Храм. (В его убранстве, одежде служителей, формах обряда и песнопений лучше избежать прямых параллелей с какой-либо существующей религией. Если хочется сделать символику более определённой лучше двигаться в христианском русле) Иерарх, служители храма (среди них Клирик) и два младших помощника. Они совершают обряд. Музыка. Их перемещения напоминают танец. Обряд пафосен, красив. После обряда все удаляются, остаются только Клирик и младшие помощники.
1 помощник: Святейший!
Клирик: Прошу, не называй меня так. Мы ведь с вами друзья.
1 помощник: Но так предписывают правила иерархии…
Клирик: Сейчас нас никто не слышит, так что можно без чинов. Чего вы хотели?
2 помощник: Нам хотелось облегчить душу, святейший.
1 помощник: Нам страшно!
Клирик: Чего вы боитесь, ребята?
2 помощник: Вот уже больше года, как мы здесь, в храме.
1 помощник: А нам по-прежнему не даёт покоя наше прошлое. Мне часто снится прежняя жизнь, то, как я жил до очищения. Значит ли это, что обряд не сработал? Что мы всё ещё недостойны?
2 помощник: Мне всё ещё жалко Босого.
Клирик: Обряд это не магическое действо, он не действует без вашего ответного душевного усилия. И что это за разговоры? Каждый человек достоин очищения и спасения. Почему вы стыдитесь жалеть Босого? Он был хороший человек и пострадал безвинно.
1 помощник: Но ведь Первоиерарх сказал в своей речи, что «сообщества, вроде шайки Босого, это рассадники греха».
Клирик: Уверен, вы неправильно его поняли. Первоиерарх — священный глава храма, столп и утверждение его каменных сводов. Если он солжёт — купол обрушится на нас, как это однажды случилось в незапамятные времена. Это я знаю точно. И не менее твёрдо я уверен, что Босой был замечательным человеком, искренним и бескорыстным. Он действительно многим помог, он привёл вас сюда. Что же ещё?
2 помощник: А ещё то, что…
Клирик: Ну, говори.
1 помощник: Нам кажется, не мы ли виноваты в том, что его… забрали?
2 помощник: Ведь, как только мы пришли сюда, мы перед обрядом очищения, как и полагается, рассказали всё о своём прошлом.
1 помощник: А потом составляли списки.
Клирик: Постойте, что-то я не припомню, чтобы обряд очищения включал такие процедуры…
1 помощник: Но мы сделали это!
Клирик: Ерунда какая-то… Нелепость. А кто? … Впрочем, мне надо подумать. Ступайте, ребята. Хотя, постойте! Загляните в библиотеку и отыщите мне строительный план храма… Только по возможности никому об этом не говорите.
Младшие помощники уходят. Клирик молится один. Во время одного из земных поклонов начинает простукивать пол и прислушиваться.
Клирик (подходит к двери в святая святых, за которой скрылись служители после обряда, стучит): Я хочу поговорить с Первоиерархом!
Голос за дверью: Время аудиенций закончено.
Клирик: Это очень важно. Речь идёт о нарушении священных ритуалов одним из служителей.
Голос за дверью: Направьте официальный донос через канцелярию.
Клирик: Тут очень тонкое дело, речь идёт о злостных злоупотреблениях в ближайшем окружении.
Голос за дверью: Хорошо. Я передам. Ожидайте.
Через некоторое время дверь открывается. Изнутри бьёт свет. В проёме появляется значительная фигура Иерарха.
Клирик: Совершенный!
Иерарх: Говори, моя часть, я слушаю.
Клирик: Я узнал, что при обряде очищения двух моих подопечных все их слова были задокументированы. Но ведь этот обряд проходил, под вашей личной опекой. Я не понимаю…
Иерарх: Так и было. История храма знает такие случаи, когда обряд очищения проходил в присутствии писцов. В этом нет ничего предосудительного.
Клирик: Я не слыхал о таких случаях. Зачем это понадобилось?
Иерарх: Ты смущён, моя часть? Сомнения — начало падения. Ты знаешь это.
Клирик: Я так же знаю, что разум — это дар свыше.
Иерарх: Вот и воспользуйся разумом. Даю тебе повеление сосчитать в священных книгах количество изречений о гибельности сомнений и изречений, опровергающих эту истину. Представишь в канцелярию процентную разницу.
Клирик: Повинуюсь. Но сомнения нужно преодолевать, а не уходить от них.
Иерарх: Преодолевать сомнения надлежит общением с высшим. Похоже, ты стал неусерден в духовном подвижничестве, если твой разум занимают мелочи ритуального канона.
Клирик: Да, совершенный! Ты, как всегда, смотришь в самое сердце. Я действительно охладеваю к вере. И боюсь этого.
Иерарх: Неделя строгого воздержания в тёмной комнате — вот тебе мой отеческий совет и верховное указание. Победи свою гордыню и чутко прислушайся к голосу своей души. Тогда совсем другие чувства и мысли наполнят тебя. Уже на пятый день с тобой заговорит Бог. Он наставит тебя на путь.
Клирик: Благодарю. Похоже, это единственный способ исправить свою душу.
Иерарх: Но говори до конца: смущает ли тебя что-то ещё?
Клирик: Я узнал древнюю легенду о подземном ходе между тюрьмой и храмом и хотел просить вашего наставления в поисках.
Иерарх: Чтение ранних текстов без мудрого токования опасно. Не стоит принимать все слова древних учителей буквально. В легенде шла речь о духовном тоннеле — о связи сострадания между грешниками в тюрьме и служителями храма. Но теперь тюрьмы нет. На её месте стоит стационар, который служит целям любви и милосердия. Вот почему на каждой церемонии мы просим небеса об укреплении его стен.
Клирик: Да, это мудро, это правильно.
Иерарх: Не забывай, что именно здесь и именно благодаря мне ты проходил своё первое очищение. И теперь я снова вынужден спасать тебя от гибели. Десять дней хлеба, воды и одиночества в одной из тёмных комнат. Вот лучшее, что я могу тебе посоветовать. Ослушания я не приму, моя часть. (чуть выдвигается из проёма и протягивает руку)
Клирик: Ослушания не будет. Я благодарен и начну после вечернего ритуала, как тому учат мудрые предки. Во имя Бога, Иерарха и всех остальных.
Клирик подходит, снимает нагрудный знак, опускается на колени, отдаёт знак Иерарху, целует руку. Дверь закрывается. Через некоторое время появляются младшие помощники с бумагами.
1 помощник: Вот то, что ты просил, друг!
2 помощник: Поверь, мы ничего никому не сказали.
1 помощник: Спросили у секретаря как бы невзначай.
2 помощник: А потом, пока я отвлекал…
1 помощник: Я тихонько вытащил!
2 помощник: И вот! (демонстрирует ворох бумаг)
1 помощник: Мы потом тихонько унесём обратно.
Клирик: Уходите.
Помощники в растерянности, переглядываются.
Клирик: Уходите! И больше не шумите в храме.
Помощники оставляют бумаги и уходят. Клирик подходит к бумагам. Потом удаляется в противоположный край храма, пробует молиться.
Клирик: Да что же это происходит, Господи! Босой, Стационар, Патрон, общество, насилие, борьба — вот чем забита моя голова. Я хочу думать о Тебе, говорить с Тобой, и сам не слышу своего голоса. А Ты слышишь? Может быть, я слишком много на себя беру? Может быть, мне стоит предоставить этот мир и всех этих людей Твоей мудрости? В конце концов, после смерти все получат то, что заслужили. Но зачем же ты нам сотворил руки, Господи? Зачем ты сотворил нам ноги? (встаёт на колени, молится)
Входит Поэт.
Поэт: Клирик! То есть, прошу прощения, святейший.
Клирик (сердито): Да.
Поэт: Мне очень нужно поговорить с тобой.
Клирик (смягчаясь, но всё ещё задумчиво): Я рад тебя видеть, Поэт. Не часто ты заглядываешь в храм.
Поэт: Да, не часто. Но, скажи, куда же ещё пойти? В какое место отнести всё то, что скопилось в душе? Я всё кружил по городу, и везде натыкался на собственные воспоминания. Ведь с каждой скамейкой, с каждой улицей в этом городе для меня что-то связано. И только в этот храм я когда-то приходил один. Именно здесь мне хотелось обо всём забыть и сделаться лучше. Правда все эти добрые намерения я и оставлял здесь, а за порогом меня поджидали воспоминания, хватали и волокли. Я отчасти понимаю, Клирик, почему ты предпочёл остаться по эту сторону… Ты знаешь, что мы с Элей расстались? Теперь она с Патроном…
Клирик: Нет, я не в курсе. Быстро же у вас там всё происходит.
Поэт: Да нет, просто это у Эли в жизни происходят перестановки так же быстро, как и в квартире.
Клирик: С тех пор, как мы встречались все вместе, когда ты её привёл, прошло уже несколько дней, кажется? Я был занят в храме, у нас идёт торжественная неделя. Если бы ты знал, Поэт, как я сейчас далёк от этих ваших дел.
Поэт: Да, я понимаю. Просто хотелось сказать.
Клирик: Может быть, теперь ты обратишь внимание на Аню?
Поэт: Может быть. Я даже попросил её сохранить у себя кой-какое наше оборудование. Но не об этом речь.
Клирик: Постой, какое оборудование? Проектор?
Поэт: Ну… динамит.
Клирик: Постой, какой динамит? Откуда?
Поэт: От верблюда. Ну, конечно, от Патрона.
Клирик: И ты отдал его Ане?
Поэт: А что, ты бы предпочёл оставить его Патрону? Я уверен, что мы и без спецэффектов отлично обойдёмся. Я как раз пришёл сказать… Ты действительно очень занят?
Клирик: Мне предстоит очень серьёзное испытание… Да. Очень серьёзное испытание.
Поэт: Правда? Насколько серьёзное?
Клирик: Настолько, что мне хотелось бы, чтобы ты передал Патрону, что…
Поэт: Вот даже как? Ты прощаешься?
Клирик: Нет-нет. Я не прощаюсь. Я не прощаюсь.
Поэт: Просто я хочу сообщить тебе… именно тебе… И хочу, чтобы ты, в свою очередь, передал Патрону. Я нашёл способ разузнать о Босом!
Клирик (как бы пробуждается, и в нём загорается прежний огонь): Разузнать о Босом? Как?
Поэт: Но ты вроде бы прощаешься…
Клирик: Я же сказал, что не прощаюсь. У меня ещё… есть достаточно времени! Говори!
Поэт: В городе действует программа благотворительных концертов. Я человек на эстраде известный. Так что могу договориться, чтобы меня направили с благотворительным выступлением к пациентам стационара. С публикой работать я умею, память на лица у меня хорошая, вызвать нужного человека на сцену и в игровой форме обменяться с ним любой информацией мозгов у меня хватит.
Клирик: Ну, Поэт! Горячая головушка! Но ты хоть понимаешь, какой это риск? Если тебя заподозрят, то…
Поэт: Всё я отлично понимаю. Но мне не страшно теперь. Это раньше я боялся, пока Эля была. Я всё дрожал за оплаченный абонемент в спортзал, за скидки в кафе, за знакомства с администраторами клубов. А сейчас меня ничего не волнует, кроме собственной совести. А она пострадает именно если я струшу.
Клирик: И больше совсем ничего?
Поэт: Поверь, если что-то случится, Аня отыщет себе, за кого болеть душой.
Клирик: Надеюсь, ты это делаешь не от отчаянья, и не для того, чтобы что-то доказать.
Поэт: Хоть бы и так. Я действительно хочу кое-что доказать Патрону. Но не потому, что обижен на него, а именно потому, что восхищаюсь им. И тобой, Клирик. Я хочу быть, как вы, как Босой. Хочу жить не ради свего личного кошелька, своей личной славы или сугубо личного спасения собственной души. Хочу быть чем-то большим, чем я сам. Хочу, чтобы вы снова были вместе!
Клирик: Хорошо, Поэт. Хорошо!
Поэт: Но ты? Расскажи, что предстоит тебе? Куда ты собрался?
Клирик: Я… Да никуда я не собрался, вот что! Это ещё бабушка надвое сказала. Никуда я не собрался! Чёрта им лысого! Ха-ха!
Поэт: О чём ты? Как-то ты странно себя ведёшь.
Клирик: Да ничего. Всё в порядке. Теперь всё в порядке. Ступай. И готовь свой благотворительный концерт. Нам надо действовать быстро.
Поэт: Благослови меня.
Клирик (кладёт руку ему на голову): Помоги тебе Бог. Ступай.
Они пожимают друг другу руки и расстаются.
Клирик: У тебя странное чувство юмора, Господи! Я не всегда улавливаю. Но, поверь, и я не зануда. Уж не знаю, это ли Ты имел в виду, но мне приятно думать, что мы с Тобой заодно.
Подходит, жадно хватает бумаги и начинает изучать их. Потом внимательно осматривает храм. По ходу осмотра и рассуждений делает пометки в бумагах.
Клирик: Вот своды, означающие небо и всё, что на нём есть. Оно как бы спукается ко мне, обнимает меня. Сам храм — как зона перехода, точка нуль-пространства между двумя мирами, не принадлежащая ни одному из них и обоим сразу. Но пока я здесь стою в нерешительности, я и сам нуль-существо. Ничей. Может быть, я пришёл сюда, тоже спасаясь от одиночества. От пустоты, которую не заслонить никакими друзьями, никаким обществом. Есть такая пропасть в душе человека, которую заполнит только Бог. Может быть, Патрон отважнее меня, если живёт с этой пустотой внутри и всё же находит в себе силы смеяться, бороться, любить…
Вот священное изображение, одна рука указывает в небо, туда же поднят и взгляд, как бы задающий направление движения. Другая рука указывает на сундук для взносов — символ жертвы и отказа от земных богатств.
Что-то здесь не вяжется… Неужели залог восхождения — это те деньги, которые люди приносят сюда? Почему именно сюда, а не друг другу, не нуждающимся? Богу не нужно денег!
Опрокидывает сундук. С громким звоном по полу рассыпаются деньги. Под сундуком обнаруживается вход в подвал. На звон прибегают младшие помощники.
Помощник1: Что случилось?
Клирик: Времени мало. Видите это? (указывает на подвал)
Помощник1: Ну.
Клирик: Держите эти бумаги и сохраните их для меня! А теперь уходите. Тут уже никого нет. Завтра придёте, как ни в чём не бывало.
Помощник2: А ты?
Клирик: А мне тут нужно ещё кое с чем разобраться. Идите. Быстро!
Помощники уходят. Потом появляется Иерарх
Иерарх: Ты что себе позволяешь!
Клирик: Просто слушаюсь своей совести.
Иерарх: Совести будешь в тёмной комнате слушаться. Прочь с глаз моих!
Клирик: Нет. Я никуда не уйду.
Иерарх: Да как ты смеешь? Навоз! Дерьмо!
Клирик: Это мой храм. Мой, а не твой, слышишь! Убирайся и не заслоняй людям солнце.
Иерарх: С каких это пор храм стал принадлежать черни, вроде тебя?
Клирик: С тех пор, как был построен. Вот доказательство. (указывает на тоннель) Святая рука указывает вовсе не на твои деньги. А на тоннель для спасения узников, всех тех, кто предпочёл правду и застенок, вместо обмана и брюха, как у тебя. А ты, совершенство, если хочешь доказать, что ты подлинный служитель храма, а не ворюга — откажись от всех доходов и оставайся рядовым служителем. История храма знает такие случаи.
Иерарх (хохочет): Отказаться от доходов? Нет! Ты глубоко ошибаешься, моя часть, если думаешь, что мои доходы находятся только в этом сундуке. За последние годы я сумел превратить в источник дохода каждый кирпичик этого храма. Золото струится в воздухе, золото в украшениях, в красках стен, в цветах одежды. Каждый приходящий сюда хочет стать капелькой золота, которая перетекает здесь из одного состояния в другое. Ты глупец, если не заметил этого. Ты ничего не понял в храме! Весь мир разлагается на деньги, и души людей — тоже!
Клирик (пытается открыть крышку): Ты предал всех! Ты отнял у людей Бога! Однажды они восстанут и отрекутся от своей веры, проклянут небо и взорвут храм. И только ты, только ты будешь в этом виноват!
Иерарх бьёт чем-нибудь Клирика по голове, оглушает его. Задирает подол облачения, достаёт телефон.
Иерарх: Господин Инспектор? Можете тут у меня забрать одного на профилактику? Да нет, давайте через тоннель — так быстрее будет.
Свет гаснет. В пятне света Поэт:
Здравствуй, милый дом,
Я погружаюсь в объятья ужаса,
В сердце всё вверх дном,
Перед глазами горит и кружится.
Здравствуй, милый дом,
Я превращаюсь в пустую улицу,
Ломаным стеклом
Ты проведи по моему лицу.
И по детским следам побежит моя кровь,
Я тебе отдам все букеты цветов,
Я тебе подарю свой отчаянный крик,
Я сделаю трюк против правил игры,
Я оборву все обои с каждой мёртвой стены,
Я проломлю и открою потайные ходы,
Я подожгу занавески — мы станцуем втроём,
И обнаружатся фрески за растаявшим льдом…
льдом…
Здравствуй, милый дом,
Я погружаюсь в объятья ужаса,
В сердце всё вверх дном,
Перед глазами горит и кружится.
Здравствуй, милый дом,
Я превращаюсь в пустую улицу,
Ломаным стеклом
Ты проведи по моему лицу.
Так сорви мою маску правдивой рукой,
Забери меня в сказку и сделай едой,
Преврати в отраву и забрось на звезду,
Накорми мной ораву своих мёртвых душ.
Я всё равно возвращусь своей секретной тропой
И кое-что притащу потайное с собой,
Я научу вас летать кусками и целиком,
Ещё не поздно сбежать, оставить мне этот дом.
Здравствуй, милый дом!
Дмитрий Косяков, 2009 г.
Что случилось ... 
Комплекс Че Гевары. Действие 2: 2 комментария