Скоро смерть заговорит… (альбом «Актриса весна»)
Альбом «Актриса весна», вышедший в 1992 году стал лучшим и самым успешным в творческой истории группы. И несмотря на то, что на Шевчука очень сильно повлияла смерть его горячо любимой жены Эльмиры, в композициях альбома живо отразилась сложная переломная эпоха. Можно сказать, альбом стал прощанием со страной. Недаром, несмотря на название, аж две песни на альбоме посвящены осени и многократно в песнях возникает тема родины.
Альбом открывается новой версией песни «Дождь», которая стала «классической». Любопытно, что в клипе на эту песню используется ставшая популярной идеологическая схема: игрушечный городок заполоняют солдатики (включая пластмассовых красноармейцев), потом весь этот город вместе с солдатиками смывает вода и остаётся только один домик.
Смысл этого клипа следующий: предыдущая история России, вплоть до настоящего момента, была неправильной, жестокой, и вот теперь настало время начать «с нуля», с чистого листа. Советских патриотов тогда клеймили консерваторами, вообще слово «патриот» приобрело в официозных СМИ презрительный оттенок. Кто бы мог подумать, что через двадцать лет оплёвывания истории практически те же самые люди по тем же каналам начнут вопить о «традиционных ценностях» и клеймить «фальсификаторов истории»?
Шевчук не был автором этой концепции, но она привлекала тогда многих, поскольку никто уже не верил развращённым кремлёвским и околокремлёвским политиканам, всем хотелось пожить как-то без них.
Но самой мощной песней альбома стала «В последнюю осень», признанная впоследствии радиостанцией «Европа Плюс» одной из «лучших песен ХХ века». Песня получилась светлой и одновременно печальной. В поэтическом вступлении сам Шевчук напоминает, что Осень — это прощание с летом и предчувствие зимней «смерти»:
Лета нету, как кометы
Блещут листья на ветру,
Осень — крики без ответа,
Осень — вера в тишину.
Скоро вьюги и метели,
Скоро смерть заговорит,
Только ели еле-еле,
Зеленея, греют вид
Конечно же, это своеобразный реквием по умершей стране: «Прощальным костром догорает эпоха…» Но, что существенно, автор в этот переломный исторический момент занимает позицию наблюдателя: «мы наблюдаем за тенью и светом». Такую же позицию заняло и большинство россиян. Они видели грызню властителей за советское наследство, но не могли себя заставить примкнуть ни к одной их сторон, понимая, что «обе хуже».
При этом автор всё же испытывает определённое облегчение и освобождение: «Осенняя буря, шутя, разметала // Всё то, что давило нас пыльною ночью». Поздний СССР был действительно неподвижной страной с давящей атмосферой, на смену ему пришла ельцинская «контрреволюционная демократия», когда народу разрешили всё: наркотики, аферизм, любой разврат и любое мракобесие (от мельчайших сект до «солидного» православия). Запрет был установлен только на коммунистическую идеологию, по которой не так много людей и горевало, хотя именно теперь она вроде бы получила возможность по-настоящему развиваться без номенклатурных оков.
Голодное море, шипя, поглотило
Осеннее солнце, и за облаками
Вы больше не вспомните то, что здесь было,
И пыльной травы не коснётесь руками.
Интеллигенции и не хотелось оглядываться на вчерашний день, на советское прошлое и его атрибуты: красные флаги, комсомольские значки, партбилеты, лозунги. Впрочем, и в будущее никто особо не смотрел, все с упоением открывали ещё более древнее прошлое: наследие «белой» эмиграции, религиозную философию, верноподданническую линию российской культуры; или просто наслаждались голливудскими боевиками или немецкой порнографией.
Песня была посвящена памяти Виктора Цоя, поэтому в ней получила развитие и тема «ушедших в последнюю осень поэтов». Но, увы, ни стхи Пушкина, ни песни Цоя не могли объяснить, как должно поступать в подобные эпохи.
Песня «Фома» прекрасно показывает безверие обывателя, стремление замкнуться в кругу сугубо личных проблем: «Я верю с трудом в очищение огнем и часто не верю в пожатие рук». Позже в альбом была добавлена песня «У тебя есть сын», лирический герой которой колеблется между «домом» и «дымом», между «уютом» и «войной». Шевчуку было уже 35 лет, пора было врастать в быт.
У тебя поют, у меня — луна,
У тебя тепло, у меня — к нулю.
За спиной — стена, а в стене — стекло, —
Вот и весь уют, вот и вся война.
Очень популярной, поистине всенародным хитом стала песня «Что такое осень», в ней всё то же ощущение свободы («ветер вновь играет рваными цепями») и тревоги за будущее («что же будет с родиной и с нами?»).
Я зажёг в церквях все свечи (альбом «Чёрный пёс Петербург»)
«Чёрный пёс Петербург» вышел в 1993 году в разгар борьбы за власть в политической верхушке страны между президентской ельцинской группировкой, представлявшей прозападную компрадорскую буржуазию и государственным советом, который выражал интересы местных промышленников. Народ растерянно следил за этой дракой, приговаривая: «Чума на оба ваших дома».
Кульминацию этой борьбы с предельной ясностю описал современник и исследователь этих событий Александр Тарасов: «Теперь мы знаем, как выглядит либерализм в действии. Почти все эти несчастные люди, убитые либеральным режимом на московских улицах, были случайными жертвами — и безоружными. Тем обыватель и характерен, что, как и положено трусу, с сильным противником он не связывается («с сильным не борись, с богатым не судись», говорит мещанская мудрость), но уж на слабом отыграться всегда готов.
Так и произошел государственный переворот 1993 года, в ходе которого одни мещане, придурковатые мещане-консерваторы — руцкие, хасбулатовы и прочие макашовы — поддались на провокацию других мещан, либеральных мещан — и дали возможность ельцинам, гайдарам, грачевым и волкогоновым вдоволь порезвиться, поубивать рядовых граждан на улицах столицы.
Теперь мы знаем, что государственный переворот, устроенный Ельциным в октябре 1993 года, был нужен только ради того, чтобы никто не мешал нашим либералам-западникам воплощать в России их «либеральную модель» (то есть, попросту говоря, безнаказанно воровать)»1.
«Чёрный пёс Петербург» записывался в 1992 году, когда это противостояние ещё только разогревалось. Этот концертный альбом многие (включая саксофониста Михаила Чернова) считают пиком творческого развития группы. Здесь помимо песен присутствуют длинные инструментальные проигрыши и стихи. Со стихотворения альбом и начинается. Эти же слова прозвучат в заглавной песне альбома:
Черный Пес Петербург, морда на лапах,
Стынут сквозь пыль ледяные глаза.
В эту ночь я вдыхаю твой каменный запах,
Пью названия улиц, домов поезда.
Черный Пес Петербург, ночь стоит у причала,
Скоро в путь. Я не в силах судьбу отыграть.
В этой темной воде отраженье начала
Вижу я и, как он, не хочу умирать.
В этих строках чувствуется обречённость, смирение перед трагической судьбой. Шевчук остаётся наблюдателем, он вне происходящих событий. Впрочем, определить свою сторону в ту пору было непросто.
Одной из важнейших и популярнейших песен альбома и, пожалуй, самой жизнеутверждающей, стала песня «Я зажёг в церквях все свечи», она больше всего напоминает манифест, кредо Шевчука и иже с ним.
Я зажёг в церквях все свечи,
Но одну — одну оставил,
Чтобы друг в осенний вечер
Да по мне её поставил.
Чтобы дальняя дорога
Мне короче показалась,
Чтоб душа, вздремнув немного,
Вновь в Россию собиралась.
Казалось бы, что тут особенного? Обычная песенка про любовь к родине. Но тут есть целый ряд нюансов, имевших особый смысл в той исторической обстановке. Во-первых, упоминание церкви и атрибутов церковности (свечи, душа). В то время религиозную карту разыгрывал именно Ельцин. Так что можно было и не распинаться в любви к президенту или новой либеральной власти – достаточно было лишь защищать религию и церковь, это уже означало поддержку ельцинскому курсу, согласие с осуществляемыми над страной операциями.
Далее – мотив дальней дороги и возвращения. Это символы происходящих в стране перемен. Ведь Шевчук не эмигрант, вроде Гребенщикова, возвращающийся на родину из-за океана. Заметьте, возвращается герой песни не куда-то, а именно в Россию. Тем самым Шевчук и его аудитория поддерживают развал СССР и движение страны «вспять», к образу дореволюционной России (само название альбома приветствует обратное переименование Ленинграда в Санкт-Петербург). То, что происходило в стране и было реакцией, монархически-религиозной по форме, капиталистически-буржуазной по сути.
При этом поэт вроде бы подмечает мрачные оттенки происходящего:
Отняла любовь земную,
Подарив тоску и веру,
Разбавляя удалую
Жизнь веселием без меры.
Ни кола, ни двора, ни денег –
Только горечь да тревога,
Да закат, где всё до фени,
Где ни двери, ни порога.
Шевчук всё ещё горюет по «любви земной» (умершей жене), но приветствует возвращение «веры», отмечает «веселие без меры», то есть падение прежних рамок и ограничителей – от правовых до моральных. Страна захлёбывалась нахлынувшими импортными товарами, а у населения не осталось «ни кола, ни двора, ни денег».
Ещё одно стихотворение на этом альбоме – «Суббота».
Суббота. Икоту поднял час прилива.
Время стошнило прокисшей золой.
Город штормит, ухмыляется криво,
Штурмом взяв финскую финку залива,
Режется насмерть чухонской водой.
Шевчук рассуждает об «успении» (смерти) страны, о растрате и «распродаже» прежних идеалов и «смыслов».
Заколотили мы в рощу дубовую
И закопали её под Невой.
Надо бы, надо бы родить бабу новую,
Светлу, понятну, идейно толковую,
Да грешный наследный вредит геморрой.
Поэт ощущает потребность в появлении новой, лучшей, страны, но уже ощущает бестолковость попыток её создания. В этом он винит некий «наследный геморрой». Толковать это объяснение можно по-разному: построить светлую и идейно толковую страну мешает наследие: коммунизма, сталинизма, всей российской истории (нужное подчеркнуть).
Так до сих пор и спорят наши интеллигенты о том, какое именно наследие повинно в наших нынешних неурядицах.
История стала загадкой (альбом «Это всё»)
Если альбомы «Актриса весна» и «Чёрный пёс Петербург» создавались в период неопределённости, когда Шевчук (и многие вместе с ним) колебался между надеждой и страхом, то альбом «Это всё» вышел в 1995 году, уже после силового захвата власти ельцинской группировкой, когда масштабы исторической трагедии стали ясны.
И, наверное, самой трагичной и задумчивой песней на альбоме стала «Белая ночь». Снова она посвящена Санкт-Петербургу, белые ночи — его характерный признак.
Ни дожить, ни допеть, не даёт этот город уснуть,
И забыть те мечты, чью помаду не стёр на щеке.
В эту белую ночь твои люди, шаги, как враги,
Обнаженную ночь, твоя медная речь — острый меч.
Бессонные раздумья, расставание с наивными мечтами, чувство тревоги… Сам образ белой ночи выглядит парадоксом, противоречием, становится символом загадочной российской истории, где перепутаны добро и зло.
Как ты там, за чертой, где ты там в тишине.
Заболел я душой, что вернулась ко мне.
Эта белая ночь без одежд ждет и просит любви.
Эта голая ночь, пропаду я в объятьях ее, не зови.
Поэт искренне пытается, но не может понять происходящее, история стала для него загадкой. Прежняя, позднесоветская, её версия объявлена лживой, а новую идеологи ещё не успели выдумать. Забегая вперёд, скажу, что и не сумели выдумать до сих пор.
В талантливом клипе, снятом на эту песню, даётся образный обзор той части истории России, которая связана с Петербургом: от Петра Великого до девяностых годов. Вот могилы императоров, вот их восковые фигуры… Вереницей друг за другом идут убийство Павла Первого, казнь декабристов, гибель Александра Второго и Николая Второго с семьёй, затем жертвы революций, сталинских репрессий, Великой Отечественной войны, дымящееся здание Белого дома. Вереницы могил переходят в обычные многоквартирные дома. Представляется, что вся история России — это одна цепочка бессмысленных жестокостей.
Интеллигент Шевчук ищет ответа в истории, но не может его найти.
Социально-драматическая композиция «Российское танго» более решительна по тону, но, в сущности, передаёт то же чувство растерянности, дезориентированности. Она описывает противоречия российской действительности, её жестокость и бессмысленность. Припев: «Российское танго танцуют вороны». Вороны — символ беды, смерти.
Кто засыплет эту грязь снегом,
Кто припудрит наше сырое мясо?
Кто ж запpавит этот свет следом,
Кто зальет его из вены квасом?
Эх, да пропечатали буквами наши песни,
Понашили из трусов героев.
Потерялся я среди этих строев,
Да, ничего не пойму — хоть тресни.
«Кто?» — вопрошает поэт, но именно в этот исторический период народ оказался пассивен, героев не отыскалось. Во всяком случае, в достаточном количестве. Голос умных людей, утонул в информационном шуме. А главное, этот голос некому было слушать. Шевчук предпочитает «ничего не понимать». И в этом сказывается, с одной стороны, недоверие к официозной кремлёвской пропаганде, где теперь взамен «государственников» восседали либералы, оказавшиеся ничем не лучше прежних вралей. Общество вообще отучилось верить: интеллигенция давно жила с фигой в кармане, а у народа хребет был сломан ещё в сталинскую эпоху.
Настоящая война (альбом «Любовь»)
Альбом «Любовь» 1996 года сами музыканты признавали не слишком удачным. В него, как и в альбом «Рождённый в СССР» вошли песни, написанные ранее. Поэтому они продолжали тему раздумий о сломе эпох, о свершившемся переломе.
Шевчук говорил: «Мы ничего не делали в 95-м, просто играли песни какие-то. В 96-м эти песни выгребли, и получился альбом „Любовь“. Почему „Любовь“? Меня наверняка поймут все: когда искупаешься в грязи по уши, причем не один раз, очень хочется за что-то уцепиться чистое, светлое… И, кроме Любви, наверно, ничего такого и нет»2.
Мы, конечно, понимаем, что и никакой любви тоже нет. В разные эпохи это слово наполнялось совершенно разным смыслом. В буржуазную эпоху, по меткому выражению Лукача, любовь стала выражать веру в «правильный капитализм», в возможность примирить противоречия буржуазной действительности. Буржуа считает капиталистическую систему с её рыночными свободами и личными правами хорошей и правильной, но постоянно удивляется, почему же люди вокруг грубы и жестоки, бескультурны и безнравственны. И ему кажется, что вот надо исправить это бескультурье и эту безнравственность — вот тогда и заживём! Он не понимает, что грубость и жестокость людей при капитализме проистекают из того самого рыночного духа, из тотальной конкуренции, из гоббсовской «войны всех против всех». То есть без перестройки экономических и социальных отношений души людей спасти нельзя. Какая, к чёрту, любовь, если именно наглость, умение ходить по головам и ведут при капитализме к вожделенному успеху?
Вспомним песню «Победа». Так вот настоящая война у нас началась именно с насаждением капитализма. Вот тут мы и стали друг другу врагами. Вот тут брат и пошёл на брата.
Увы, эти связи останутся для Шевчука тайной на всю жизнь. Но зато в этом своём непонимании он напоминает большинство наших сограждан, даже, как уже говорилось, лучшую их часть. Шевчук не хочет ходить по головам, топтать слабых, бить в спину. Он хочет «любви».
Песня «Железнодорожник» рисует картину разрухи и запустения.
Мусор вдоль железной дороги,
Ползущей по жующему лесу,
Тампексы, банки из-под тревоги,
Бутылки от счастья и лишнего веса.
Смятые легкие от сигарет,
Газеты с брехнёй и следами поноса,
И так далее — это тысячи лет,
Гниет и тлеет на склоне откоса.
Страна превращена в гигансткую помойку, она завалена не только реальным, но и духовным мусором. Железная дорога — символ истории, исторического пути России. Но вместо того, чтобы предъявить претензии действующей власти за развал производства, превращение городов в руины, отказ от экологической политики, приватизацию коммунальных служб, за вредительскую культурную политику, Шевчук делает философское лицо: мол, всегда так было, «тысячи лет». Остаётся только махнуть рукой.
Пьяный, со слезящимися
Глазами железнодорожник
Растет у дороги вечного ветра,
Выставил ухо, как подорожник.
Слушая вой и зубов скрежетанье
Наезжающего звука,
Ставит стрелку в не то состоянье
Переводит в тупик, и сипит: «Ни пуха».
Как поэт не могу пройти мимо бездарной рифмы «железнодорожник-подорожник» и ещё раз отметить, что Шевчук, как минимум, очень неровный поэт, у него нет поэтического слуха, он не умеет отличать удачные поэтические строки (которые у него есть) от банальных и попросту безграмотных. Кстати, о грамотности и культуре. Этим Шевчук тоже не блещет. Мы не найдём в его творчестве влияния великих писателей, философов и т. д. В лучшем случае — это «школьный набор»: Пушкин, Достоевский, Толстой. Это культурный минимум, впрочем, как и у многих наших соотечественников.
Железнодорожник направляет состав в тупик. Это верное наблюдение. Забросив исторически прогрессивную попытку построения более совершенного общества, мы вернулись в общемировую колею да ещё и в качестве заднего прицепного вагона. Если СССР вёл за собой полмира, воплощал собой альтернативу капиталистическому пути развития, то Российская Федерация стала ресурсным придатком Запада (сегодня — Китая) и уже не в состоянии никого за собой вести. Тупик.
Завершается альбом бонус-треком «Марина», весёленькой песней. Кстати, это тоже песня про любовь, но любовь тут не та, которая призвана исправить вывихи буржуазной действительности, а простая, обыденная: понравилась поэту девушка, вот он и пишет для неё стихи.
Марина, у Марина
Сидела на песке,
Нам выпало, Марина,
Обоим по тоске.
Ты — в Средиземном море,
Я — на краю земли,
Я будто плоскогорье,
Ты — пальма кораблей.
Любовь призвана сократить расстояние между конкретным мужчиной и конкретной женщиной, избавить их от тоски. Хотя Шевчук не забывает о своём правдоискательстве, о попытках понять страну и время:
Мотаюсь по оврагам,
Ищу себя в лесу,
Борюсь с закатом правды,
Точу дождю косу.
Что ж, и на том спасибо.
Примечания
1Тарасов А. Долой продажную буржуазно-мещанскую культуру посредственностей, да здравствует революционная культура тружеников и творцов! https://saint-juste.narod.ru/manifest.htm.
2DDT. Понимание свободы. https://web.archive.org/web/20141024050205/http://fuzz-magazine.ru/magazine/2002/1-02/1036-ddt-.
Что случилось ... 
Юрий Шевчук как зеркало русской реставрации (3): 1 комментарий