Рок-портреты. Часть 11. Антифашизм и фашизм в песнях группы Ария (окончание)

Религия и профессионализм

Могу сказать, что идеи песен «Химера» и «Тебе дадут знак» попахивают социальным расизмом. Впрочем, думаю, и тут Елин лишь постарался уловить полит-конъюнктуру, ведь примерно такая буржуазная идеологическая каша и варилась в то время центральными СМИ.

Так, о чём ещё запел наш поэт с наступлением рыночной свободы? Да в общем, больше ни о чём. О религии стал больше петь разве что. Небо мольбы не ждёт, небо тебя найдёт, небо тебя прибьёт… Эдакая ветхозаветная мистика: человек — ничто, бог — всё. Это даже не Иисус Христос, в котором слишком много гуманного и даже протокоммунистического, а архаический бог-деспот, которому нужна безграничная власть над людьми, их покорность, их уничижение. В возрождении такого образа божества Эрих Фромм справедливо видел «проекцию собственной завистливости и враждебности среднего класса»¹.

Но песенки про такого бога, про ничтожество человека перед потусторонними мистическими силами Елин спокойно писал и в советские времена. В песне «Бивни чёрных скал» карабкающийся по скале человек бросает вызов богам:

Он до цели доберётся,

По своей пройдёт стезе, 

Он дотронется до солнца, 

Сокрушит преграды все.  

Бивни чёрных скал и пещер тупой оскал, 

Человек среди гор ничтожно мал. 

Треснула скала, и лавина вниз пошла, 

И его как песчинку унесла. 

Дело в том, что мистицизм и фатализм не противоречили культурной политике «перестройки». Например, фильмы второй половины восьмидесятых, претендовавшие на какую-то философскую глубину или социальную заостренность, легко узнать буквально с первых кадров по засвеченной картинке и унылой музыке. Почти все они пронизаны тоской и безысходностью. Обратите внимание на названия: «Астенический синдром», «Кончина», «Тихое кладбище», «Распад» — прямо отчёт похоронного бюро! Даже весёлый роман Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» умудрились в 1988 году переработать в унылое зрелище с беспросветной тоской по «средневековой старине», полностью извратив писательский замысел.

Не знаю, намеренно ли людей вгоняли в тоску и апатию, чтобы облегчить готовящийся исторический разворот и снизить возможность массовых протестов, или действительно все затосковали в предчувствии распада, но религии на телеэкранах, в книгах и журналах того времени было с избытком. Может быть, даже больше, чем сейчас.

Можем ли мы те же самые обвинения (социальный расизм, теоретический элитаризм, религиозный фатализм) предъявить и другим участникам группы? Всё-таки нет. По двум причинам. Во-первых, «Ария» делала ставку на профессионализм, то есть главное, что волновало «арийцев» — это деньги и слава. Каждый делал своё дело: музыканты исполняли и сочиняли музыку, вокалист Валерий Кипелов пел, поэты писали тексты², менеджеры и продюсеры решали хозяйственные и коммерческие вопросы. Отсюда и постоянные склоки и перемены в составе: профессионалов легко заменять, это единомышленников заменить невозможно, а единомыслие в «Арии» не особенно требовалось. Поэтому и к текстам был подход чисто профессиональный и не особенно придирчивый, оценивали, скорее, внешнюю эффектность, соответствие формату и стилю, а не идейную чистоту.

Например, Кипелов считает себя православным христианином, а Холстинин агностиком и ницшеанцем (известно, что Ницше был врагом христианства), но это никак не мешало их совместной работе³, источником же внутренних конфликтов служили меркантильные интересы или технические вопросы (Кипелов предлагал сделать перерыв в совместной работе, а Дубинин и Холстинин настаивали на выпуске нового альбома и т. д.).

Маргарита Пушкина

А во-вторых, уже с третьего альбома главным автором текстов стала Маргарита Пушкина, а это совсем другая история.

Поэтесса Маргарита Пушкина, дочь советского лётчика-героя, до того как стать основным автором текстов «Арии» успела поработать с рядом рок-групп: «Високосное лето», «Рок-ателье» Криса Кельми, «Карнавал» Александра Барыкина, «Автограф», «ЭВМ», «Рондо», с выступавшим сольно Дубининым. Многие тексты, которые она писала для них, были социально заострёнными, иные — отвлечённо-романтическими. Например, «Похититель снов» группы «Високосное лето» — это просто сказочный ужастик с ворохом готических клише: ночь, совы, луна и прочая чепуха для подростков. А вот «Реквием» группы «Автограф» это отклик на конкретное событие — убийство Джона Леннона, одного из наиболее бескомпромиссных рок-бунтарей; соответственно, и песня эта стала размышлением о долге певца перед человечеством, о трагической и высокой судьбе подлинного интеллигента:

Вот и всё,

Спорьте хоть до утра,

В чём он был прав, что он нам дал.

Верю я, в самый последний час

Он счастлив был, как никогда.

Все переплыл моря,

Не растеряв себя,

Из миллиона слов

Выбрал «любовь»,

Для одиноких сердец

Выдумал мир свой.

В этой песне есть с чем можно и нужно поспорить, например, с утверждением о том, что Леннон выдумал какой-то свой собственный мир. Здесь даётся намёк на самую знаменитую песню Леннона «Imagine». Но Леннон ничего не выдумывал и не изобретал, а всего лишь художественно описал коммунистическую утопию (отсутствие частной собственности, религии, границ), много раз воспетую до него, хотя ему, безусловно, удалось это сделать по-своему. И утопия эта предназначена не для «одиноких сердец», а для людей с коллективистским, альтруистическим мышлением.

Однако при всех «но» следует отдать Маргарите Пушкиной должное: никто из столичных рокеров⁴ творчески не откликнулся на смерть своего великого предшественника, у которого они заимствовали (а порой и воровали) художественные идеи.

Забытая рок-опера

Немалой заслугой и достижением стала работа поэтессы (в соавторстве с Александром Градским) над либретто рок-оперы «Стадион», посвящённой пиночетовскому перевороту в Чили⁵. Рок-опера получилась актуальной, политически заострённой, но она вышла в 1985 году и была заслонена последовавшими событиями «перестройки», когда у власти и интеллектуалов более востребованными оказались эротизм и заигрывания с богом в стиле рок-оперы «Юнона и Авось».

А «Стадион» сегодня почти забыт, хотя стал даже более актуален, чем в 80-е. Чего стоит хотя бы обращение военного к священнику, пытающемуся предотвратить жестокость:

Святой отец, не мешайте.

Ваше дело вещать в храмах божьих,

Разбираясь с чужими грехами,

Одурманивать сладкой ложью,

Усыплять вашу паству речами.

Не случайно, наверное, роль священника исполнил Андрей Макаревич, который впоследствии своевременно вышел из комсомола и сделалася жутко православным. Очень необычно слышать Аллу Пугачёву в роли жены Певца, неистово хрипящую солдатам: «Чего он достоин? Смерти!»

Художественной правды этого произведения отнюдь не отменяет тот факт, что главный автор, Александр Градский, после смены официальной государственной идеологии с коммунистической на антикоммунистическую также поменял цвета, перебежал из «красного» стана в «коричневый». Градский провозгласил, что теперь ему близки идеи пиночетовских палачей, как они выражены в рок-опере⁶.

Отметим, что Маргарита Пушкина умудрилась вплести в текст свои излюбленные готические образы: злобного шута и чёрного всадника.

«Герой асфальта»

Пожалуй, поэтесса на протяжении всего своего творческого пути колебалась между двумя полюсами — бегством в сказку и стремлением понять и преобразить действительный мир. Эти свои колебания она привнесла и в творчество группы «Ария».

Для первых двух альбомов группы ей удалось написать лишь романтическую зарисовку «Тореро» (тогда тяжёлые группы любили петь про людей экстремальных профессий — каскадёров, космонавтов) и лирическую балладу «Без тебя». Но после раскола группы и ухода Александра Елина в группу «Мастер» место текстовика в «Арии» оказалось вакантно, и Маргарита смогла развернуть свой талант во всю ширь. Тексты всех песен на записанном в 1987 году альбоме «Герой асфальта» были созданы ею.

Альбом открывается песней «На службе силы зла», сюжет которой явно перекликается с елинским «Волонтёром» и также повествует о некоем убице, который терпит поражение. Только у Елина речь шла об исполнителе, который надеялся избежать ответственности, сославшись на приказания сверху, а у Пушкиной о честолюбце с фюрерскими замашками, который «вершит дела» в подземном бункере и мечтает о том, чтобы весь мир лёг у его ног. Причем герой «На службе силы зла», прежде чем потерпеть поражение, приводит мир к катастрофе.

Песня «Герой асфальта» развивала модную на закате «перестройки» байкерскую тему⁷. Причём, решена эта тема у Пушкиной в данном случае не в духе штампов музыки хэви-метал, а созвучно перестроечной публицистике: есть попытка связать страсть к ночным гонкам с нонконформистскими порывами молодёжи, а также предостеречь от лихачества на дороге.

Роботизированный рай

«Мёртвая зона» посвящена также модной на сломе эпох теме автоматизированного общества, торжества искусственного интеллекта. Сама Пушкина уже обращалась к этой теме в тексте песни «ЭВМ» для одноимённой группы. В ней поэтесса указывала на возможность превращения человека в «игрушку ЭВМ». Говорили о такой возможности и другие рокеры: например, группа «Урфин Джюс» в песне «Лишняя деталь».

Любопытное отличие «Мёртвой зоны» заключается в том, что, описывая роботизированную антиутопию, Пушкина сравнивает враждебный искусственный разум… с религией. И тот, и другая требуют от человека отказаться от самостоятельного мышления и от свободы, обещая взамен блаженство животного существования.

Прочь от аллеи железных святош:

Холод их песен страшит,

Следом за ними вошла в сад ложь,

Розы подняв на свой щит.

Для конца 80-х, когда телевидение, радио, печать уже занимались пропагандой религии и вообще мистики, это было ценное заявление. Пушкина и впредь продолжила свою борьбу с официозной религией, чем, возможно, и обеспечила «Арии» любовь той части молодых людей, для которых были одинаково неприемлемы и церковно-монархический патриотизм, и желудочно-кишечные ценности «общества потребления».

Увы, с позиций критики церкви Пушкину нередко сносило к другой крайности — к играм в сатанизм, хотя и понимаемый в мильтоновском, бунтарском духе. Но, впадая в мрачную мистику, Пушкина мгновенно становится банальна: всё ангелы да демоны…

Поэтический перессказ истории

Присутствует на «Герое асфальта» и вполне себе реалистическая песня «1100», в которой Пушкина отдаёт дань памяти своего отца, и рисует картину битвы, очевидно советского, боевого самолёта с нацистской авиацией.

«Баллада о древнерусском воине», одна из популярнейших песен «Арии» по сей день. По сути, это поэтический пересказ истории Ледового побоища — битвы на Чудском озере в которой войско князя Александра Невского разбило рыцарей Ливонского ордена.

Пожалуй, по своему духу сюжет песни ближе всего стоит к героической картине Эйзенштейна, чем к исторической действительности. Не была эта битва такой уж эпической: по последним оценкам историков, Невский разгромил не полноценное военное соединение, а торговую экспедицию и её охрану. Не был князь Александр таким уж поборником свободы и независимости русского народа и впоследствии активно участвовал в подчинении русских власти Орды, да и можно ли говорить о русском народе и его национальных интересах применительно к XIII веку? К этому времени на Руси ещё не было единой государственности, и вообще нация — это более позднее, буржуазное понятие.

Но легенда есть легенда, и Пушкина вслед за сложившимся историческим мифом рисует картину эпической битвы «древнерусского воина» с иноземными силами, воплощающими зло и рабство. Собственно, героизация подвигов русских князей в СССР укрепилась ещё со сталинской эпохи. Вспомните тот же фильм «Александр Невский» 1938 года или мультфильм «Лебеди Непрядвы» 1980 года о Куликовской битве.

Понятное дело, в современной России, когда национализм получил мощную административную подпитку, превратившись в основу государственной идеологии, когда общество, и особенно молодёжь, оказались охвачены ксенофобией, «арийская» «Баллада» стала звучать совсем по-иному. Для многих ультраправых поклонников группы она легко заслонила иные песни, тем более что смысл других, может быть более глубоких, песен туманен, аллегоричен, а тут всё ясно: древнерусский воин уничтожает всех своих врагов. Кстати, эта песня ввиду её популярности, звучит почти на каждом концерте группы.

Нечто близкое и милое

Многие скинхеды и иные ультраправые видят в «Арии» то, что им хочется видеть, называют себя и музыкантов группы «арийцами», но почему же они предпочитают видеть это именно в «Арии», а не в какой-то иной группе? Не в «Машине времени», там, или в «Аквариуме» (у Гребенщикова ведь тоже есть «Русский альбом»)?

Очевидно, в общей стилистике и имидже «Арии» присутствует нечто близкое и милое юным наци. И прежде всего, это сам стиль и атрибутика хэви-метала, который позиционируется как музыка белых людей, превозносит грубую силу, торжество сильной личности над обстоятельствами и «серой массой». В качестве замены классовой солидарности или универсального гуманизма он выдвигает единство субкультуры, группировки, стаи (ср. байкерские клубы, сообщества фанатов тех или иных рок-групп). В нём также хватает ницшеанства и атрибутов массовой культуры. По мере развития этого направления (и спада популярности левых идей на Западе) в нём становилось всё больше игры мышцами и скрытого или открытого милитаризма. Не даром субкультура байкеров в тех же США пропитана ультраправой идеологией, белым расизмом.

Конечно, Пушкина написала для «Арии» ещё немало хороших текстов, например, критикующие СССР слева «Что вы сделали с вашей мечтой» и «Раб страха», антитеистические (бунтующие против бога) «Не хочешь, не верь мне» и «Беги за солнцем», атеистические, экзистенциалистские «Рабство иллюзий», «Ночь короче дня» (пересказ концовки романа Камю «Посторонний»), «Ангельская пыль» (считается, что это песня про наркотики, но увязка наркотической тематики и религиозных образов как бы напоминает высказывание Маркса об «опиуме народа»). Были и антивоенные «Прощай Норфолк», «Дух войны», «Дезертир»…

Но, увы, многие песни с антивоенными текстами, например, те же «Прощай, Норфолк» или «Бой продолжается» легко воспринимаются как милитаристские благодаря боевой, пафосно-героической музыке. Были и просто песни, воспевающие маскулинность, бодрость и мощь («Дай жару»), была и та самая мрачная мистика, которая хоть и не звала в лоно ни одной из действующих церквей, но всё же не лучшим образом действовала на мозги молодёжи («Зомби», «Игра с огнём», «Следуй за мной»)⁸.

Но настоящим подарком для российских наци стал альбом «Крещенье огнём». Пушкина как будто перечёркивает всё то левое, что было в предыдущих её текстах и восхваляет идеи «неоязычества» и «неославянизма», столь популярные в среде российских скинхедов.

«Веру предков сожгли…»

Как известно, ультраправые в современной России делятся на два основных течения — православно-черносотенное и неоязыческое. Понятно, что друг друга представители этих течений недолюбливают: монархисты одобряют крещение Руси, возводят свою традицию к Византийской империи, а Россию считают Третьим Римом; неоязычники убеждены, что православие погубило исконную славянскую культуру и стремятся эту самую культуру возродить, правда, из-за своего невежества не столько возрождают, сколько выдумывают.

Вот на сторону вторых Пушкина и становится в первой песне альбома, которая прямо так и называется «Патриот»:

Веру предков сожгли,

Но тень ее —

Среди лесов…

Слушай голос земли.

Имя тебе — Патриот,

Кто не помнит корней, не поймет

В сердце огонь не погас,

Кто не с нами, тот против нас!

И развивает эту тему в заглавной песне альбома:

Против нас — блеск византийских церквей

Пышность пиров и даров.

Мы предаем смерти наших детей

Зная жестокость врагов.

Знаки Луны грозят нам бедой,

Стрелы поют об одном.

Выбор жесток — крещение водой

Или крещение огнем!

Таким образом, две ключевые позиции в альбоме — первая и заглавная песни посвящены восхвалению дохристианской Руси. С одной стороны, можно понять, что Пушкиной двигают антиколониалистские чувства и ненависть к современному патриотическому официозу и насквозь фарисейской РПЦ. Однако в качестве результата мы получаем ещё более реакционную позицию, апологию воинствующего национализма и архаики. Понятно, что РПЦ и патриоты царской России тащат общество в позапрошлый век, но это не повод бежать от них в ещё более дряхлую старину!

Да, князья не церемонились с выбором средств, жестоко карали за неповиновение, уничтожали языческие памятники, но делали это всё же свои, славянские, князья, а не присланные из Византии легионы. Далее упоминаются «знаки луны» и стрелы, как символы ислама и кочевников-татар. Невольно вспоминается кинчевское «Небо славян». Снова выходит, что милые и прекрасные славяне окружены сплошными врагами, и выход только в возрождении старинных ритуалов и борьбе за чистоту расы.

Современные неоязычники тут, конечно, скажут, что у славян уже была своя развитая культура, например «Велесова книга» и «Песни птицы Гамаюн», была и своя письменность «черты и резы», но это всё ерунда. «Велесова книга» и «Песни птицы Гамаюн» и другие им подобные опусы являются довольно грубыми фальшивками, сочинёнными в ХХ веке и позднее, а «черты и резы» были лишь примитивными значками, даже не достигшими уровня пиктограмм, «естественным» путём они в письменность превращались бы ещё не один век, и ничего нет ужасного в том, что в соответствии с законом неравномерного развития более развитые общества начинали оказывать влияние, на общества отсталые. А славянские племена были во всех отношениях более отсталыми по сравнению с Византией или иными европейскими обществами, возникшими на обломках Римской империи. Уступали славяне и китайской цивилизации, и многим исламским государствам. Вообще, у более развитых соседей учиться не стыдно. Стыдно пестовать собственное невежество, называя его «национальной самобытностью».

Игры в средневековье

В отечественной истории есть гораздо более славные страницы, которыми можно и нужно гордиться, например, первые пореволюционные годы, период Великой Отечественной войны. Почему бы не спеть об этом? По крайней мере, тогда наци-скинхедам и прочим ультраправым было бы труднее считать «Арию» своей группой. Однако «Ария» не очень жалует ХХ век, предпочитая фантастику, фэнтези, средневековье. Наверняка, сами музыканты скажут, что в оболочке старинных сюжетов они обращаются к вопросам современности, но в том-то и дело, что их слушатель воображает себя то крестоносцем, уничтожающим иноверцев, то викингом, берущим силой всё, что плохо лежит. Молодые люди, которые пытаются проживать подобные роли в современном мире, легко превращаются в погромщиков, хулиганов.

Нацисты любили тешить самолюбие обывателей рассказами о величии немецкой нации, мифами о нибелунгах, Гитлера рисовали в доспехах на коне, заправилы Третьего Рейха строили себе замки в средневековом стиле, устраивали ритуалы в духе рыцарских орденов. Недаром отец жанра фэнтези Джон Рональд Руэл Толкиен вдохновлялся эстетикой нацизма. Привлекательность нацизма увеличивалась за счёт чувства ущемлённой гордости после поражения в Первой Мировой войне, жаждой реванша. Вчерашние фронтовики охотно пополняли ряды гитлеровской партии, становились её ударной силой.

У нас же байки о великих славянах стали пользоваться популярностью в 90-е годы, как раз после развала СССР. Чем очевиднее был общенациональный позор, чем плачевнее была окружающая действительность, тем более ощущалась потребность в патриотическом дурмане, в националистическом самовосхвалении, тем абсурднее делалась картина мира патриотически настроенного обывателя. Отсюда и жажда сильной власти, воплощённой в фигуре лидера, отца нации.

«Новое средневековье» и архаизация сознания являются благодатной почвой для очередного расцвета фашистских движений. Нисходящая фаза капитализма также работает на эту задачу: чем более реакционной силой становится мировая капиталистическая система, тем больше она ищет союза с противниками разума и сторонниками ультраправого террора.

Дмитрий Косяков. 2016 г.

Начало

К другим рок-портретам

Примечания