Ненавидеть и презирать Америку, её примитивную культуру и варварскую политику стало уже общим местом. Однако важно помнить, что существует и совсем другая Америка. Или, по крайней мере, существовала до недавнего времени —
АМЕРИКА ДЖИМА МОРРИСОНА
Чтобы понять, к чему я клоню, достаточно вспомнить группу «the Doors».
Ни в какой другой стране такая группа не могла возникнуть. Вся она — плоть от плоти американская. Сложный символизм поэзии её лидера Джима Моррисона отсылает нас к творческой манере Германа Мелвилла, а неистовый музыкальный драйв напоминает о шаманских традициях подлинных хозяев континента — североамериканских индейцев.
Совсем другое дело, что истеблишмент США, а за ним и толпа жвачных обывателей стремятся об этих культурных феноменах забыть. Но так не только в штатах. Русские считают своим долгом ненавидеть евреев, несмотря на то, что вся православная культура до корней пропитана иудаизмом. Евреи, в свою очередь, ненавидят арабов, с которыми имеют гораздо больше общего, чем с теми же американцами, у которых власти Израиля приобретают оружие для войны с арабами. Вот такие вот культурные выверты…
Но вернёмся к группе «the Doors». Её бессменный клавишник и музыкальный идеолог Рэй Манзарек обозначил ещё одну чисто американскую черту: дребезжащее разухабистое пианино. Слушатель легко погружается в атмосферу типичного салуна из вестернов: наяривает хитроватый пианист, бармен протирает стаканы, виски льётся рекой — так и жди драки. Особенно, когда рядом такой отвязный парень, как Джим.
Из вышеперечисленных элементов (и ещё нескольких неназванных) сложился неповторимый творческий образ группы: философия у барной стойки.
Конечно, кроме виски, у настоящего ковбоя есть ещё одна страсть — девочки. Ясное дело, что рок-н-ролл — дитя сексуальной революции, превратившей чопорных «мэм» в доступных «baby», но с Джимом Моррисоном дело обстоит куда сложнее.
Несмотря на свой имидж обкуренного овоща, Джим был весьма начитанным и умненьким мальчиком, судя по его текстам, он был отлично знаком с психологическими теориями Фрейда и его последователей. Понятие «бессознательного» было для него не пустым звуком, а весьма притягательной областью исследований. Можно сказать, что всем своим творчеством Моррисон пытался повернуть человека лицом к потаённым глубинам его собственной личности, заставить его «прорваться на другую сторону», увидеть мир с изнанки.
Так вот чувство любви не было для Джима исключением. За фасадом красивых банальностей поэт стремился разглядеть нечто совсем иное. Давайте-ка проникнем вслед за ним в обитель любви, а отмычкой к дверям станет песня «The Spy».
Узнаёте эту музыку? Снова нагловатое дребезжащее фортепиано, завывающая блюзовая гитара. Это необходимые условия игры: шпионы не ходят на задание трезвыми и без ковбойской шляпы.
I’m a spy in the house of love
Итак, герой проникает в Дом любви тайком, чтобы выведать её секреты. Парадный вход так густо зарос розами, а крыльцо так загажено соловьями, что он предпочитает проникнуть в него незаконно и, похоже, через чёрный ход. Что и говорить, back door man да и только!
I know the dream, that you’re dreaming of
I know the word that you long to hear,
I know your deepest secret fear.
I know everything
Everything you do
Everywhere you go
Everyone you know.
Герой утверждает, что знает мечты (сны) своей возлюбленной. Кстати, изучение снов — один из главных приёмов психоанализа. Он также заявляет, что знает слово, которое она хочет услышать. Выходит, что и мечты и главные слова тщательно скрываются. Когда мы влюблены (или думаем, что влюблены) мы ждём не тех слов, которые принято говорить, и мечтаем о чём-то запретном.
Наконец, герой говорит о глубочайшем тайном страхе. Что это за страх? Страх разоблачения? Страх обнаружить, что за бантиками и лентами спрятан труп? Или страх взглянуть на своё собственное отражение?
Но, вместо того, чтобы дать какие-то объяснения, песня начинается заново. Шпион никому не раскроет тайну дома любви. Он просто пришёл, чтобы сказать, что сама тайна существует, и что он знает её.
Дмитрий Косяков, 2010
Что случилось ... 