Чтобы должным образом оценить опыт ХХ века, левым необходимо определить природу и сущность общественно-экономического строя СССР и иных стран «соцлагеря». С ответа на этот вопрос должно начаться построение национальной и глобальной стратегии левых. В небольшой заметке «К идее отсоединения» (A Note on the Concept of Delinking) 1987 года Самир Амин говорит о выборе между двумя экономическими моделями: национально и народно ориентированной или подчинённой требованиям капиталистической миросистемы.
Амин показывает, что бессмысленно спорить о сравнительной эффективности этих моделей, поскольку каждая из них предполагает разные критерии эффективности и ориентирована на различные классы и слои общества. Национально ориентированная позволяет обеспечить рост доходов трудящихся масс (рабочих и крестьян), а ориентированная на встраивание в мировое хозяйство позволяет увеличить доходы «средних городских слоёв» за счёт доходов рабочих и крестьян путём превращения страны в сырьевой придаток «развитых стран». По второму пути и пошла в своё время Россия. О чём не упомянул Амин в своей короткой заметке, так это о том, что выгоды второй модели работают в краткосрочной перспективе, а потом количество средних слоёв — выгодополучателей зависимой сырьевой экономики — начинает сжиматься и бенефициарами системы остаются лишь верхи.
Посыл социалиста Амина очевиден — выбор в пользу «отсоединения» (delinking) во имя всестороннего развития, независимости страны и сохранения культурной автономии.
Но тут становится очевидным важное упущение автора. К кому обращён его призыв? К интеллигенции стран «третьего мира»? К искренним правителям отсталых стран?
История показывает нам, что выбор в пользу одной из двух описанных Амином моделей происходит не в вакууме, не в чистых сердцах тех или иных правителей. Зачастую этот выбор приходится делать практически с ножом у горла в ходе напряжённой классовой борьбы, которая развёртывается как внутри страны, так и на международном уровне. Вопрос лишь в том, кто держит этот нож.
Вспомним классический пример с Чили. Чилийский народ законным демократическим путём привёл к власти президента-коммуниста Сальвадора Альенде, который начал проводить национально ориентированную политику, обеспечивать права и благосостояние трудящихся. Делать это ему пришлось при яростном сопротивлении имущих классов, которые в итоге заручились поддержкой мирового гегемона США и в результате военного переворота привели к власти фашистского диктатора Пиночета, который физически истребил всех левых, разгромил профсоюзы, приватизировал экономику, но зато получал поддержку из США в виде кредитов и выгодных торговых сделок. И пример Пиночета является образцом для буржуазии многих стран капиталистической периферии, включая Россию.
Чего не хватало рассуждению Амина о двух моделях, так это мировой революционной перспективы, указания на то, что на выбор будет оказывать давление могущественный центр мировой капиталистической миросистемы, и к этому надо быть готовым перед «отсоединением».
Этот вопрос впоследствии рассмотрел Александр Тарасов в своей статье «Суперэтатизм и социализм», написанной уже после распада Советского Союза. Тарасов переосмысляет сущность советского строя и помещает проблему в контекст мировой революции. Советский строй он определяет как «суперэтатизм» – «строй, парный капитализму в рамках одного способа производства – индустриального способа производства».
В силу своей отключённости от капиталистической миросистемы, страны с этим строем могут выступать в качестве тыловых баз мировой революции, всеми силами поддерживающих и подталкивающих революционные процессы в странах капиталистической миросистемы. В сущности, они просто вынуждены выступать в качестве таковых, поскольку в противном случае капитализм попросту задушит, взорвёт изнутри или завоюет их.
Чем обосновывает Тарасов свою идею суперэтатизма как особого типа общественно-экономического строя (формации)? «Общественно-экономический строй формируется двумя основными признаками: СПОСОБОМ ПРОИЗВОДСТВА и СОБСТВЕННОСТЬЮ НА СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА. Достаточно изменения одного из этих признаков – и изменится строй. В самом деле, переход от рабовладения к феодализму и от феодализма к капитализму сопровождался изменением способа производства, но не изменением формы собственности: во всех трех случаях мы имеем дело с ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТЬЮ НА СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА».
Талантливый отечественный историк Василий Илюшечкин в книге «Теория стадийного развития общества» выдвигает более сложную схему определения формаций. Давайте проверим теорию Тарасова, исходя из схемы Илюшечкина.
По Илюшечкину исторические формации различаются по ступени развития производительных сил (использование машинной техники при капитализме в отличие от предшествующих типов общественно-экономического строя), по типу производственных отношений (производство прибавочной стоимости при капитализме), по типу общественного производства (товарное машинное хозяйство, интенсивное и стихийное при капитализме), по общественной структуре (при капитализме, два основных противоборствующих класса — эксплуататорский класс крупных и средних собственников и эксплуатируемый им класс работников — плюс промежуточные классы).
Если наложить идею Тарасова на эту схему, то получится, что суперэтатизм совпадает с капитализмом ступенью развития производительных сил (как и утверждал Тарасов) и типом производственных отношений. В советском строе прибавочная стоимость также производилась, но она поступала в распоряжение государства, которое выступало коллективным эксплуататором (как и утверждал Тарасов). Тип общественного производства оказывается при капитализме и суперэтатизме различным — стихийный при капитализме и плановый при суперэтатизме. Различается и структура общества — классовая при капитализме, бесклассовая при суперэтатизме (даже привилегированная государственная бюрократия формально оказывается наёмным работником государства и вынуждена дополнительные блага воровать, а не «законно» присваивать, подобно капиталистическим собственникам).
Тарасов обосновывает правомерность одновременного существования двух типов общественно-экономических строя при одном способе производства ссылкой на период античности, «когда существовало классическое рабовладение (на Западе) и то, что Маркс называл «азиатским способом производства» (на Востоке)».
Однако этот тезис можно оспорить: многие исследователи утверждают, что античная цивилизация держалась отнюдь не на рабстве, и основную долю общественного продукта обеспечивали не рабы, а свободные крестьяне. Илюшечкин даже объединяет рабовладельческий и феодальный периоды в единый тип «сословно-классового общества».
Тем не менее с точки зрения схемы Илюшечкина выдвижение суперэтатизма как отдельного строя, парного капитализму, выглядит правомерным.
В целом совпадают у обоих авторов взгляды на грядущий социализм. Илюшечкин указывает на использование экологизированной автоматической техники, а Тарасов говорит об «автоматизации, роботизации и компьютеризации»; Илюшечкин говорит о том, что человеку в данной системе производства достанется «контрольно-логическая функция», Тарасов подчёркивает, что «ведущим субъектом социалистической революции должен стать ученый (или, шире, интеллигент)».
Тарасов даже утверждает, что «эта НОВАЯ интеллигенция, этот новый класс, прямо связанный с новым – социалистическим – способом производства, основанном на знании, и должен стать гегемоном мировой социалистической революции». Таким образом он пытается обосновать ведущую роль интеллигенции в противовес классическому представлению о гегемонии пролетариата. По мнению Тарасова, Маркс, концентрируясь на революционной роли пролетариата, проглядел самого себя, то есть революционного интеллигента.
В поддержку теории Тарасова даже выдвигалось философское рассуждение в духе Гегеля о том, что в пролетариате заключается отрицание капиталистических отношений, в то время как интеллигенция воплощает собой их снятие.
Впрочем, Тарасов делал важную оговорку, что «капитализм постоянно будет пытаться превратить [интеллигенцию] в класс НАЕМНЫХ работников умственного труда». Я бы добавил сюда ещё одну опасность — проблему воспроизводства интеллгенции, отсутствие порождающей её среды.
Маркузе в «Критике советского Марксизма» писал, что идея партии в качестве авангарда появилась у Маркса после 1948 года. До того он считал, что пролетариат справится с революцией практически сам в силу своего положения и присущей ему революционности. Наблюдая деморализацию пролетариата после поражения революций 1848 года, Маркс пришёл к мысли о привнесении революционного сознания в массы извне и возложил эту задачу на интеллигенцию, то есть на партийное руководство. Эту идею закрепил и развил Ленин.
Троцкий, когда ещё был в контрах с Лениным, выдвинул теорию последовательного заместительства: партия подменяет собой пролетариат, центральный комитет подменяет собой партию, вождь подменяет собой ЦК. Сам Троцкий потом отказался от этой схемы, но его биограф Дойчер показывает, что Троцкий был прав, и его схема всё же была реализована. Более того, в крестьянской России революционный пролетариат уже выступал заместителем всего народа, а потом он оказался частично выбит войной, частично всосан новым госаппаратом, частично растворён в прихлынувших на производство крестьянах.
Почти по той же схеме оказалась частично уничтожена (гражданской войной, а потом репрессиями), частично растворена (ленинский набор) партия, пока не остался у руля один Сталин.
Октябрьская революция поставила российскую интеллигенцию на небывалую высоту, но примерно со смерти Ленина она начинает утрачивать своё влияние, частично под давлением внешних обстоятельств, частично вследствие внутреннего перерождения.
У нас последним подъёмом влияния интеллигенции была «перестройка», после чего роль интеллигенции свелась практически к нулю, к функции обслуживания власти. На Западе с интеллгенцией научились работать после 1968 года. 1968 год также стал всплеском активности масс (студентов и рабочих) и резким подъёмом влияния интеллигенции. Но протест был подавлен, а интеллигенцию сумели частью задушить, частью прикормить. В качестве квазиинтеллигенции появились «бобо» — работники интеллектуальной сферы, которые якобы общественно и творчески активны (всевозможные копирайтеры, криэйторы, спичрайтеры, сценаристы и журналисты). В качестве «свободы» им разрешается носить кольцо в носу, быть геями, защищать права тушканчиков и смотреть чушь в интернете.
В принципе, уже Тарасов, несмотря на своё восхищение 68-м, отмечал, что большинство участвовавших в нём считали, что они заставят богачей поделиться с собой, а когда выяснилось, что это им как жителям мировой метрополии придётся поделиться с «третьим миром», то они резко охладели к революции. Да и богачи-таки поделились: дали им «пляж вместо мостовой» — позволили путешествовать, избавили от излишней трудовой дисциплины, рассадили на креативные должности и всякие «bullshit jobs» и разрешили втихаря покуривать травку.
Итак, что имеем в сухом остатке? Цель современной национальной революции заключается в построении национализированной экономики — суперэтатизма. Цель суперэтатизма — подталкивание мировой революции. Но вот вопрос с революционным субъектом остаётся открытым. Революционной интеллигенции в нашей стране (да и в любой другой) мы в данный момент не наблюдаем. Возможно, что создание такой интеллигенции — и есть задача нынешнего дня.
Дмитрий Косяков. Январь 2022 г.
Что случилось ... 