Ульрика в Царстве Дверей (22) Отчаянное пятиумие

Уля посмотрела, куда указывала рука каменного человечка, и увидела искусственный холмик, поднимавшийся над старым садом. На холме стояла большая беседка, в которой, кажется, кто-то был.

Уля поспешила туда. Но попасть на холм было не так-то просто — дорожки и изгороди располагались лабиринтом: выбирая, казалось бы, кратчайший путь, девочка попадала совсем не туда. Холм то отдалялся, то вдруг оказывался за спиной. Путь Уле преграждали то ручейки (она с удовольствием напилась свежей воды в одном из них), то полянки с ландышами, то вдруг её засыпало розами с куста.

Наконец она отыскала неприметную тропинку, поднимавшуюся на холм. Ульрика поспешила наверх. Оттуда уже доносились голоса, распевавшие песенку:

Ты рассказ послушай наш:

Жили-были Кринж и Краш.

Жить им вместе нелегко,

С ними дедушка Имхо.

Краш — красивый, словно бог,

Кринж был жалок и убог.

Кринж любил литературу,

Краш качал мускулатуру.

А припев был такой:

Кто из нас псих? Кто из нас псих?

Ульрика взбежала на холм, заглянула в беседку и увидела за накрытым столом двух больших соловьёв, ворона и её знакомого Чёрного Волка. Они и пели эту песню, размахивая кружками с чаем. Держать кружки лапами и крыльями им было непросто, чай плескался на скатерть, но это компанию нисколько не смущало, и они продолжали голосить: «Кто из нас псих?» Причём стараниями двух соловьёв пение в целом получалось довольно складное.

— У вас тут что, безумное чаепитие? — спросила Уля.

— Нет, у нас тут отчаянное пятиумие! — ответил Ворон.

— Это как? — не поняла Уля.

— Очень просто: мы все умны, и нас пятеро. Можешь посчитать, — пояснил Ворон.

— Вы уже и меня успели учесть? — спросила Уля, сосчитав присутствующих.

— Нет, пятый у нас Сусличек, — сказал Ворон.

— Где же он? — спросила Уля, глядя себе под ноги, чтобы нечаянно не наступить на кого-нибудь.

— А его Волк проглотил, — сказал соловей в голубом камзоле, очевидно, самец.

— Но мысленно он всё равно с нами, — признал вину Волк и затянул хриплым голосом:

Нынче в чистом поле псам раздолье,

Правит бал трелёвочная масть,

Крысы все по норам, и только прокуроры…

Песня была такая грубая, что Уле показалось, будто рядом с волком сидят не два соловья и ворон, а два кабана и боров. Но соловей прервал певца:

— Вот только не надо твоих бандитских песен!

Соловьиха в сером платьице поддержала:

— Мы ведь даже ещё не познакомились с нашей гостьей. Нас вот зовут Ланфрен и Ланфра, а его просто Ворон.

— Волк, ты мне обещал, что тут я найду своего друга, — напомнила Ульрика.

— Найдёшь, не переживай. А что ты хотела у него выяснить? — ответил Волк, наливая девочке чай и пододвигая ей кружку.

— Ну, почему его ссора с Радой заставила Пододеялию измениться?

— Очень просто, — ответил Чёрный Волк. — Где взаимное недоверие — там запертые двери. А где запертые двери — там и есть Царство дверей. Так понемногу Пододеялия и стала преображаться.

Соловьи и Ворон тем временем тихонько затянули новую песню, красивую, но не весёлую, а печальную:

Как змей-искуситель в Эдемском саду

Смутил непорочную Еву,

Так серый волк себе на беду

Украл из дворца королеву…

И под эту песню Ульрика с Чёрным Волком продолжали свой разговор:

— А сама бывшая королева Рада не в плену у Царицы сейчас?

— Сейчас, думаю, нет. Царица запирает только тех, кто с ней воюет…

И будет он проклят во веки веков

За то, что лизнул королевскую кровь,

За то, что внимал королевским речам

И клятву шептал сгоряча… сгоряча.

— Я слышала про пленницу, которую тоже зовут Ульрика…

— Да, она пыталась сражаться с Царицей дверей. Но были и другие, обладавшие силой воли и небывалой способностью к самопожертвованию. Они воодушевляли на бой многих, но все они были казнены или оказались в плену.

Два соловья и ворон тем временем тянули дальше таинственную и тревожную песенку:

Чернеет чащоба за речкой Кач-Кач,

Тропинка свернула налево,

Скажи нам, разбойник, и очи не прячь:

Куда подевал королеву?

Натуру сдержать ему не было сил,

И только лишь раз он её укусил,

За это скитаться ему по полям

И век разрываться ему пополам.

— И куда же делись те, кто остались на свободе? Превратились в невидимок?

— Верно. Соображаешь…

— А Светлый рыцарь? Он тоже стал невидимкой?

Чёрный Волк оскалился:

— Этого слабака я прогнал.

Уля даже не успела удивиться этим словам и обидеться за друга, как под холмом раздался голос:

— Неправда!

Рыцарь Сергестус медленно поднимался к беседке, опираясь на меч. Железная пластина на левой стороне груди у него была оторвана, как будто кто-то добрался-таки до его сердца.

Продолжение следует.