения, то есть быть торгашом, купцом.
Не удержусь и ещё от одного сравнения, ведь похожие дилеммы сопутствуют дискуссиям об историческом значении Гитлера. Я понимаю, что приравнивать Сталина к Гитлеру совершенно неверно, однако сопоставлять их вполне допустимо. В своей книге «Кем был Гитлер в действительности»6 участник антигитлеровского сопротивления Курт Бахман говорит о том, что западные биографы Гитлера слишком склонны выпячивать личные качества Гитлера, чтобы увидеть в личности Гитлера единственный источник германского фашизма. Тем самым они скрывают от взгляда публики те социальные силы, которые привели Гитлера к власти. Отмечает Бахман и следующий нюанс: крупная буржуазия привела Гитлера к власти, но потом Гитлер сам прибрал буржуазию к рукам и порой диктовал ей свои условия, а порой и карал её представителей.
Поэтому тот факт, что Сталин сажал и расстреливал высших советских чиновников отнюдь не отменяет того факта, что Сталин всё же оставался выразителем чаяний советской бюрократии, которая впитала в себя остатки старых буржуазных классов, а отчасти перековала и сделала паразитами вчерашних пролетариев и революционеров. Поэтому Сталин стал главой страны именно как воплощение контрреволюционного периода в её истории, как выразитель интересов нового привилегированного слоя — советской бюрократии (или номенклатуры).
И поэтому же, будучи диктатором, он не являлся всенародным вождём, хотя и велел себя так именовать. Поясняет Мартемьян Рютин: «Подлинный вождь выдвигается прежде всего движением масс, он опирается в первую очередь на массы и на их доверие, он глубочайше связан с массами, постоянно вращается среди них, он идёт во главе их, говорит им правду, не обманывает их, и массы убеждаются на собственном опыте в правильности его руководства и его поддерживают. Таков был именно Ленин — этот гениальный вождь пролетариата, таковы были основоположники научного коммунизма Маркс и Энгельс, таковы были и подлинные вожди буржуазной революции во Франции — Робеспьер, Марат и т.д. Диктатор, наоборот, большей частью приходит к власти или через подавление революции, или после спада волны революции, или через внутренние комбинации правящей клики, или через дворцовый переворот, опираясь на государственный или партийный аппарат, армию полицию. Диктатор опирается в основном не на массы, а на свою верную клику, на армию, на государственный или партийный аппарат; он не связан с массами, он не вращается среди них, он может с ними заигрывать и льстить им, но он обманывает массы, он правит не потому, что массы ему доверяют, а чаще всего вопреки этому»7.
Как видите, Рютин упоминает те же причины: спад революционной волны, отрыв от масс, опора на аппарат (и одновременно развращение самого аппарата), приход к власти в обход масс, закулисным образом.
Если же говорить о технической стороне дела, то обставлено оно было так. Первоначально Сталина «взял на буксир» Лев Каменев, познакомившийся со Сталиным в сибирской ссылке — в 1917 году он привёз Сталина с собой в Петроград и обеспечил ему депутатское место в Петросовете. В то время Сталин политически всецело равнялся по Каменеву, поддерживая его установку на поддержку Временного Правительство, а потом вместе с ним боролся против прибывшего в Россию Ленина, поскольку ленинский курс на борьбу с Временным Правительством грозил Сталину потерей депутатского кресла.
Уже вместе с Каменевым и Зиновьевым Сталин боролся против подготовки к вооружённому восстанию. Так, ещё до Октября, сложился триумвират Каменев-Зиновьев-Сталин. В составе этого триумвирата Сталин вёл борьбу с Троцким. Причём Зиновьев и Каменев были убеждены, что Сталин не способен играть первую роль и выполняет в триумвирате чисто техническую, бюрократическую функцию.
Как только Ленин отошёл от дел, в политбюро была создана тайная фракция, так называемая семёрка, в которую входили все члены официального политбюро минус Троцкий и плюс Куйбышев. Участники тайно сговаривались между собой по всем вопросам, а на открытых заседаниях занимались лишь тем, что выступали против любых предложений и реплик Троцкого. Они договорились ни о чём не спорить друг с другом и не выдавать друг друга. Они создали такие же тайные представительства своей фракции в местных организациях, связанные с «тайным политбюро» строгой дисциплиной и пользующиеся особыми шифрами.
Первоначально эта тайная организация была направлена против одного человека — против Троцкого, но поскольку все её участники оказались «замараны» в грязной и беспринципной войне, Сталин мог и дальше шантажировать их и использовать в своих целях, когда потребовалось уничтожить прочих членов ленинского политбюро.
Пока Ленин был жив, хотя и болел, работа тайных центров велась осторожно, скрытно, намёками — осуществлялся подбор высших кадров по единственному критерию: против Троцкого. Если кандидат желал получить ту или иную должность, он должен был провозгласить себя «антитроцкистом». А уж после смерти Ленина эта работа стала вестись открыто. Теперь уже по критерию «антитроцкизма» стали назначать не только высшие партийные кадры, но и всякого директора завода или переписчицу. Всякий карьерист понимал: громи «троцкизм» и пойдёшь в гору.
Кто был не согласен с таким положением дел, кто выступал против тайного заговора семёрки, на того совершали атаку по совершенно посторонним, надуманным поводам. Измышляли вину и удаляли с дороги.
Зиновьев и Каменев недооценили Сталина: они были убеждены, что он создан для вторых, а то и третьих ролей, а когда Сталин показал зубы, было уже поздно. Зиновьев и Каменев кинулись за поддержкой к Троцкому, но и втроём они уже ничего не смогли поделать. Армия бюрократов стояла за Сталина. Кроме того, Сталин воспользовался поддержкой Бухарина, Рыкова и «правого» крыла партии. Бухарин помогал Сталину не впервые: ранее он уже проделал за него часть работы над статьёй по национальному вопросу.
Бухарин был нужен Сталину как теоретик и как популярная фигура, чтобы подпереть свою власть его авторитетом и умом. Бухарин был автором программы Коммунистической партии и знаменитой «Азбуки коммунизма». Вообще вся «теория» сталинизма по большей части строится на идеях Бухарина и иных оппонентов и жертв «сталинского курса». О теории сталинизма мы обязательно поговорим ниже. Мощь сталинского государства держалась на таланте и труде «врагов народа».
Весьма показательна в этом отношении судьба Григория Сокольникова, который в Граждансую войну был командармом, потом провёл денежную реформу, затем был назначен послом в Англию, потом работал заместителем наркома иностранных дел, а потом облыжно осуждён и тайно убит в тюрьме по прямому указу Берии.
Похожим образом Сталин поступал и с другими видными большевиками (троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами): то используя их авторитет и идеи, то душа их.
В итоге сильных ломали, а слабых и уступчивых, морально нечистоплотных оставляли на местах. Так тело партии становилось мягким, податливым. Тем же манером с конца 1923 года обрабатывались и все заграничные компартии, входившие в Коминтерн. Руководители назначались по единственному признаку — отношению к Троцкому. Партии, состоявшие из приспособленцев, обязанных своим положением не поддержке масс, а аппарату, становились удобны для внешнего управления, но совершенно непригодны для совершения революций в своих странах.
Понятно, что партии, составленные таким образом, должны были выбрать своим вождём не кого-нибудь, а «выдающуюся посредственность» — Сталина.
Правление Сталина стало не только реваншем, местью революции со стороны буржуазии и кулачества — в нём дало о себе знать и многовековое наследие царизма, варварства и темноты российского крестьянина. И Сталин умело пользовался этим, создавая свой культ, призывая себе на помощь все худшие привычки и пороки наиболее отсталых и реакционных слоёв населения: антисемитизм, привычку к слепому повиновению, к обожествлению фигуры монарха (царебожию), враждебность к интеллигенции и культуре, суеверие, веру в ритуал.
Хорошо, скажет недоверчивый читатель, но не пахнут ли ваши объективистские рассуждения фатализмом? Если Сталин был лишь яичной скорлупой на гребне исторической волны, то не избавляет ли это его от ответственности за все его политические решения и ошибки (которые я обязательно приведу ниже)? Не превращает ли это Сталина в некий знак исторической судьбы, в естественное продолжение традиций Российской Империи?
Однако личной ответственности с диктатора не снимают никакие обстоятельства. Да, авантюризм, ограниченность, бездарность, жестокость и жульничество Сталина (или иных диктаторов) были выражением общей закономерности исторического развития, но ограниченность Сталина при этом оставалась ограниченностью, а бездарность бездарностью. Внутренняя политика Сталина была гибельной, вредной, авантюристической по отношению к большинству советского народа, но по большей части выгодной для советской бюрократии и иных привилегированных групп. Внешняя же политика Сталина оказалась настолько бездарной, что она едва не привела к гибели всего советского государства вместе со всеми его привилегированными группами. Об этом мы поговорим впоследствии.
Сталинист может, напротив, ухватиться за «исторический объективизм», усугубить его: разве такое положение дел не было неизбежным? Не проявилась ли в этом неумолимая логика истории? Раз Сталин победил, значит так и должно было быть. Конечно, история не знает сослагательного наклонения. Но это не значит, что она безальтернативна. И, наконец, если сталинизм был неизбежен, то так же неизбежно было и его крушение, и моя нынешняя критика, мои обвинения в его адрес.
Примечания
1Роговин В. Сталинский неонэп. М., 1994. С. 265.
2Цит. По: Троцкий Л. Д. Сталин. Т. 1. М.: Терра, 1990. С. 40
3Троцкий Л. Сталин. М.: Терра, 1990. С. 200-201.
4Селёдки.
5Аросев А. Записки Терентия Забытого. Берлин: Русское творчество. 1922. С. 64.
6Бахман К. Кем был Гитлер в действительности. М.: Прогресс, 1981.
7Рютин М. Сталин и кризис пролетарской диктатуры.