Шевчук против советской попсы (альбом «Время»)
Альбом «Время» вышел в первый год «перестройки». Собственно, и до того как партия объявила курс на гласность и плюрализм, Шевчук выступал с критикой советского быта и советской действительности. Правда, подчеркнём, выступал он не против основ советского строя (плановая экономика, установка на социальное равенство, государственная собственность на средства производства), а против «перекосов» и «извращений» этих основ. Ему претили именно явления, противоречившие советскому строю и советской идеологии (блат, кумовство, привилегии бюрократии).
Первой композицией альбома стала зарисовка «Иван Иванович умер», где крупный чиновник — начальник треста — окружённый всеобщим подобострастием, умирает как раз во время произнесения бессодержательного тоста. Можно сказать, Юрий замахнулся на святое: на высшую номенклатуру. Но, как говорится, замах вышел на рубль, а удар на копейку. Номенклатуре и её главенству он противопоставил биологические законы смерти, мол, опомнитесь, пока пред богом не предстали.
Провокационно, эпатажно на фоне слащавой и романтической советской эстрады выглядит «Песня о дохлой собаке». Собственно, её первые строчки — это издёвка над оптимизмом советского официозного искусства:
Как сладко бояться того, чего нет, плещется что-то в груди.
Как просто вникать в наркотический бред, о том, что все еще впереди.
Как легко верить в то, что нам с детства долбят, сомневаться в чем-либо лень.
Хорошо засыпать, жрать и дев целовать, пусть всегда будет выходной день!
Фразу из популярнейшей советской песни «Не надо печалиться» («Вся жизнь впереди — надейся и жди») Шевчук называет «наркотическим бредом».
Сразу скажу, лично я люблю советскую эстраду, но признаю и правоту Юрия Шевчука. Как это возможно? Дело в том, что вчерашняя попса уже не совсем попса, поскольку задача массовой культуры примирять человека с текущим моментом, растворять его в нём, а момент этот постоянно меняется. Таким образом, вчерашняя попса не может примирить нас с текущим моментом, ибо она была сочинена для момента вчерашнего. Она выбивает нас из повседневности, и уже этим немного приближается к контркультуре, задача которой как раз является поссорить нас с текущим положением дел, помочь нам сопротивляться обыденности.
Советская эстрада писалась для советского общества, она ориентирована на иные ценности, а источник своего оптимизма черпает в безоглядной вере в светлое будущее. Поэтому сегодня она предпочтительнее модных современных песен.
Но тогда, в восьмидесятые годы, она способствовала инертности, безразличию советского общества, делала его вялым и неспособным противостоять предстоящим потрясениям. Поэтому прав был Шевчук, потрясая перед носом советских обывателей своей дохлой собакой. Кстати, что это за метафора? Кто имеется в виду?
О не пинайте дохлую собаку, она не может вас уже укусить.
Ну, конечно, вы не виноваты в том, что не сумели, как хотелось прожить.
Очевидно, речь идёт о деятелях культуры, о старшем поколении музыкантов и поэтов. Это они — дохлая собака, пинать которую уже не имеет смысла. Однако напрасно Шевчук так рано похоронил их, поскольку все они благополучно дожили до развала страны и успели занять выгодные места на эстраде новой, капиталистической, России.
В целях эпатажа была написана и песня «Монолог в ванной».
Наполню я ванную до краев, брошусь печально на дно.
Пышное, белое тело мое заплачет душистым шампо.
Чуткие ножки свело от тоски, сердце дымит без огня,
О как не хватает могучей руки, чтобы крепко потерла меня.
Здесь Шевчук продолжат линию на высмеивание «низкой» любви, деромантизирует любовь, опять же, в пику советскому масскульту. И при этом он всячески выпячивает эротические образы, перемешивая их с бичеванием пьянства, что опять же соответствовало перестроечному курсу.
Мальчики, мальчики, мальчики, мальчики, где вы, Ромео, живете?
Верные, добрые, чуткие мальчики, что же вы так много пьете?
Одной из ударных песен альбома, долгоиграющим хитом Шевчука стала песня «Мальчики-мажоры». Пожалуй, самым ярким следствием и одновременно причиной социального неравенства является наследование статуса: «сыновья дипломатов, юристов, министров и профессоров» с лёгкостью получают высокие посты в тех же сферах, в то время как «кухаркины дети» остаются на нижних этажах общественной пирамиды. Даже если «папаши» добились высокого положения своим трудом, они всё равно постараются исполнить «любой сыночкин каприз» и устроить своих чад получше, даже если те совершенно бесталанны и ленивы. Так происходит не только кристаллизация верхов, но и их вырождение.
В сословной системе это считается преимуществом, в буржуазной — нормой, неизбежным злом, в советской — это воспринималось как вопиющая несправедливость и вызывало заслуженный гнев. Советская система оказалась заражена явлениями более характерными для буржуазного общества: социальным неравенством, взяточничеством, попсой, развратом. Шевчук и другие рокеры смело разглашали эти пороки. Но гласность уже не могла ничего изменить. Советское общество стремительно скатывалось в капитализм.
Актуальность церкви (альбом «Я получил эту роль»)
Следующий альбом группы «ДДТ», «Я получил эту роль», вышел аж через три года, когда «перестройка» достигла своего пика. В это время критика наследия сталинизма, которому приписывались недостатки позднего СССР, перешла в нападки уже на саму революцию. В «перестройке» проявляются как бы две линии: с одной стороны, в последние советские годы в СССР публикуют ранее неизвестные произведения коммунистических авторов, например, Воронского, Касаткина, Неруды; а с другой начинают уже активно публиковать белоэмигрантов, религиозных философов и т. д. Причём первая линия постепенно скудеет, а вторая крепнет и усиливается.
Это первый ленинградский альбом Шевчука, записанный с новым составом и в новом звучании, первый его настоящий всесоюзный успех. Здесь также звучит социальная критика, но теперь она превращается в критику не отдельных пороков, а положения дел в целом, в оспоривание основ строя.
Интересно, что, ругая систему и её ценности, Шевчук не щадит и контркультуру, то есть тех, кто вроде бы системе противостоит.
У нас в деревне были тоже хиппаны,
Но всех — увы! — уже давно позабирали,
И я один, заплаты ставя на шузы,
Пытаюсь встать, да что-то ноги отказали.
Шевчук одновременно и ностальгирует, и иронизирует по поводу хипповой субкультуры, и прощается с ней.
Да, я последний из колхозных могикан,
Лежу и плачу, вспоминая всю систему,
Как на стриту аскали дружно на стакан,
Как найтовали мы с герлой по кличке Э-э-эмма!
Одной из ключевых композиций альбома стала песня «Церковь». Шевчук представляет современного ему человека, даже современного интеллигента как разрушенный храм. Вообще тема разрушенных церквей становилась всё более актуальной, с тех пор как её подняли советские писатели-деревенщики.
Я — церковь без крестов,
Стекаю вечно в землю,
Словам ушедшим внемлю
Да пению ветров.
Я — память без добра,
Я — знанье без стремлений.
Остывшая звезда,
Пропавших поколений.
Шевчук представляет современного человека морально неполноценным, покалеченным. Почему? Ну, прежде всего, потому что Россия прервала свою христианскую традицию, хотя даётся и намёк на «пропавшие поколения». Уж не поколения революционеров ли это, выкошенные косой сталинских репрессий? Если и так, то к ним, скорее всего, Шевчук присоединяет и поколение старой царской интеллигенции, сметённое революционной волной. Это вполне в духе набиравшего оглушительную популярность Солженицына: тот тоже не отделял революционный террор от контрреволюционного.
Вслед за Солженицыным двинулось и большинство позднесоветской интеллигенции. Вот и выходило, что пока мы не восстановим былую власть православия над нашими душами, мы будем «птицей без небес», «каменным эхо».
Также очень важны на этом альбоме песня «Революция», в которой Шевчук откровенно осуждает революционное насилие, забывая, что революционное насилие — всегда насилие ответное, насилие слабых, которые кидаются грудью под пули, поскольку не могут больше терпеть. Шевчук — пацифист, он за непротивление злу насилием. Позиция весьма удобная для набиравшего силу зла.
Ещё более важной стала заглавная песня альбома, в которой честно и глубоко раскрывается состояние позднесоветского общества. Это поколение разъедают сомнения, всё, на что оно способно, это «сидеть и страдать». «Хитрейшие просто давно положили на всё» и приспособились к новой обстановке, Шевчук по крайней мере способен ещё испытывать моральные терзания по поводу происходящего упадка, способен «скулить у захлопнутых врат». Поколение отцов с его номенклатурной фразеологий, сталинизированным коммунизмом не способно разрешить сомнения молодёжи, «подержанные фразы» не годятся для новых времён. Разрыв поколений, несовместимость идеалов.
Поверив в то, что сталинизм и есть настоящий коммунизм, советские обыватели обратились к религии, как к единственной идеологической альтернативе.
Вставай, колосс! (альбом «Оттепель»)
Альбом «Оттепель» вышел в 1990 году. Советскому Союзу оставалось существовать считанные месяцы. Самое название развивает перестроечную тематику. Ведь «перестройка» сравнивалась со второй «хрущёвской оттепелью» и образ генсека-десталинизатора был весьма актуален.
Новый альбом вышел ненамного сильнее предыдущего. Снова звучат едкие сатирические песенки, хотя и затрагивающие болезненные проблемы современности («Милиционер в рок-клубе», «Мама, я любера люблю»), но не предчувствующие надвигающуюся трагедию. Ещё раз звучит песня «Церковь» с её «полночной луной» и «серыми туманами».
Пожалуй, единственная песня, в которой Шевчук задумывается о судьбе всей страны, это «Большая женщина». Хоть и исполненная в той же бодрой, ёрнической манере. «Большая женщина» — это, конечно страна, даже Россия, раз уж она наделяется женским родом.
Я падаю с высот твоей груди,
Я заблудившийся в тайге твоих волос.
Хочу тебя обнять, хочу в тебя войти,
Люблю тебя. Вставай, колосс!
Но всё, происходящее со страной, вызывает у поэта лишь горькую иронию. Возможно, потому, что страну он ассоциирует с государством.
Большая женщина на плахе косметических решений
Очередной хирург, подав наркоз, наводит красоту.
Большая женщина, ты снова голодна, но где то семя,
Которым мы тебя набили, чтоб увеличить полноту?
Поэт догадывается, что «косметические решения», которые принимают властители-хирурги, могут обернуться плахой. Власти заботятся лишь о том, чтобы «навести красоту», а народу «подать наркоз». Недоверие к власти совершенно справедливо зашкаливало в обществе, но какие решения и кто готов был предложить?
Старым лозунгам, старой риторике уже никто не верил, но на что следовало заменить старую идеологию? «Где то семя?» Свои решения предлагали либералы (открыть границы и встроиться в мировую капиталистическую систему, в том числе, духовно) и монархисты-черносотенцы, вроде Солженицына (поменять коммунистическую идеологию на православие, вернуть власть церкви).
Мы уже знаем, что были выбраны оба варианта. Интересно, что и сам Шевчук и его коллеги-рокеры воплощали собой оба эти пути: Шевчук, Гребенщиков, Макаревич, Кинчев и другие запели о религии, но в ритмах американского рок-энд-ролла. Сама рок-сцена стала формироваться по правилам западного капиталистического шоу-бизнеса.
Они пели о религии, но играли на американских инструментах — чем не метафора новой российской власти? Они тоже «пели о религии», о «традиционных ценностях» но инструменты преобразований выбирали чисто американские: шоковая терапия, приватизация, монетизация.
Следует отметить, что и сама церковь, несмотря на свой старинный декор, во все эпохи играла совершенно различную роль, имела совершенно различную сущность. В Российской империи она была чиновным ведомством, подчинявшимся Синоду, при Сталине встроилась в бюрократическую структуру и сделалась одным из «приводных ремней» советского государства, в буржуазной РФ она стала коммерческой структурой, подобием закрытого акционерного общества.
Капитализм с православным декором — вот путь, который избрали правители и интеллигенция.
При этом существовали и иные пути, скажем, красный консерватизм (сохранение СССР в прежнем виде) или путь внутренней и внешней революции (демократизация и мобилизация общества на принципах подлинного марксизма). И эти пути рассматривались значительной частью общества и были представлены в том числе и на музыкальной сцене. Достаточно назвать «Гражданскую оборону», группу «Диктатура» и тогдашнюю «Любэ».
От нескончаемых боёв… (альбом «Пластун»)
Но давайте вернёмся к Шевчуку, ведь именно он воплощает наиболее распространённые интеллигентские настроения тех лет.
Альбом «Пластун» был записан в 1991 году — в год крушения СССР. И вот тут уже Шевчук и музыканты «ДДТ», что называется, ощутили и восчувствовали. Сам Юрий этот альбом не любил, считал его неудачным: «Весь 1991 год мы пытались записать всё, что было написано до 1990-х. Я в Москве записывал вокал, жара жуткая, безветрие… Какое-то абсолютно болезненное, мерзкое состояние. Альбом мне совершенно не нравился. Я как бы проводил 1980-е тогда»1.
Думаю, виноват тут не альбом, а тяжёлое время и мучительные воспоминания, связанные с ним: поражение в Афганской войне, гибель Александра Башлачёва и Виктора Цоя, развал страны, прежнего быта, культуры. В альбом вошли песни разных лет («всё, что было написано до 1990-х»), то есть не только непосредственно отражающие события 1991 года, но в этом альбоме они зазвучали по-новому, получили более глубокий смысл и трагическое звучание. Наверное, в этом и большая заслуга музыкантов «ДДТ»: клавишника Андрея Муратова; саксофониста Михаила Чернова, к оторый также писал оркестровку для духовой секции и симфонического оркестра; гитариста Андрея Муратова, лицо которого в результате попало на обложку альбома, и других. Такое ощущение, что закат эпохи бросил особый отблеск на этот альбом.
Здесь много проникновенных и глубоких композиций: «Дороги», «Предчувствие гражданской войны», «Ветры». Есть и типичные для Шевчука «сермяжные» песни «Перестроище» и «Змей Петров».
Я остановлюсь на песне «Победа»:
Непобедимая победа за дверью тонет и горит:
«Пустите, братцы, пообедать, давно не ела, всё болит.
Я так устала, так устала от нескончаемых боев,
За пайку хлеба, ломтик сала, я полюблю вас…»
Скорее всего, изначально, это была песня об Афганской войне. Соблазнившись возможностью быстрой победы, руководство СССР ввязалось в тяжёлую, кровопролитную войну на территории сопредельного государства. Невольно напрашиваются параллели с современным конфликтом. Так же противника поддерживали США, которые предпочитали воевать против восточного соперника чужими руками. И так же эта война обернулась катастрофой и небывалыми потерями. Даже политический смысл войны для советского руководства был схожий: дать острастку западному блоку и взбодрить собственное общество «маленькой победоносной войной».
Однако разница заключается в том, что советские войска были приглашены в Афганистан законным правительством страны для борьбы исламскими радикалами. СССР, несмотря на свою заскорузлость, всё же в этой войне защищал прогресс, в то время как его противники выступали за религиозный фундаментализм и «традиционные ценности».
А мы пахали скромно. Ведал делами нашими покой.
Нам ни к чему была Победа, ведь мы не бредили войной.
Но ослепительно красива победа знойная была —
Не устояли, пригласили, но вслед за ней вползла Беда.
О каких «покойных» временах мирного труда поёт Шевчук во втором куплете? О временах перед войной? В таком случае песня оборачивается призывом вернуться в тихие застойные времена. В СССР всё было спокойно, зря только мирные советские люди соблазнились «ослепительной красотой» Победы.
Но очень быстро, в контексте общего культурного курса, песня приобрела иной смысл. Мирными временами стали считаться не довоенные, а дореволюционные. «Ведём войну уже семьдесят лет, нас учили, что жизнь — это бой», — пел в то же время Гребенщиков. В том же духе снимались мультфильмы (см., например, «Колобок, колобок»), фильмы, телепередачи, писались статьи. Понемногу интеллигентская ностальгия переползала всё дальше в прошлое.
В качестве бонуса на альбом впоследствии была добавлена остросоциальная песня «Депутат Прокопенко» (запись с концерта 1989 года). В ней перечисляется целый букет социальных типов, озвучивается множество общественных проблем: рэкет, сионизм, проституция, упоминается «экстрасенс» Анатолий Кашпировский…
Гуманист Кашпировский читает «Майн кампф»,
Рядом Гриша Распутин трясёт бородой,
Он научит Толяна как делать в кайф,
Как лечить лопухов, как повышать надой.
Дезориентированное и сбитое с толку общество, потерявшее прежние идеалы ударилось в мистику, доверяло всяческим телевизионным шарлатанам, внезапно расцвёл даже местный фашизм. Верно отмечал социолог Александр Тарасов, что «идеологический вакуум легче всего заполняется национальной идеей»2. Вот на почве этой идеи и вызревал великорусский национализм, а также национализмы других республик.
Не обошлось и без шпильки в адрес бывшего собрата по рок-подполью Бориса Гребенщикова, которым Шевчук некогда восторгался:
Миссионер Гребенщиков эмигрирует в город Рязань,
Мы спросили, зачем, он ответил: «Всё дрянь.
Это страшный страна, это страшный страна,
В этих джунглях меня уже никто не понимает… не понимает!»
И правда, Гребенщиков в это время находился за границей, пытался строить карьеру в американском шоу-бизнесе. Его отъезд действительно напоминал бегство с тонущего корабля.
Примечания
1DDT. Понимание свободы. https://web.archive.org/web/20141024050205/http://fuzz-magazine.ru/magazine/2002/1-02/1036-ddt-
2См. Тарасов А. Тува замедленного действия.
Что случилось ... 
Юрий Шевчук как зеркало русской реставрации (2): 1 комментарий