Рок-портреты. Часть 6. Русский рок и фашизм

Коммунизм стали сворачивать ещё при Сталине

В Западной Европе и США рок 60-х формировался под сильным влиянием контркультуры, всплеск которой был связан с ростом популярности левых идей среди молодежи, со студенческими бунтами, антивоенными демонстрациями, деятельностью левацких боевых организаций с чувством солидарности с антиколониальной борьбой «третьего мира». В СССР же всё произошло, скорее, наоборот.

В Союзе подлинно коммунистическая, революционная культура была уничтожена ещё при Сталине, и рок-культура развивалась на фоне кризиса советской (сталинистско-брежневистской) идеологии, который только нарастал и углублялся после сворачивания «оттепели». По мере разложения и обуржуазивания партийной верхушки, коммунистическая идеология всё сильнее заменялась чистой фразеологией, но и она становилась всё более неприемлемой для власти, да и народ ощущал фальшь выхолощенных лозунгов. В 80-е номенклатура несколько ослабила идеологические вожжи, благосклонно поглядывая направо и по-прежнему настороженно косясь налево. Завтрашним олигархам и правителям новой России нужна была новая идеология, оправдывающая неравенство. Таковой могла стать либо открыто буржуазная идеология (уже отработанная в капстранах), либо псевдоаристократическая, псевдореставрационная.

В ситуации кризиса советской идеологии, рокеры стали нащупывать новые точки опоры. Левая идея для них ассоциировалась с КПСС и официозом. Пытаться реанимировать её — эта задача была рокерам не по уму и не по силам. Да и не ставили они себе такой задачи. До «перестройки» они по большей части занимали аполитичную (если не сказать апатичную) позицию. Пели про любовь и прочие бабочки-цветочки, про узко-житейские проблемы, если же хотелось похулиганить, то исполняли скабрёзности. В 1977 году Юрий Морозов спел: «Я кретин и мне в кайф», — и сделался культовой фигурой¹. Науменко обсасывал подробности жизни маргиналов. Макаревич, Никольский и Алексей Романов вертелись в однообразном круге отвлечённых романтических метафор: дом, окно, сад, музыкант, скрипка, ветер…

Когда же «перестройка» сделала политические высказывания не только допустимыми, но и модными, одна часть рокеров кинулась в объятия русского национализма, православной религии и царелюбия, тем более, что этот шаг подготавливался официозной культурой и публицистикой чуть ли не с 70-х годов², другая отдалась западническим настроениям, культу потребления и американизированной массовой культуре с её рыночными ценностями³. Это был также закономерный шаг, продиктованный обуржуазиванием советского населения, мечтами о западном уровне комфорта, подражанием американскому и европейскому масскульту в популярных образцах отечественного искусства.

Интересным признаком нарастающего оппортунизма советских людей являются художественные сюжеты, связанные с перевоплощением героя-революционера. Огромное количество романов и, прежде всего, фильмов было построено на том, что революционер или советский разведчик (конечно, исключительно в благих целях) переодевается в дворянина (например, в фильмах «Адъютант его превосходительства», «Нас венчали не в церкви», «Опасные гастроли»⁴) или в зажиточного буржуа. Это позволяло зрителю без угрызений совести погрузиться в мир высшего аристократического общества или буржуазных увеселений и смаковать подробности быта дворян и прочей «солидной публики».

Идеология и эстетика фашизма

В палитре правых идеологий неизбежно нашлось место и для фашизма. Не остались в стороне от этих веяний и некоторые немногочисленные, но весьма заметные в рокерской тусовке деятели. Они отдали дань как идеологии, так и эстетике германского нацизма. Собственно, увлечение немецким нацизмом, в первую очередь, его эстетикой (хотя мы понимаем, что эстетика уже сама по себе является образным выражением идеологии), было свойственно представителям советской богемы задолго до «перестройки». В частности, ярким примером такого увлечения является художник Константин Васильев, умерший в 1976 году, но к этому времени успевший нарисовать огромное количество картин на темы скандинавской мифологии, осмысленной в духе идеологов Третьего рейха, также полотен на темы Великой отечественной войны, хотя и изображавших советских солдат, но интерпретировавших их образы в «нордическом» духе, а также изображений русских крестьян с утрированно подчёркнутой «славянскостью». Все его герои, как правило, однообразно голубоглазы, светловолосы, высоки, стройны и физически развиты, имеют чеканно-«правильные» черты лица, что соответствует требованиям идеологов «арийского» расизма. Творить Васильев любил под звуки немецких маршей⁵. И ничего — творил себе человек, никто его не трогал. И сейчас к музею Васильева никаких претензий у минкульта и центра «Э» нет.

Кстати, вышеупомянутый сюжет с переодеванием коснулся и фашистской темы. Образ подтянутого, сдержанного и умного эсэсовца вошёл в сознание советских зрителей вместе с разведчиком Штирлицем. Причем при экранизации романа Юлиана Семенова авторы фильма допустили определённую погрешность: чёрную форму, которую носят почти все персонажи «17 мгновений весны» отменили ещё до начала войны. Фактически ее перестали носить в 1939 году, Вторую мировую войну эсэсовцы вели в серой форме. Понятное дело, она не так эффектно смотрится на экране. Так что уже в 70-е годы советские авторы стали несколько «приукрашивать» врагов, любоваться ими.

Ну, а во время «перестройки» в ходе борьбы с советской идеологией началось «переосмысление» истории Великой отечественной войны. Героические или бравурные интонации сменились каким-то гнусавым причитанием (впрочем, «разоблачения», покаяния и причитания тогда заглушили вообще всё и стали лейтмотивом времени). Стали упирать на количество погибших, ругать генералов за неправильное ведение войны, бессмысленное уничтожение своих же. Заговорили о заградотрядах, о концлагерях для побывавших в плену, о штрафных батальонах. Вот и выходило, что нацисты вели войну «правильно», своих солдат щадили, и вообще были чуть ли не суперменами в начищенных сапогах, а противостояли им какие-то грязные дикари, запуганные и забитые собственными вождями. То есть практически буквально воспроизводилось то видение войны, которое в своё время транслировало ведомство доктора Геббельса.

С воцарением Ельцина процесс дегероизации Красной армии пошёл ещё шибче (Ельцин вообще делал то же, что Горбачёв, только ещё быстрее и эффективнее — за это на него и сделали в итоге ставку западные коллеги). Всё левое, коммунистическое, советское стало прямо-таки оплёвываться, демонизироваться или осмеиваться. Именно в угоду ельцинскому правительству в 1995 году был написан роман Виктора Астафьева «Прокляты и убиты», в 1999 году Александр Сокуров приступил к созданию своей «тетралогии власти», в которой поставил в один ряд Ленина, Гитлера и императора Хирохито. Он намеренно отбрасывает философские, политические, экономические взгляды своих героев — всё то, что их отличало и, в конечном счёте, составляло их сущность как правителей, зато он фокусирует внимание зрителя на бытовом и даже физиологическом и таким образом навязывает аудитории мещанский вывод о том, что экономика, политика и философия не важны — важно вовремя сходить в туалет и почистить пиджак.

Именно этим течением оказались подхвачены те русские рокеры, которые в конце 80-х — начале 90-х стали заигрывать с нацистской эстетикой и символикой. Я здесь говорю даже не о маргинальных командах, полностью заточенных на удовлетворение вкусов скин-движения, а о вполне «респектабельных» и популярных деятелях рок-эстрады.

Нацизм привлекал эстетикой и символикой

В 1986 году вышел единственный альбом «Асфальт» проекта «Стереозольдат». Собственно, отсылка к нацизму здесь имеется только в названии группы, состоявшей из единственного человека — Александра Немкова, а также в том, что в посвященном проекту фильме Немков снялся на фоне некоего символа, напоминающего одновременно свастику и знак SS. Поначалу нацизм привлекал молодёжь именно своей эстетикой, проработанной символикой, зрелищностью и культом сильной личности. Можно также заявить, что рокеры прибегали к заигрыванию с нацистскими символами и образами в целях эпатажа, из стремления уязвить официальную идеологию, вывернуть её наизнанку. Однако этого объяснения явно недостаточно, ведь официозная советская идеология отвергала не только ультраправые фашистские движения, но и те левые движения, которые отказывались двигаться в фарватере советской политики — троцкистов, маоистов, «новых левых» и др. Однако почему-то рокеры не стали подражать им в целях эпатажа, а предпочли различные оттенки религии, национализма и фашизма. Причем, если одни заигрывали с фашистской эстетикой и идеологией более-менее сознательно («Агата Кристи», «Алиса»), то другие оказывались в «правой обойме» как бы невольно («Ария»).

Интересно, что критики не подвергали анализу взаимосвязь творчества «Агаты Кристи» с эстетикой и идеологией фашизма (и прежде всего нацизма), большинство критиков вообще старались эту связь не замечать. Те же, кто замечали, списывали всё на «провокационность»⁶ или «издевательство»⁷, как будто этими определениями можно оправдать всё, что угодно.

В 1990 году Глеб Самойлов из группы «Агата Кристи» записал альбом «Маленький Фриц», на обложке которого портрет автора был помещен под свастикой, напоминающей фашистскую. Почти все песни альбома посвящены нацистам. Песня «Барон за рекой» исполняется от имени нациста-оккупанта, который добивается любви русской девушки из захваченного села. Барон галантен — поднимает платок — «битте, фрау!» — признаётся, что любит русскую зиму, читал Пушкина и Толстого, любит музыку Чайковского.

О, я читать много Пушкин, я читать Толстой,

И Чайковский почти как Вагнер, ja!

Я из дворян потомственный барон von Fritz,

Я есть offizieren, а не фашист

Я буду Вас везти meine Mutter nach Berlin,

Мы будем freudenschaft как Герман и Лиза

Вы есть Олеся — russisch милый ведьм

(«Барон за рекой»)

Забегая вперёд скажу, что обратная ситуация будет описана в песне «Снайпер» с альбома «Майн Кайф» 2000 года: там советский офицер добивается любви немки, но делает это не в пример грубее — оскорбляет, истязает и насилует её. Так что при любых допущениях и скидке на иронию, не остаётся сомнений, на чьей же стороне симпатии авторов.

По одну сторону баррикад с нацистами

Возвращаясь к альбому «Маленький Фриц», отмечу песню «Фрау его мечты», которая посвящена отношениям Гитлера и Евы Браун, а также песни «Последний подвиг Евы Браун», «Гитлер». Ни в одной из них нацизм, захватническая война Третьего рейха не осуждаются, но подаются как бы отстранённо, безоценочно. И всё же автор (а с ним и слушатель) оказывается по одну сторону баррикад с нацистами, смотрит на действительность их глазами, невольно сопереживает им, отождествляет себя с ними, а советские партизаны и солдаты оказываются где-то далеко, по ту сторону баррикад, они воспринимаются как чуждая и угрожающая сила. Они даже прямо называются «подонками»:

Ползут фашисты в потемках

Рыдая в преддверии смерти

Их ждут партизаны подонки

Веревка и мыльные петли

(«Но пасаран!»)

Нельзя сказать, чтобы этот альбом эстетически или идейно противоречил остальному творчеству группы «Агата Кристи», был случайным «заскоком» её лидера. Группа и впоследствии заигрывала с нацистской тематикой (например, альбом 2000 года получил название «Майн Кайф» с прозрачным намеком на опус Гитлера) или просто использовала немецкие слова в песнях, что само по себе не преступно, но в соответствующем контексте также отсылало именно к нацистской эстетике. Доходило до смешного: впоследствии Глеб Самойлов, уже выступая сольно, выходил на сцену под звуки брехтовской песни Единого фронта антифашистов, но, услышав немецкую речь, фанаты вскидывали руки в нацистском приветствии⁸.

После выхода альбома «Майн Кайф» музыканты неоднократно подчеркивали в интервью, что к фашизму он «никакого отношения не имеет», что «им просто приглянулось звучание названия»⁹, однако речь в данном случае идёт даже не о сознательном усвоении и пропаганде идей фашизма, а о гораздо более глубоком и естественном родстве.

Тематика песен, идеология группы в целом соответствовала тем ницшеанским идеям, которые были восприняты и переработаны идеологами Третьего рейха¹⁰, о вседозволенности сверхчеловека, который преодолевает рамки традиционной морали. Кстати, Ницше прямо упоминается в песне «Ты и я». Критики описывали музыкантов «Агаты Кристи» и их лирических героев «молодыми и бодрыми», «ироничными», «истеричными», «эротически отвязными», «равнодушными к заботам и постулатам „взрослого мира“, давящего моралью и поведенческими законами».

(продолжение следует)

Автор: Дмитрий Косяков

Рок-портреты